– Кажется, уснула, – шепнула Женя. – Но это неважно.
– Думаешь, он еще ждет? – прищурился Олег.
– Наверняка. Хотя, может быть, перестрелка спугнула. Ты помнишь, где видел машину?
– Конечно. Только в лесу сейчас темно.
– Может, найдется какой-нибудь фонарь? – Женя пошла к лестнице, ведущей в подвал.
– Я с вами! – вскинулся было Грушин, но тотчас схватился за плечо и сел, резко побледнев.
– Ради бога, Димыч! – сердито сказал Олег, и Грушин слабо замолотил кулаком по дивану:
– Черт, черт, будь он проклят, придурок окаянный!
– «Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя, ибо злодейство есть несчастие», – пробормотал Олег.
– Что это? – изумленно взглянула Женя.
– Карамзин. «История государства Российского». Сказано о Святополке Окаянном, однако… Постой, я знаю, где фонарь. Возле той двери в подвале, через которую я вошел. Димыч, держись тут, мы скоро вернемся.
Уходящих гостей тут не задерживали. Более того, когда Олег грохнул кулаком по сейфу, куда канул пистолет шефа «Агаты Кристи» (тот, сколько ни напрягал головушку, не смог вспомнить, какой код набрал, а оружие Охотникова они оставили – на случай появления милиции), – дверца открылась сама собой. Так что у Жени теперь тоже был пистолет.
Олег сказал, что дорога лежит восточнее, и они побежали через редковатый, чахлый подлесок.
– Да, это вам не тайга, – бормотнул было Олег, но тотчас же чуть не упал, споткнувшись о трухлявое бревно, и впредь помалкивал, пока тьма чуть-чуть не расступилась, вспугнутая быстрым промельком света.
Похоже, вспыхнули и погасли фары.
Олег шепотом приказал Жене держаться за его спиной, а когда она не послушалась, схватил за руку и дернул назад. И все-таки она порывалась обогнать его – главным образом потому, что, удерживая, Олег не отпускал ее руку.
Сумятица страшная царила в голове, обрывки мыслей мешались… в основном упреки и опасения. Упреки она адресовала себе. Почему не вспомнила того человека раньше?! Что теперь будет у них с Олегом… О чем еще умолчал сегодня Грушин – черт его знает почему, то ли значения не придал, то ли и впрямь из-за старой обиды на Женю… Вот бог его и наказал, но не наказал ли он заодно и ее?
Она гнала от себя эти мысли, потому что думать сейчас надо было совершенно о другом, но ничего не могла поделать с глупой головой и глупым сердцем.
Благополучно одолев какую-то канаву, выбрались наконец на дорогу – и тотчас замерли, залитые слепящим светом: человек, сидевший за рулем, включил фары.
Сейчас можно было ждать чего угодно: выстрела, внезапного рывка машины вперед, на них, – или, наоборот, панического бегства.
Но он не сделал ни того ни другого: опять погасил свет и остался сидеть в кабине. Затаился и ждал – осторожно… трусливо? А ведь он, в сущности, всегда был трусом, этот человек, который уничтожал своих врагов, используя чужое безумие…
Женя поняла это внезапно – и страх сразу отошел. В ее голосе звучало лишь усталое презрение, когда, стукнув стволом в стекло, она сказала:
– Выходите, Сергей Владимирович. Побеседуем на свежем воздухе.
«Во многой мудрости многая печаль, и умножающий знание печаль умножает…»
О, как бы я хотел не знать того, что знаю, и не ведать того, что ведаю! Зачем я оглянулся, зачем не удержался от соблазна, зачем обогатился этим знанием, которое подобно каиновой печати… однако в отличие от нее прожигает не только лоб, но и сердце?»
Климов медленно выбрался из машины и стал, привалясь к стеклу.
Он молчал.
Нет, пожалуй, Женя недооценивала его! Чудилось, сейчас она отчетливо слышит в лесной тишине быстрый полет его мыслей: он мгновенно оценил ситуацию, мгновенно собрался – настолько, что не стал тратить времени на дешевые восклицания типа: «Какая приятная, а главное, неожиданная встреча!» Он выжидал хода противника.
Ход сделал Олег:
– Жаль, я не знал раньше, что господин Климов работает в магазине «Дубленки, кожа, меха». То есть основной поставщик – фирма «Таежное золото», которая почему-то не зарегистрирована ни в одном административном и налоговом органе? Сырец шел, да? Выделывали-то шкуры хоть в Хабаровске или прямо в тайге, на какой-нибудь базе в нанайском селе? И вряд ли вы такую богатую добычу проворачивали через один магазин! Наверное, все вещевые рынки были задействованы, и даже, возможно, не только в Нижнем Новгороде? А чем вам не угодил бедняга Корнюшин? Не предоставил достаточного количества гробов для транспортировки товара? Шутка, шутка. Нет, конечно, все проще: делиться со старинным другом не захотелось, да? Вы и вправду надеялись уладить дело миром, когда прилетали в Хабаровск, или пудрили мозги приятелю, чтоб умер счастливым?
Климов не ответил. Он явно был удивлен – ждал-то совсем другого разговора…
– А как вы поладили с Иваном? – спросила Женя. – Он ведь ненавидел вас так же, как остальных, почему же стал вашим послушным орудием? И почему после смерти Стоумова прошло столько лет, прежде чем он поднял руку на Полежаева?
Климов молчал.
