Вера была поражена. От Евдокимова она и сама ничего подобного ожидать не могла. Интеллигентный, мягкий человек, который говорит негромким голосом, прилюдно не ругается, в отличие от многих своих коллег, а главное, любит свою работу. Женился в тридцать лет, через три года в семье родилась дочка, еще через пару лет, когда Евдокимовы переехали в новую квартиру, жена ему заявила, что ребенка она родила от другого, потому что муж все время на службе, а молодой женщине нужна забота и внимание. Теперь она хочет жить вместе с любимым человеком, а не встречаться с ним где попало. После такого важного признания жены Евдокимов вернулся к старенькой маме в древнюю хрущевскую двушку с проходной комнатой и кухней, в которой едва умещался обеденный стол.
– …Узнай, в какой он больнице! – кричала из трубки бывшая Цигалова. – Мы прямо сейчас и поедем к нему.
– Давай утречком, когда проснемся, – предложила Бережная. – Он сейчас на операционном столе, потом наверняка будет спать после наркоза и операции. Вот когда проснется…
– А тут и мы с цветами, – продолжила бывшая сокурсница и выдохнула, уставшая от напряжения и восторгов. – Так даже лучше. Ну кто бы мог подумать!
Конечно, лучше перенести посещение на начало дня, потому что Инна утречком вряд ли будет готова. Она раньше десяти не поднимается с постели, потом примется приводить себя в порядок, а поскольку встреча предстоит ответственная, то приводить себя в порядок будет часа три, не меньше. К тому времени она уже и позабудет, куда собиралась. А навестить Ваню Евдокимова необходимо.
Раздался еще один звонок. На сей раз побеспокоил сотрудник.
– Слышали про Евдокимова? Я уже навел справки. Как мне сказали, многочисленные ранения. Повреждена левая рука, проникающие ранения в области живота и касательные плеча и бедра. Но жизни ничто не угрожает. Сейчас следствие трясет охранника ювелирной лавки, который за пятнадцать минут до окончания работы магазинчика выскочил к метро купить пачку сигарет. И в этот промежуток на магазин напали. Таких совпадений, сами понимаете, не бывает… У тех ребят на совести уже два разбойных нападения. Так что на Евдокимова запишут раскрытие особо тяжких и задержание банды. Но самое главное, повезло ему в другом: у обреза были короткие стволы, а потому разлет картечи получился большой, а убойная сила не такая большая, хотя с расстояния четырех шагов все равно мог в решето превратиться.
– Что у нас по Плахотникову?
– Весь день, начиная с одиннадцати утра, он провел в своем офисе. В пять отправился в городскую квартиру, час назад выехал и проследовал на Аптекарский остров, на закрытую территорию, где расположен городок развлечений и отдыха: боулинги, ангары с пейнтболом, сауны, массажные салоны и прочая лабуда. Въезд на территорию по предварительным заказам. Но вряд ли мы его упустим – на машине Плахотникова установлен маячок…
Вера сидела на кухне перед компьютером. Сначала пришла сюда с ноутбуком, чтобы немного поработать, пока разогревается ужин, но потом подумала, что ужинать уже поздно, и осталась сидеть за столом. Надо было спокойно оценить полученную за день информацию. По горячим следам следственному комитету раскрыть убийство Гасилова не удалось, и вряд ли это у них получится в ближайшие дни, тем более что один из немногих адекватных и вдумчивых сотрудников – следователь Евдокимов – в больнице, откуда выйдет не так скоро. Найденный убитым Мешков спутал все карты, и если предположить, что Ракитин причастен к убийству, то ведь Мешкова убрал не он, а, следовательно, существовал сговор, и Гасилов погиб не в результате случайной ссоры… Значит, и адвокату Перумову предстоит обдумать линию защиты: не самозащита, не убийство в состоянии аффекта, не внезапное помутнение рассудка. Кому была выгодна смерть Гасилова? Ответа на этот вопрос пока нет…
Глава двенадцатая
Евдокимов лежал в стерильной обстановке больничной палаты в прекрасном и спокойном одиночестве. Рядом стояла еще одна кровать, но на ней никого не было. Утром ему привезли завтрак, и молоденькая медсестра в укороченном халатике кормила его с ложечки, хотя правая рука у Ивана Васильевича была в порядке. У медсестры были длинные ноги, полные губы, маленький носик и мягкие пушистые ресницы, которыми она красиво взмахивала.
Она смотрела на Евдокимова с восхищением и почти натурально смущалась.
– Отсюда позвонить можно? – поинтересовался подполковник. – Кстати, а где мой мобильный?
– Не знаю, – засмущалась медсестра, – но мне сказали, что в него пуля попала. Он ведь у вас у сердца был. Телефон вам жизнь спас, а сам погиб.
– Похоронили, наверно, – высказал предположение следователь.
Вообще-то мобильный был у него в кармане брюк.
– И все-таки, – продолжил Иван Васильевич, – как позвонить домой? А то у меня мама старенькая.
– Волнуется, наверно? Ведь вчера и сегодня по всем каналам только про ваш подвиг и говорят, – покраснела от сочувствия медсестра.
– Волнуется? – переспросил следователь и призадумался. – Может быть. Хотя вряд ли. Она тридцать лет в детской комнате милиции отработала, а там и не такое случается.
