Доктор Шапиро поморщился.
– Велика вероятность неврологических повреждений. Вот поэтому мы и настаиваем на срочном хирургическом вмешательстве. Я взял на себя смелость связаться со специалистом из университета Эмери в Атланте. Он готов приехать, если мы подстроимся под его график. Вы молоды. У вас прогноз благоприятный. И естественно – из‑за случившегося, – больница возьмет на себя все расходы, которые не покрывает ваша страховка.
Джей Би нахмурился.
– Едва ли вопрос денег тут главный. Речь идет о преступной халатности.
На этот раз реакция Мэйзи была нестандартной: она не разрыдалась, а сохранила спокойствие. Поцеловав Джонатана, она обняла Лизетт:
– Вам, ребята, нужно время, чтобы поговорить. Поэтому мы оставляем вас. Я завтра же напишу вам. Если понадобимся, звоните.
После того как они ушли, доктор Шапиро снова обратился к Джонатану:
– Мне бы хотелось, чтобы вы завтра утром, к десяти, были у меня в кабинете. Мы рассмотрим с вами все варианты. В настоящий момент у вас остались какие‑то вопросы?
Джонатан покачал головой:
– Нет. Я буду у вас.
Лизетт обменялась с врачом рукопожатием.
– Спасибо, что приехали лично. Для нас это много значит.
Экономка проводила доктора Шапиро до двери.
– Естественно, он приехал лично! – возмущенно заговорил Джонатан, расхаживая по комнате. Вид у него был грозный. – Как же иначе. Десятки семей могут подать на них в суд. Он пытается уменьшить ущерб.
– Ну что ты так разволновался! – воскликнула Лизетт. – От этого никакой пользы.
– Я знаю, от чего может быть польза.
– И от чего?
– От секса с женой.
Смущенно покраснев, Лизетт спросила:
– А ты уверен?
– Да. Я отлично себя чувствую. Давай заберем вещи из машины и отправимся в кровать.
К тому времени, когда они перенесли в комнату свои чемоданы, экономка и повар закончили с делами и, пожелав им спокойной ночи, ушли. Джонатан запер входную дверь.
Он понимал, что причины для того, чтобы Лизетт стала его женой, исчезли в одно мгновение. Что ему больше не грозит перспектива медленного и мучительного угасания. Однако он старался держаться так, будто ничего не произошло, и прикидывал, может ли он сказать Лизетт о том, что любит ее, о том, что хочет жить с ней в настоящем браке. Ее желания так и оставались для него тайной. Он знал, что она переживает за него, но в этом не было ничего удивительного, при ее‑то добром сердце.
Джонатаном овладело ликование. Его уже не ждал смертный приговор. Существовал огромный шанс того, что он вылечится. Впервые за долгое время он ощутил надежду.
Когда он вместе с Лизетт поднимался наверх, его вдруг осенило: а ведь сегодня опять будет первый раз! Потому что у них ни разу не было секса в этом доме.
Он остановился у двери в спальню и вздохнул.
– О черт.
Лизетт выглянула из‑за его спины и застонала.
Гардеробная в спальне была огромной, но Джонатан использовал едва ли треть этого помещения. Перед отъездом на Антигуа он поручил горничной и ее дочери‑подростку перевезти вещи Лизетт из квартиры. Очевидно, женщины решили, что у них для этого есть вся неделя, а Джонатан забыл предупредить их о возвращении.
В настоящий момент огромная двуспальная кровать была завалена вещами.
– Ничего страшного, – сказала Лизетт, входя в комнату. – Мы сейчас все быстренько развесим. Это займет всего пятнадцать минут.
Она оказалась права. Джонатан брал стопку одежды, а Лизетт проворно развешивала ее на плечиках. Он спешил, поэтому пытался взять побольше зараз, но все же переоценил свои возможности, и несколько вещей, упакованных в прозрачный тонкий чехол, свалились на пол.
– Я ими займусь, – сказал он, – а ты разбери чемодан. И готовься лечь в постель.
Разорвав один из чехлов, он собрался повесить на штангу юбку, но тут из кармана выпал белый конверт. Он поднял его и увидел свое имя, выведенное аккуратным почерком Лизетт.
Заинтересовавшись, он открыл конверт и прочитал письмо. И похолодел. Значит, Лизетт планировала уйти от него, бросить «Судоходную компанию Тарлтон». Он посмотрел на дату. Так вот почему она оказалась в рабочем кабинете в особняке в тот роковой день! Пока он приходил в себя от диагноза, Лизетт предпринимала шаги, чтобы изменить свою жизнь.
Несмотря на предлог, будто бы ему понадобится помощник в принятии решений на период болезни, он тогда попросил ее выйти за него исключительно потому, что испытывал к ней довольно сильное чувство. Теперь он это точно знал. И ему тогда казалось, что она тоже неравнодушна к нему. Медовый месяц убедил его в правильности предположения. После того как они в первый раз переспали, он решил, что она приняла его предложение, так как хотела провести с ним оставшееся ему время.
Оказывается, что все гораздо хуже. Она вышла за него из жалости. Ее сострадательное сердце и щедрая душа убедили ее стать для него удобной женой, хотя для нее такой расклад был неудобен.
Джонатан ощутил приступ тошноты. Ведь он отпустил бы ее. Она много лет потратила на уход за своей больной матерью. Судя по письму, она была в шаге от того, чтобы зажить своей жизнью. И он точно не хотел, чтобы она чем‑то жертвовала ради него.
