Сделав глубокий вдох, Сиенна опустила ноги в самую огромную лужу, какую видела в своей жизни. Бретт обнял ее за талию и прижал к себе, надежно укрывая зонтом.
Не раздумывая и не колеблясь, Сиенна прильнула к Бретту. Они побежали к широкому крытому крыльцу у парадного входа.
Визжа и смеясь, как дети, они неслись по лужам, лавируя между мокрыми кустами, с которых ветер сдувал дождевые капли на их ноги. Оказавшись на каменном крыльце, Сиенна сразу принялась стряхивать воду с волос.
— Ну вот, — пошутил Бретт, — твои сапоги все-таки имели успех!
Бретт по-прежнему прижимался к Сиенне разгоряченным телом и, похоже, не торопился отстраняться. Она повернулась в его объятиях и посмотрела ему в лицо. Он крепче прижал женщину к себе, а она уперлась ладонями в его грудь.
Смотреть на Бретта при дневном свете было все равно, что любоваться потрясающе красивым ландшафтом. Тонкий шрамик на густой светлой левой брови; чуть сдвинутая в сторону переносица, говорящая о том, что он ломал ее, по меньшей мере однажды; голубые глаза, переливающиеся всевозможными оттенками цветов, начиная с белого и заканчивая кобальтовым. Бретт смотрел на нее решительно и внимательно, однако Сиенна заметила уязвимость в его взгляде, которая рассказала ей больше, чем сам Бретт Камерон.
Играть с огнем опасно. А взгляд Бретта способен воспламенить.
Сиенна чуть сильнее надавила ладонями на его грудь, потом отпрянула от него. Она с отвращением вспомнила прозвище, данное Карлой, — Магнит Для Поваров. Сколько раз, будучи шестнадцатилетней девушкой, она мечтала оказаться в объятиях Бретта Камерона! И вот он обнимает ее, а их тела отделяют друг от друга только несколько слоев одежды. Итак, все возвращается на круги своя. Прошло двенадцать лет, а Сиенна нисколько не поумнела.
Бретту невдомек, что любимый некогда дом, в котором выросла Сиенна, стал для нее подобием тюрьмы. Старая спальня превратилась во вместилище кошмаров, где она провела череду серых и унылых дней, страдая от отчаяния после того, как рассталась с Анджело. Он лишил Сиенну надежд, мечтаний и уверенности. Если бы Мария не настояла на своем, Сиенна по-прежнему жила бы в родительском доме.
— Ты помнишь, где подвал? — наконец спросила она.
Бретт фыркнул в ответ:
— Думаешь, я забыл эту лестницу? — Он встал рядом, когда она повернула ключ в замочной скважине. — Твой отец частенько гонял меня по ней вверх-вниз. Я помню каждое мгновение, проведенное в этом доме. Здесь прошли лучшие дни моей жизни.
Глава 11Упаковка приятных воспоминаний
— Скажи, кто это? — поинтересовался Бретт, держа очень потрепанную черно-белую фотографию красивого темноволосого мужчины в накрахмаленном белом переднике, со скрещенными на груди руками. — Что-то не припоминаю.
— Двоюродный дедушка Луис, один из основателей ресторанного бизнеса Росси. Он приехал из Тосканы и открыл в этой части Лондона самое первое кафе-мороженое.
— Красивые усы. Что это было за мороженое?
— Он ужасно гордился своими усами и вощил их каждый день. — Заговорщически оглядевшись, Сиенна наклонилась и прошептала Бретту на ухо: — Его усы были вкуснее мороженого. Думаю, и воск, и мороженое готовились по одному рецепту. Только не проговорись.
— Я — могила. — Он улыбнулся, ощущая, как Сиенна прижимается к нему бедрами, туловищем и плечом, но не стал уворачиваться на узкой деревянной лестнице, ведущей в подвал. — Старый добрый двоюродный дедушка Луис будет отлично смотреться в портретной галерее Росси. Превосходная идея.
Сиенна прикусила губу, чтобы скрыть удовольствие:
— В ресторанах Росси всегда вывешивали на стенах семейные фотографии. Может, теперь это выглядит немного кичливо, но папа считает ресторан продолжением столовой в собственном доме, а это значит, что тебя должна окружать семья. Знаешь, у Фрэнки в магазине намного больше коробок с фотографиями.
Бретт изумленно оглядел беспорядочно расставленные коробки и корзины:
— Больше?!
Рассмеявшись, Сиенна взмахнула папкой с фотографиями:
— Думаю, для нашей затеи хватит двадцати снимков. Фотографии поместим в современные рамки и развесим на стенах, выкрашенных в кремовый цвет. — Она улыбнулась Бретту, внимание которого привлекла большая цветная фотография, которую он изучал вроде бы с большим интересом.
— Чье это фото?
И тут Сиенна разглядела ее.
— О нет! Я же уничтожила все копии. Дай ее мне!
Она попыталась схватить оскорбляющий ее чувства снимок, но Бретт ловко перехватил его другой рукой и поднял вверх:
— Ай-ай, мисс Росси! Ты была очень хорошенькой подружкой невесты. Это свадьба Фрэнки?
Простонав, Сиенна закрыла лицо руками:
— Меня опоили, похитили и предали. Мне не идет бледно-зеленый цвет. Не думаю, что он вообще кому-нибудь идет, однако моей будущей невестке понравился. Выбора у меня не было.