– Погоди-ка, – сказал вдруг Олег. – Как же я сразу не понял! Иван не убивал Полежаева, вот в чем все дело! Стоумова – да. Очевидно, встретились они случайно, по пьянке, у Ивана еще горела душа. Но, думаю, эта смерть его так потрясла, что он как бы замер на несколько лет. Вернулся к работе – тогда-то и начал появляться в Нижнем, встретился с Эммой. А потом случайно погиб Полежаев. Это, похоже, был просто несчастный случай, не имеющий отношения ко всей истории со спектаклем. Некую мистическую связь в этом усмотрели, пожалуй, только двое: Аделаида и вы. А потом вы встретили Ивана… Где?
Климов не проронил ни звука.
– Да, мы можем только предполагать, – пробормотала Женя. – Но выясним, выясним! Ваша теща работает в областной, в нейрохирургии – что-то с этим связано, конечно? Какие-то болеутоляющие для Ивана, потом наркотики? Чем вы держали его, чем дергали, чтобы вам и невинность соблюсти, и капитал приобрести? Как оживили в нем прежних, уже забытых демонов? Ведь то, что он говорил сегодня, – это бред больного человека, бред безумца!
Климов шевельнулся:
– С ним – что? Он жив? Я слышал выстрелы.
– Почему же не бросились на помощь, раз слышали? – с ненавистью спросил Олег. – Он-то к вам пришел – тогда, на даче Корнюшина, помните?
Климов только коротко выдохнул – и опять умолк.
– Ну, с Корнюшиным все ясно, – безнадежно махнув рукой (потому что ничего не было ясно, ничего!), сказала Женя. – А Неборсина убили почему? Он вам тоже дорогу перешел? Или из застарелой, патологической ревности? Но это ведь тоже болезнь, тоже сумасшествие. А зачем с Алиной и Аделаидой надо было расправляться? Заодно? Для пущего эффекта?
– Вы что, думаете, его так просто было остановить? – хрипло, словно через силу, выговорил Климов. – Еще неизвестно, кто был чьим орудием. Сами видели – сумасшедший! Вбил себе в голову, что нужно всех, всех… даже верил иногда, что Кольку Полежаева тоже он прикончил. Да черт его знает, может, и в самом деле он!
– А вы его не разубеждали, правда, скорее наоборот, – кивнула Женя. – Всех-всех, говорите? А как же он вас живого отпустил – там, в конюшне? Это ведь не я ему помешала – Ваныча там и близко не было.
Климов слабо дернулся, но опять смолчал. Женя долго смотрела на его блеклое, почти не различимое во тьме лицо, как вдруг Олег резко подался вперед, будто что-то хотел сказать, и в то же мгновение Женю тоже осенило:
– Так это вы… сами? Сами?! Но ведь Балтимор мог забить вас до смерти!
– Балтимор меня только разок саданул – и все, – с ноткой торжества ответил Климов. – Я нечаянно подставился: задумался, зашел сзади, а он этого терпеть не мог, если помните. Ну, дал он мне крепко. Я отлетел к стенке – и вдруг меня словно пронзило: вот мой шанс! Я подозревал, что Ванька скоро за меня примется, он все время выворачивался из рук, я каждую минуту должен был ждать от него какой-то пакости. Не зря же он в манеж пристроился. А тут получалось – сама судьба меня наказала. Конечно, пришлось Балтимора огреть как следует, чтобы буйствовать начал, чтобы правдоподобно все выглядело. Но я лежал в мертвой зоне, он меня не мог зацепить, а на лежащего человека даже такая сволочь, как Балтимор, не наступит. И Ванька поверил, отвязался!
Климов возбужденно хохотнул и, словно спохватившись, оборвал эту безудержную, захлебывающуюся речь, даже отвернулся.
– Да, хитро, – пробормотала Женя. – Теперь вы были в безопасности и могли подобраться к Корнюшину… Но, ради бога, объясните, зачем вы все-таки выдали Ивану Аделаиду? Она сегодня утром звонила Лере, поздравляла с днем рождения, да? Вы сами вытянули из Аделаиды, где она находится, или Лерочка помогла? Она что, в курсе дела?
– Никто не в курсе, – прошипел Климов. – Понятно? И дела никакого нет! Спросите Ивана, если хотите что-то узнать, а меня оставьте в покое!
– О, я, кажется, понял… – протянул Олег. – Аделаиду вы отдали на растерзание, потому что Иван не очень-то поверил в ваш трюк с Балтимором, да? И вы знали, что ваше время рано или поздно придет. И решили: пусть он отведет душу с Аделаидой, совершит очередное жертвоприношение, расслабится, успокоится, утратит осторожность… а вы тем временем… Мавр сделал свое дело – мавр может уходить? Не пойму, почему это мне упорно кажется, что Иван сегодня ночью так и не добрался бы до города?
– Кажется – так перекреститесь, – спокойно ответил Климов, открывая дверцу. – Ничего я не понял из того, что вы тут наговорили. И я вам ничего не сказал. Это все так… фантазии! Гипотезы! Никто ничего наверняка не знает, и никто ничего не докажет!
Он хлопнул дверцей, неторопливо включил зажигание. Олег оттолкнул Женю на обочину, выхватывая оружие, однако Климов только издевательски сверкнул на него взглядом и резко тронул «джип» с места. Вспыхнули и погасли, удаляясь, габаритные огни. И вдруг…