Глава двадцать третья
Нина Сергеевна принесла сыну пирожков и дала попробовать Рите.
– Какие вкусные! – восхитилась медсестра. – Моя мама тоже любила печь. Она, когда умирала, плакала, что я такой вкуснятины уже не попробую. А эти точно такие, даже лучше.
– Я старалась… – призналась Нина Сергеевна и спросила: – А давно твоя мама?..
– Когда я в выпускном классе училась. И сразу после похорон пришли какие-то люди, сказали, что мама им еще полгода назад квартиру продала, показали все документы. Но я-то знаю, что этого не было, попыталась спорить. Но бесполезно. Хотя они, как мне кажется, и сами растерялись, сказали, что ничего сделать не могут, раз у них купчая на квартиру и расписка от мамы в получении денег. Но эти люди разрешили мне закончить школу и сдать экзамены. Это уже перед самым летом было. Я им платила за аренду, а потом уж съехала. Поступила в медучилище, потому что там было общежитие. Потом отработала в больнице два года. Потом сдала экзамены в институт.
– И опять живешь в общаге? – продолжала допрос Нина Сергеевна.
– А где же еще?
– Короче, так! – сказала старушка. – Собирай свои манатки и перебирайся к нам. С Ваней я вопрос решу, да он и не будет возражать. Пусть только попробует! Хотя он и так все время на службе. Да и потом, я могу к сестре уехать на время, чтобы не мешать тебе учиться.
Нина Сергеевна посмотрела на сына, тот разговаривал по телефону.
– Оторвись ты от своего мобильного! – крикнула старушка. – Скажи, ты ведь не против?
Евдокимов посмотрел на мать, явно не понимая, о чем она спрашивает, и кивнул.
– Ну, вот и хорошо, – обрадовалась Нина Сергеевна. – Значит, Риточка, будем жить с тобой вместе, и Ванька нам мешать не будет.
– Вот так сразу? – не поверила медсестра.
– А чего тянуть? Тебе сколько лет? Двадцать семь? Дотянула уж. Хватит! Я тетка не вредная, хотя и справедливая. Пирожки мои тебе нравятся, значит, найдем общий язык. А если кто будет возражать… – она посмотрела на сына, – получит по башке. Ты ведь не против, Ваня? Вань! Не против?
– Я всегда только за.
Евдокимов разговаривал по телефону с Бережной. То, что сообщила ему Вера, не укладывалось в его сознании. Бережная сообщила, что дело практически раскрыто, и в ближайший день-два надо провести задержание преступников, которые будут находиться в глухом месте. Но так как преступников несколько и все они вооружены, надо будет задействовать спецназ и, возможно, вертолеты…
– Ты не ошибаешься? – не поверил Иван Васильевич. – Так уж и вертолеты!
– Место тихое, преступники могут уйти, если не будет организовано преследование с воздуха.
– Ты хоть фамилии подозреваемых назови, чтобы я лучше подготовился.
– Потом, – пообещала Вера. – А пока ты начинай готовиться. Выбирайся из больницы. Ходить ты можешь, это я знаю прекрасно. Можешь и не только это… Давай, время не ждет. Я перезвоню.
– А когда…
Но Бережная уже закончила разговор.
– Это хорошо, что ты не против, – улыбнулась ему Нина Сергеевна. – Такое ответственное дело.
– Еще бы! – согласился Евдокимов. – Бережная сказала, чтобы я прямо сейчас этим и занялся.
Нина Сергеевна переглянулась с Ритой, которая сидела с пунцовым лицом. Потом обе стали смотреть, как Иван Сергеевич опустил ноги с кровати.
– Да помогите же мне одеться! – приказал он. – Я столько времени потерял, находясь здесь, когда надо было сразу!..
Он снова взял телефон и здоровый рукой нажимал кнопки, отыскивая номер полковника юстиции Мурашкина.
– Товарищ полковник юстиции, – произнес он в трубку, – тут такое дело. То есть движение по всем этим убийствам, о которых мы говорили. Похоже, оно будет раскрыто, но для этого я должен выйти из больницы… Нет, нет, ходить-то я могу. Просто мне нужна машина, на которой бы я добрался сейчас домой, привел себя в порядок и занялся делом… Сколько можно лежать вот так без пользы обществу! Нет, не надо подъезжать, а то я не один поеду, а с мамой и еще с… медработником…
Он посмотрел на Риту:
– Ты не против поехать со мной к нам домой?..
– Конечно, – ответила за девушку Нина Сергеевна, – мы с тобой уже целый час на эту тему разговариваем. Ты сам предложил, чтобы она жила у нас, а я к сестре переберусь. Ей все равно одной скучно. Так что вам мешать никто не будет.
– Да? – удивился Иван Васильевич и спросил в трубку: – Леня, так когда будет машина?
Но тут выяснилось, что костюм, в котором он поступил в больницу, непригоден для носки. Рита сказала, что он весь в крови и в дырках.
– Ну вот! – расстроился Евдокимов. – Как только хочешь вступить в новую жизнь, узнаешь, что для этого у тебя нет достойной одежды. Но ничего, я могу и в спортивных штанах, которые мама мне из дома принесла. Наплевать, что там дырка протерлась на заднице.
– А зачем в старье ехать? – невозмутимо произнесла Нина Сергеевна. – На такой случай я тебе новенький купила. Вон он, у меня в пакетике лежит. Такой красивый костюмчик, я тебе скажу… – последние слова предназначались уже медсестре. – Просто загляденье, а не костюмчик, в нем хоть куда выйти можно – хоть даже и под венец!
Иванов и Мурашкин прибыли на семиместном микроавтобусе с тонированными стеклами и кожаными сиденьями. Рита с Ниной Сергеевной уселись на задний ряд. Оба полковника представились бывшему майору Евдокимовой, после чего Мурашкин сказал:
– Огромное вам спасибо за сына. Сегодня подписан указ о награждении Ивана Васильевича орденом Мужества.
– Служим Отечеству, – ответила Нина Сергеевна и покосилась на Риту, которая прикрывала ладонью слезы на глазах. – Ванька молодец, конечно, весь в отца. Муж мой опером был и погиб в перестрелке с бандитами. Да и я старалась как могла. Вот вы думаете, я в инспекции по делам несовершеннолетних просто так сидела? Да у меня несколько раскрытых преступлений. В девяностом раскрыла кражу со склада «Внешпосылторга» восьмидесяти коробок с английскими сигаретами «Данхилл» и «Ротманс». В каждой коробке – по пятьдесят блоков, всего сорок тысяч пачек. А каждая пачка по таможенному инвойсу – пять долларов. Итого, считайте, двести тысяч долларов ущерба государству!
– Как вам удалось?
– Помогли наблюдательность и зоркость глаза. Иду я по улице и смотрю – один из моих подопечных курит сигарету с золотым ободком. Подошла к нему, незаметно взяла за шкирятник, вытащила сигаретку, сказала, что курить вредно. А потом уж дело техники. Вчера они украли со склада, а сегодня я уже доложила о том, кто участвовал в краже, где хранится похищенное…
– Посадили тех пацанов?
– Это уж как водится. Но не все они на скользкой дорожке остались – один из тех пацанов сейчас в налоговой службе трудится, а другой так и вовсе депутатом стал.
Евдокимов, поняв, что разговор уходит в никому не нужные воспоминания, поинтересовался:
– Как там Горохов?
– Горохов сейчас находится в Москве. Приказ об отстранении вас от дела отменен, так что можете приступать.
– А если он вернется?
– Там видно будет, – ответил полковник Мурашкин. – Вообще Борису Кузьмичу хотят влепить служебное несоответствие. Полное или неполное, но на своем месте он не останется. Тем более что по телеканалам проходят разные сюжеты. В одном депутат говорит о беспределе полковника Горохова, в другом показали его секретаршу, которая рассказала, какой товарищ полковник замечательный начальник, какой он добрый и заботливый. А на прямой вопрос, какие у нее отношения с замечательным начальником, девушка ответила, что это их с Гороховым личное дело и никто больше не смеет туда влезать.
– Туда – это куда? – не понял Евдокимов.
– В их личные дела, – объяснил Мурашкин и засмеялся.
После этого разговор стал уже серьезным. Иван Васильевич доложил, что у него есть непроверенная пока информация, но из очень надежных источников, что организаторы последних громких убийств должны на днях собраться в одном тихом месте. Место пока не определено, но оно будет глухим и труднодоступным. Организаторы будут вооружены, охранять их будут такие же вооруженные отморозки. Так что потребуется помощь спецназа и вертолеты.
– Так в чем же дело! – произнес полковник юстиции Иванов. – Все в ваших руках, командуйте. Только одна просьба к вам: сами туда не лезьте.
– Я его не пущу! – вмешалась в разговор Рита. – Не забывайте, пожалуйста: официально Ваня, то есть Иван Васильевич, находится на больничном.
Московские полковники помогли Евдокимову подняться на его пятый этаж и даже заглянули в квартиру.
– Да-а, – вздохнул Мурашкин, – а я уж и забыл, что такие существуют. Как будто в свое детство заглянул. Так же тесно, старая мебель, тюлевые занавески и тополя за окном.
Полковники ушли. Нина Сергеевна с Ритой занялись приготовлением обеда. А Евдокимов набрал номер Бережной.
– Что от меня требуется? – спросил он.
– Вообще нужно, чтобы ты был постоянно на связи, чтобы люди твои были на связи и вертолеты тоже. Нужно, чтобы в назначенное время…
– Это ты уже говорила. А сейчас мои действия какие?
– Я хочу получить всю возможную информацию по убийству Рогожкина. Я не верю, что ушлого бандита смог завалить какой-то тренер по фитнесу. Хочу узнать, кто за ним стоял, кто ему дал оружие, кто его накачал чем-то так, что парень легко пошел на убийство. Легче было найти специалистов, заплатить, а самому не подставляться. Дилетант не может вот так просто застрелить кого бы то ни было.
– Но он сознался.
– Сознался кому? Тебе или Горохову?
– Я его вычислил и взял, а сознался он Горохову – так и было.
– Тогда рассказывай с подробностями.
Иван Васильевич начал рассказывать. Смотрел вокруг себя на убогую обстановку материной квартиры, ущербности которой прежде не замечал… Замечал, конечно, но не придавал этому значения, считая, что это не самое главное в жизни. Вспомнил, как морщилась бывшая жена, когда впервые здесь оказалась, как она лишь скользнула взглядом по фотографии отца, висевшей в рамке на старых выгоревших обоях. Потом жена жаловалась, что у нее болит спина от старого дивана. Диван заменили, но она все равно морщилась и скандалила. Нина Сергеевна тогда молчала, да и он терпел, вместо того чтобы сразу выяснить отношения, а не ждать, когда жена объявит, что у дочки другой отец.