Еще не уложив в голове всю ту информацию, что свалилась на него за этот день, Джонатан сунул письмо в свой карман. Когда Лизетт, одетая в майку с надписью «Пальмовый остров» и крохотные плавки, вышла из ванной, он улыбнулся ей.
– Спасибо, что разобрал одежду, – сказала она.
– Мне это не составило труда. Я сейчас приму душ и присоединюсь к тебе.
– А разве нам не надо обсудить завтрашний день? – озадаченно спросила она. – И то, что сказал врач. Ведь для тебя это стало шоком.
«Два шока», – подумал он, имея в виду письмо.
– Если честно, я бы предпочел заняться сексом со своей женой, а потом мирно заснуть в обнимку с ней. Завтра наступит очень быстро.
Зазвонил телефон Лизетт. Мобильник лежал на комоде, и Джонатан, стоявший ближе к нему, взял его, чтобы передать ей. Его взгляд случайно упал на экран, где высветилось имя звонившего, и ему показалось, будто его ударили в солнечное сплетение. Хартли Тарлтон.
Джонатан ощутил, будто его тело осталось на полу, а сам он взлетел к потолку и плавает в воздухе, наблюдая за Лизетт.
– Почему, черт побери, тебе названивает мой брат?
В качестве рингтона была поставлена известная песня «Битлз», в которой говорилось, что человеку нужна только любовь. Песня звучала и звучала. Лизетт была бледна как мел, ее рука, потянувшаяся было за телефоном, безвольно повисла.
– Я могу все объяснить.
Джонатан нажал кнопку отбоя. Воцарилась гнетущая тишина.
– Нет, – сказал он, – сомневаюсь, что у тебя получится.
Предательство ранило его сильнее, чем происшествие на катере. Ведь Лизетт знала, как он относится к Хартли! Вся семья знала.
Лизетт всплеснула руками.
– Я занесла его телефон в список контактов, чтобы знать, что на звонки с этого номера отвечать не следует.
– Мимо. Попробуй еще раз.
У него стали неметь руки. Неужели это сердечный приступ? Сначала страх от появления доктора Шапиро. Потом ликование от мысли, что все его мечты станут явью. Затем ошеломление от письма. А теперь еще и это.
Лизетт вздернула подбородок.
– Вчера, когда мы были на Антигуа, он позвонил мне. Он сказал, что знает о том, что с тобой что‑то не так… что между вами всегда существовала связь. Я сказала, что не могу говорить с ним. Я ничего о тебе не рассказывала, клянусь. Я постаралась побыстрее закончить разговор.
– Ясно.
Джонатан задумался. Может, Лизетт как‑то связана с Хартли? А он, глупец, подписал с ней брачный договор и передал ей гораздо больше, чем когда‑то украл Хартли. Эх, понять бы, что происходит.
Лизетт молчала и смотрела на него. В ее глазах блестели слезы.
– Это правда, честное слово. – Она напряженно сглотнула. – Я люблю тебя, Джонатан. Позволь мне помочь тебе. Не отталкивай меня.
«Позволь мне помочь тебе».
– Я не нуждаюсь в помощи, – спокойно сказал он.
Джонатан уже не знал, чему верить. Однако вопрос с Хартли он считал второстепенным. Сейчас для него главным было дать свободу Лизетт. Он не мог допустить, чтобы она жертвовала своей жизнью ради него. И оттолкнуть ее можно было только резкостью. У него все получится, сказал он себе, как бы больно ни было. Он достал из кармана конверт.
– Ты это помнишь?
– О боже.
– И в самом деле. – Он положил заявление об уходе на комод. – Я прямо сейчас еду в гостиницу. Завтра, когда я вернусь, тебя здесь быть не должно.
Лизетт побледнела.
– Я понимаю, что многое изменилось, – сказала она. – Но ты женился на мне, чтобы защитить компанию. Давай не будем спешить. Нужно время, чтобы все тщательно обдумать.
– Причины, по которой я женился на тебе, больше не существует. Либо операция убьет меня – в таком случае управление перейдет к моей сестре, либо я выздоровею, и жизнь продолжится. Тебе в этом места нет. Больше нет.
– Но я же люблю тебя, – заплакала она. – Ты должен поверить мне.
Он медленно покачал головой:
– Сейчас я уже не знаю, чему верить. Очевидно, все в моей жизни не такое, каким выглядит. Лизетт, я разрываю наше соглашение. – Все глубже погружаясь в отчаяние, он взял в руку заявление. – Теперь ты свободна «расти и двигаться дальше» и «высвобождать время для путешествий». Для меня это ничего не меняет, – солгал он. – Передо мной стоят более важные проблемы, чем твое счастье и твое будущее. – Резкие слова слетали с его губ, наполняя его сердце холодом.
Лизетт затрясло так, что у нее застучали зубы.
– Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, когда ты пойдешь на операцию. Прошу тебя, Джонатан.
– Нет.
Она судорожно втянула в себя воздух.
– Ты точно хочешь расторгнуть наше соглашение? Ты хочешь развода?
– Развод был бы лучше всего. Но мы поставим этот вопрос на паузу до того момента, как закончится операция. Ведь все может разрулиться само собой, если мой мозг не выдержит.