– А жена волнуется? – вкрадчиво поинтересовалась девушка.
– А как же! Рассчитывает, какую премию мне выпишут. А вообще я в разводе. Жена меня выперла, потому что я все время на службе. Теперь у нее молодой муж, а у меня – старенькая мама, о которой я мало забочусь.
– Вас выгнала жена?! – не поверила медсестра, и глаза ее округлились. – Как такое возможно! Вы такой отважный, смелый, симпатичный – на Брюса Уиллиса похожи.
Дверь открылась, в палату вошла Нина Сергеевна Евдокимова в наброшенном на плечи белом халате. За ней спешили заведующий отделением и главный врач. Заведующий отделением махнул рукой медсестре, чтобы она забирала посуду и уходила.
Нина Сергеевна подошла и поцеловала сына.
– Ну чего ты под пули полез? – спросила она. – Дать бы тебе по башке. Так бы и дала, но ты ведь все равно не поумнеешь.
Она еще раз поцеловала сына.
– А ко мне на ночь глядя ваш Горохов примчался, предупредил, что если я буду давать интервью, то обязательно должна сказать, что ты таким героем стал, потому что у тебя есть перед глазами живой пример – твой начальник Горохов, который большое внимание уделяет воспитательной работе с коллективом.
– А ты чего? – тихо поинтересовался Иван Васильевич, предполагая самое худшее.
– Послала его, разумеется, – засмеялась старушка и добавила: – Так далеко, что ты и представить себе не можешь. Но он не один приехал, там за его спиной толпа журналистов стояла. Теперь эти писаки и снимаки ко мне и подходить боятся.
– Как ваша рука? – спросил заведующий отделением.
– Пока не развязывал и не смотрел, – ответил Евдокимов, – но пошевелить не могу, и повязки на животе давят.
– С животом у вас все нормально, – заверил главный врач, – это я вам операцию делал, если вы помните, конечно. Картечины выковыривал. Мясо на вашей левой руке срастется, а кости не повреждены. Главное для вас сейчас – покой. А заботой вас наши девочки окружат, будьте уверены. Сегодня мы для вас самую ласковую подобрали. Как вам?
Главный врач посмотрел на Нину Сергеевну.
– Красивая девка! – согласилась старушка. – Пусть заботится о моем сыне как умеет. А если что, вы же его тут сами и подлечите.
– Не сомневайтесь.
Нина Сергеевна была недолго, сказала, что ее привезли на машине Веры Бережной, теперь симпатичный водитель ждет ее внизу, и ей бы не хотелось его долго задерживать. Все ушли, потом появилась та самая медсестра с капельницей.
– Забыл спросить, – вспомнил Евдокимов, – как вас зовут?
– Рита, – ответила медсестра и порозовела.
Она сделала Ивану Васильевичу укол и, поставив капельницу, опустилась рядом на стульчик и вздохнула.
– Как личная жизнь складывается? – начал беседу следователь.
– Да какая у меня может быть личная жизнь? – опять вздохнула медсестра. – Работа, учеба… Учеба, работа. Вы спите, вам отдыхать надо.
– Да я и не усну, когда вы рядом, – ответил Евдокимов и закрыл глаза.
Уснул он как-то неожиданно для себя. Словно провалился куда-то. А когда открыл глаза, то Риты рядом не было. Не было и капельницы. А на стуле сидел мужчина, которого Евдокимов уже видел прежде, но почему-то не мог вспомнить, где и когда видел. Стал к нему приглядываться и узнал: это был тот самый Светляков, которого он застал в палате Ракитина.
– Как вы тут оказались? – удивился Иван Васильевич.
– Просто зашел навестить, – улыбнулся Светляков. – А еще хотел спросить, что вас сподвигло, уходя с работы, засунуть под ремень кожаную адресную папку со стопкой бумаг для принтера?
– Откуда вы знаете? – поразился информированности Светлякова следователь и тут же догадался: – Вам Виктор Викторович сказал, ведь он операцию делал?
– Эту дырявую папку с окровавленными бумагами врачи «Скорой» достали и выбросили. Виктор Викторович тут ни при чем. Так ответьте: вы предвидели то, что должно было неминуемо случиться? Ведь еще и газовый пистолет, что столько лет в сейфе лежал, прихватили.
Евдокимов вздохнул.
– Это все из-за Горохова. Он приказал мне явиться утром с материалами расследования дела Ракитина. Я взял папку самую толстую, чтобы документы не помялись. Но потом подумал, зачем их туда-сюда таскать, и оставил документы в своем рабочем сейфе. Потом вспомнил, что дома в принтере закончилась бумага, ну и решил прихватить с работы…
– Чем спасли себе жизнь.
– Может быть, – согласился Иван Васильевич и вздохнул: – Но только Горохов меня все равно убьет.
– Да забудьте вы про Горохова. У него самого скоро неприятностей будет выше крыши. Понаделает глупостей, наломает дров в больнице, потом завалит все дело, потом к нему в приемную ворвется жена и изобьет секретаршу Юлю и самого Горохова, который будет заступаться за глупую девушку. Потом Горохова поймают на взятке…
– Да вы что! – не поверил Евдокимов. – Неужели так случится?