— О, не знаю, но… эти рюшечки очень милы. Может, тебе стоит почаще носить такую одежду? — спросил он, подергивая бровями.
— О, перестань. Тоже мне гуру моды. Хотелось бы мне посмотреть твои семейные фотографии. Или ты хранишь их под замком, а ключ — в банковском сейфе, чтобы тебя никто не смог шантажировать?
Раздался громкий смех Бретта, эхом отразившийся от стен узкого подвала и заставивший вибрировать каждую косточку в теле Сиенны.
— Жаль разочаровывать тебя, но если и были какие-то фотографии, то они давно пропали. Мы с матерью нечасто устраивали семейные посиделки. Она была слишком занята переездом с одной арендуемой квартиры на другую, поэтому не общалась с родственниками, которые вроде бы живут в Шотландии. И я не помню, чтобы на стенах у нас висели фотографии. — Он покосился на нее и криво усмехнулся: — Живя на чемоданах, быстро привыкаешь таскать с собой только самое необходимое.
Взглянув в глаза Бретта, Сиенна поняла, что он искренен, и затаила дыхание. Он не ждал от нее жалости и говорил так непринужденно, словно ежедневно рассказывал о своем нелегком детстве.
Наверное, очень хорошо быть самоуверенным и открытым. Как он этого добился?
И почему именно Бретту ей хочется рассказать всю правду об Анджело? Не полуправду, которая известна друзьям и членам семьи, а абсолютно все тайны! Можно ли рискнуть и подружиться с Бреттом после нескольких дней совместной работы в траттории Марии? Похоже, это ее единственный шанс. Кроме того, скоро они расстанутся, и если и будут встречаться, то редко.
— Не нравится мне, когда ты молчишь. Скажи, о чем ты думаешь? — спросил Бретт.
Ни за что!
— Мне интересно, каково тебе было, когда ты оказался в суматошной обстановке дома Росси? Ты наверняка пребывал в постоянном стрессе. Когда мы собираемся вместе, то становимся немного невыносимыми.
Бретт пристально посмотрел на нее. Под его взглядом Сиенне захотелось съежиться.
— Росси показали мне, какой должна быть настоящая семья, и я никогда этого не забуду. Повторяю, это были лучшие дни моей юности. Я жил ради работы и воскресных семейных ужинов.
Сиенна уставилась на Бретта, открыв рот, и опустилась на ступеньку:
— Ты жил ради них? Ради ужинов, которые переходили в перепалки с воплями, а иногда даже в драки, если приезжали все мои дяди? Неужели тебе, в самом деле это нравилось? Большинство моих одноклассников с воплями убегали прочь.
Зажмурившись, Сиенна вспомнила воскресные ужины, когда все родственники, включая дальних, посетители ресторана и обслуживающий персонал усаживались за огромный обеденный стол.
— Неужели ты забыл крики и споры? Разве можно любить гвалт десяти детей и дюжины взрослых, которые разговаривают на повышенных тонах, пытаясь перекричать друг друга? Воскресными вечерами мы все были измотанными, оглохшими и охрипшими. Это безумие!
— Ты забыла о еде.
— Ладно, еда была фантастическая, но сами ужины — безумными!
— Еда была изумительная. Я работал с разными поварами, но ни один из них не готовил так, как твой отец для воскресных ужинов. Я и представить себе не мог, что меня возьмут в стажеры, но произошло чудо, и я очень благодарен за этот опыт. Я несколько недель потратил на то, чтобы выяснить, что именно придает блюдам такой восхитительный вкус.
— Папа всегда приглашал на воскресные ужины обслуживающий персонал с кухни. Что ты подразумеваешь под особым вкусом еды? Он тестировал на нас различные рецепты?
— Нет, ничего подобного. — Бретт присел у стены, подтянув одну ногу и обхватив ее рукой. — Это была любовь. Каждое блюдо, приготовленное твоим отцом, было наполнено такой любовью ко всем гостям за столом, что можно было ощутить вкус удовольствия, с которым он создавал замечательные блюда на радость членам своей семьи. Ты этого не чувствовала?
— Полагаю, я просто к этому привыкла, — ответила Сиенна, пораженная глубиной эмоций Бретта.
— Точно. Ты должна помнить, что до того, как я начал работать на Марию, из горячей пищи мне были известны только магазинная пицца и школьные обеды. Когда меня усадили за семейный стол Росси, я почувствовал себя так, будто катаюсь на русских горках в парке развлечений.
Сиенна попыталась представить, как выглядит ее семья в глазах чужого человека, но безуспешно.
— Должно быть, ты недоумевал.
— Да. — Бретт засмеялся. — Но всего две минуты. Потом Мария поставила передо мной огромную тарелку итальянской закуски ассорти и хлопнула меня по плечу. Фрэнки заговорил о футболе и сразу заспорил с одним из кузенов, который поддерживал другую команду. И внезапно в воздухе начали летать куски хлеба, а твои родители стали от души хохотать.
Умолкнув, Бретт взял фотографию со свадьбы Фрэнки, чтобы Сиенна отвлеклась и не вглядывалась в его лицо. Он заговорил снова, тихо и с чувством:
— У меня было ощущение, что я вернулся домой. Хотя у меня не было большой семьи, я всегда воображал, какой она будет.
Ошеломленная, Сиенна молчала. Бретт обрел дом, оказавшись в ее семье, а она не могла дождаться, когда оставит родителей.
Бретт дважды постучал по фотографии ногтем: