– Не говори так! – закричала Лизетт.
Он пожал плечами:
– Ты слышала врача. В сорока процентов случаев исход смертельный. Судя по тому, как мне «везло» в последнее время, я бы не ставил на себя.
– Пожалуйста, не уходи, – взмолилась она. – Ложись спать со мной.
Мощная стена, сдерживавшая его боль и страдания, рухнула и придавила его.
– Нет, Лиззи, спасибо. С меня хватит.
Через четыре для после того, как Джонатан Тарлтон выкинул ее из дома, Лизетт нервно расхаживала по коридору хирургического отделения больницы. И ждала. Вместе с ней окончания операции ждали Мэйзи и Джей Би.
Мысль об операции приводила Лизетт в ужас. Где‑то здесь, за стеной, хирург просверливает дырку в черепе ее мужа и пытается остановить приток крови в кармашек, образовавшийся в сосуде. Она уже пыталась изучить весь процесс, но детали настолько сильно испугали ее, что она решила остаться в неведении.
Так как Джонатан был непреклонен в своем решении расстаться с ней, ей пришлось все рассказать Мэйзи. К счастью, золовка проявила к ней сочувствие. Однако, как только Джонатан придет в сознание, она будет вынуждена уйти, и эта мысль была для нее невыносима. Чем больше она думала об этом, тем крепче становилась ее решимость игнорировать его требование. Джонатан – это только одна половина в их отношениях. У нее есть право противостоять ему, и она будет противостоять. Ведь она успела узнать, что такое счастье – там, на Антигуа, и теперь приложит все силы, чтобы вернуть его. Он же тоже любит ее. Его тело постоянно говорило ей об этом, хотя слов сказано не было.
Наконец дверь открылась, и Джонатана повезли в послеоперационную палату.
Мэйзи, чьи глаза покраснели от слез, не скрывала своего облегчения.
– Ты иди первой, – сказала она Лизетт. – Пока он без сознания, тебе будет проще.
Лизетт крепко обняла ее.
– Спасибо.
Она проскользнула в палату, и у нее сжалось сердце. Со сбритыми волосами, с белой повязкой, Джонатан выглядел таким одиноким. Таким потерянным.
Лизетт осторожно придвинула к кровати маленький стул и взяла Джонатана за руку. Сжав ее, она тихо заговорила:
– Это я, Лиззи. Твоя жена. Я знаю, мы сыграли спектакль, но мне ужасно хочется, чтобы все было по‑настоящему. Мне кажется, я всегда любила тебя. Когда я думала, что ты умираешь, я не знала, как смогу это пережить. Я решила выйти за тебя, чтобы урвать кусочек счастья с тобой. А теперь ты злишься на меня, ты обижен, и я не знаю, что делать. Если ты слышишь меня, пожалуйста, выслушай меня. Ты мой. Я обожаю тебя, упрямец ты мой. Я уверена, что и ты меня любишь. Я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок, было будущее. Поэтому я не отпускаю тебя.
Лизетт сказала бы больше, но ей помешали слезы. К тому же она знала, что Мэйзи и Джей Би не терпится навестить Джонатана. Она вытерла слезы и встала. Решение было принято: она будет бороться. Борьба потребует от нее терпения, но она поможет ему увидеть правду. Она заставит его признать, что он любит ее.
В любви и на войне все средства хороши…
Лизетт вышла из палаты, ушла из больницы, но осталась в жизни Джонатана.
Глава 18
Месяц спустя…
Джонатан остановился перед квартирой Лизетт и осторожно постучал в дверь. Выздоровление шло медленнее, чем ему хотелось бы. Сегодня ему в первый раз разрешили сесть за руль. Да и то потому, что он заявил сестре, что ему нужно срочно увидеться со своей женой.
Лизетт открыла дверь, и он ужаснулся тому, как она выглядит. Она осунулась, ее взгляд был настороженным. Она не сильно удивилась его приходу. Вероятно, Мэйзи предупредила, решил он.
– Привет, Лизетт, – сказал он.
– Входи. – Она отступила в сторону и подождала, когда он пройдет в комнату.
То, что Джонатан увидел в гостиной, ошеломило его. В двух углах были аккуратно составлены картонные коробки.
– Ты уезжаешь? Я думал, тебе здесь нравится.
Лизетт села в кресло и жестом предложила присесть и ему.
– Я переезжаю в Саванну. На следующей неделе у меня три собеседования.
А чего он ожидал? – уныло подумал Джонатан. – Что она будет ждать, когда он перестанет вести себя как самый настоящий сукин сын?
Джонатан молчал, не зная, что ответить на такую шокирующую новость.
– Обручальное и помолвочное кольца лежат в футлярах, – сказала Лизетт, указывая на журнальный столик. – Твои адвокаты подготовили бумаги, аннулирующие брачный договор. Я все подписала. Осталось только подписать тебе. На работе я очистила свой письменный стол и сдала ключи.
Наконец Джонатан обрел дар речи:
– Ты не можешь аннулировать договор без моего согласия.
– Как раз могу. Договор был основан на твоем диагнозе. Диагноза больше нет, и все положения договора теряют свою силу. Твой адвокат согласился со мной, хотя ты, конечно же, можешь с ней это обсудить.
– А как насчет выходного пособия от «Судоходной компании Тарлтон»?
Она заморгала, как будто ей в глаз попала соринка.
– Я представила то самое заявление. Пособие мне не полагается.
Джонатан сжал подлокотники, чтобы не вскочить, не сграбастать Лизетт в охапку и не зацеловать ее.
– Прости меня, Лиззи. Я виноват перед тобой. Та ночь, когда мы вернулись из медового месяца, была самой ужасной в моей жизни… даже хуже того дня, когда мне объявили диагноз. Пожалуйста, прости меня.
Лизетт опустила глаза долу.
– Мне не за что прощать тебя. Ты был в шоке. Это объяснимо.
– Я люблю тебя, – сказал он, с отчаянием чувствуя, как она отдаляется от него.
На этот раз Лизетт подняла глаза и посмотрела на него. Казалось, она не услышала, что он только что сказал.
– Ты должен знать, что за последнее время я много раз разговаривала с Хартли. Он очень беспокоился за тебя, и я считаю, что он должен быть в курсе всех событий.
В Джонатане вспыхнули старые гнев и обида.
– Не знаю, почему мой брат поступил так, как поступил, но я больше не хочу дергаться из‑за этого. Когда смотришь смерти в лицо, непроизвольно расставляешь приоритеты в ином порядке.
– Рада это слышать. Надеюсь, придет день, и вы помиритесь.
– Ты слышала меня? – хрипло проговорил Джонатан. – Я сказал, что люблю тебя.
Лизетт медленно покачала головой. В ее глазах отражалась боль.
– У тебя была масса возможностей сказать мне об этом, но ты не сказал. Даже в медовый месяц, когда мы были так близки, ты этого не сказал. Тебе нравился секс со мной. Но это совсем другое.
Джонатан встал.
– Я действительно люблю тебя, – с жаром произнес он. – Я не говорил тебе этого только потому, что боялся, что это усугубит твою печаль, когда меня не станет.
– Интересная теория, – усмехнулась Лизетт. – Ты, Джонатан, очень закрытый человек. Замкнутый. Опасаешься подпускать к себе людей. Ты любишь свою сестру, своего отца, Джей Би, но даже с ними ты не захотел делиться печальной новостью. Ты хочешь справиться со всем в одиночку. Единственный, кто тебя хорошо знал, был твой брат. Однако ты и его изгнал из своей жизни.
– Не забывай, я попросил о помощи тебя.
– Только потому, что видел во мне незаинтересованного постороннего. Ты думал, что я такой и останусь. Беспристрастной. Я понадобилась тебе в качестве буфера между тобой и остальным миром.
– Неправда. – Он провел рукой по голове и случайно задел пальцами шрам. – Ладно, пусть так. Возможно, я действительно так считал. Но на Антигуа я позволил себе увидеть тебя настоящую. Там я не был твоим начальником. Я был твоим возлюбленным. – Он помолчал. – Помнишь тот день на катере?
– Естественно, помню, – ответила Лизетт. – Это был лучший день нашего путешествия – пока не пришла беда. Ведь ты мог умереть у меня на руках. Я в жизни не была так напугана.
– Я тоже все помню, – признался Джонатан, подходя к окну. – Я любовался тобой… такой веселой, красивой, счастливой. И вот тогда я понял, что люблю тебя. Веришь или нет, но я решил бороться. По приезде домой выяснить, а вдруг есть какое‑то еще средство. – Он повернулся лицом к Лизетт. – Я решил бороться только потому, что понял, что люблю тебя. Когда приехал доктор Шапиро со своей новостью, я осознал, что у нас с тобой есть шанс.
– Но потом ты нашел мое заявление.
– Представь, каково мне было: только что признался самому себе в том, что люблю тебя, и вдруг обнаруживаю, что ты из жалости или сострадания пожертвовала ради меня частью своей жизни. Я решил дать тебе свободу. И намеренно оттолкнул тебя.
Выражение лица Лизетт не изменилось. Она словно ушла в себя.
– Ну, скажи хоть что‑то, – попросил Джонатан.
– Оглянись назад. Ты любил свою жизнь до того, как заболел. Тебе доставлял удовольствие твой напряженный график. Тебе нравилось все держать под контролем. Ты редко бывал на свиданиях, потому что у тебя не было времени на отношения. Твое будущее было четко распланировано, и тебе это тоже нравилось.
– Мне это нравилось, потому что рядом была ты.
Лизетт тяжело вздохнула.
– С тех пор многое изменилось.
Джонатан стремительно подошел к ней, заставил встать и крепко сжал ее руки.
– Тогда я тоже изменюсь. Ты говорила, что любишь меня. Это все еще правда?
Последний месяц стал для Лизетт путешествием в пустыне. Она оплакивала разрыв с Джонатаном… и с жадностью хваталась за жалкие обрывки информации о его выздоровлении. Когда его выписали из больницы, стало еще хуже. Ей оставалось лишь представлять, как он укладывается в постель, которая когда‑то была их общей.
И вот он пришел к ней и говорит слова, слишком сладостные, чтобы быть правдивыми.
– Может, я люблю тебя, а может, и нет, – ответила она. – Но если тебя сюда привели угрызения совести, возвращайся обратно. Я заслуживаю счастья. Я заслуживаю мужа, которому жена и семья будут дороже, чем возможность все контролировать.
Джонатан вгляделся в ее лицо.
– Пока я был в больнице, я научился принимать помощь. Я научился быть благодарным врачам и сиделкам, которые делали все, чтобы сохранить мне жизнь. И все это время я ничем не управлял. Я не был хозяином положения. Мне приятно думать, что я научился смирению. – Лизетт молчала, поэтому он продолжил: – Прошу тебя, любимая. Если ты не любишь меня, так и скажи, но тебе придется заставить меня поверить в это. Потому что я помню, как ты выкрикивала мое имя.