— Марк.
Едва различимый шепот вернул ему способность мыслить. Он перестал гладить ее и поднял глаза.
— Ты была просто великолепна, Юльчик!
— Спасибо. — Она попыталась освободиться, но ее держали крепко.
— Нет, не так, ты более чем великолепна. Ты выглядела так, как будто родилась такой.
Она не улыбнулась в ответ, но и сердитой вроде не выглядела. Марк помедлил, пытаясь осмыслить, что же с ним. Но это ему не удавалось. А ведь он считал, что знает ее как свои пять пальцев. Оказалось, что его ассистентка скрывает кое-какие тайны. Вдруг ему стало крайне необходимо проникнуть в эти тайны.
— Пойдем же, — сказала Юлька. — Завтра много работы.
Очарование рассеялось. Он отпустил ее и открыл дверь. Она удивилась: Марк никогда не был галантным, да и кавалером-то его никогда было не назвать.
По привычке он обнял ее за плечи, как всегда проделывал это со всеми девушками, с которыми встречался когда-то. Но тут его ладонь словно обожгло, едва он коснулся ее кожи. Он быстро отдернул руку.
— Черт побери! Карская, не боишься замерзнуть?
Он набросил на нее плащ. Она засмеялась. Смех звучал очаровательно и так женственно, что он с трудом сумел обуздать себя и не схватить ее в объятия. Но как только она стала спускаться по лестнице, проклиная высокие каблуки, он понял, что неземное существо подле него — все тот же его Юльчик.
Глава 5
— Да, Ольга Тимофеевна, понимаю, как это действует на аудиторию, но в развлекательной передаче дозволяются некоторые вольности. Надеюсь, — добавил Марк несколько драматичнее, чем ему хотелось бы.
Он занимался «ерундой», когда позвонила мама Юли. Она хотела обсудить с ним поведение дочери. Во время беседы он продолжал рисовать: Ольга Тимофеевна не нуждалась в его ответах, и потому он только изредка вставлял в ее монолог одобрительное хмыканье или: «Вы абсолютно правы».
Распахнулась дверь, и появилась Юлька, как всегда в черном. Только волосы нельзя теперь закрутить в тугой узел. Марку очень понравилось, как она откидывает их с лица. Ну вот, снова в очках. С одной стороны, он рад видеть ее прежней, а с другой — ему недоставало открытого взгляда ее золотисто-карих глаз.
Он прижал палец к губам, призывая к молчанию, и включил громкую связь, чтобы она тоже послушала.
— Что она себе думает! — разнеслось по комнате.
— Согласен с вами, меня это тоже рассердило, — ответил он серьезно, но Юле улыбнулся. — Именно так все и выглядело.
— Мать, что это тебе пришло в голову — звонить Марку и отрывать его от работы?
На другом конце провода стало тихо. Но долго тишина не продлилась.
— Я позвонила, чтобы узнать, как дела у Марка. И заодно с тобой разобраться. Я видела это твое красное платье. Ты в курсе, что спина у тебя была абсолютно голая?
Юля застонала.
— Маргошка надевала точно такое же на свадьбу Зойки. Вырез был еще глубже.
— Это совсем другое, — ответила справедливая мать. — Ее при этом не показывали в телевизоре. И она не напрашивалась на поцелуй одного человека, будучи связана с другим. Ты подумала о чувствах бедняжки Марка, когда решилась на такую чушь собачью?
Бедняжка Марк радостно оскалился.
Его помощница охотнее всего прибила бы его на месте. Она посчитала до десяти, а потом и до двадцати, чтобы не завопить или не затопать. Маргошка встречалась одновременно сразу с тремя мужчинами. А подсунул эту «чушь собачью» ей именно «бедняжка Марк»! И ФФ вовсе не целовал ее, а только удержал от падения!
— Мать, послушай меня! Это Марк велел мне принять участие в шоу. Все упреки адресуй ему!
Воцарилось пресловутое затишье перед известно чем. Марк беспокойно посмотрел на аппарат. Оттуда раздался по-военному четкий приказ:
— Выключи эту чертову громкую связь и возьми трубку!
Дочь вздрогнула, подошла к телефону, отключила громкую связь, взяла трубку и минут пять молчала.
— Мама, ты не заставишь меня читать двадцать раз «Отче наш». Ты пока еще не священник.
Однако Ольга Тимофеевна была другого мнения.
— Тогда прочти пять раз «Пресвятую Богородицу»! Все! Пока! — И бросила трубку.
— Что она имела сказать?
— Что я должна почесть за счастье, что встретила тебя, которому я — вот чудо из чудес! — пришлась по сердцу. И я не должна все испортить, потому как шансы найти еще кого-то исчезающе малы — прямо как в математике, — горько сказала она, подумав про себя, как она заблуждалась, считая, что мнение матери ей давно безразлично.
— Признаюсь, Юльчик, поначалу мне было даже весело. Когда она позвонила, то…
— Да ладно, все нормально! — Марк не виноват, что собственная маменька считает ее неинтересным «синим чулком». — Мое семейство ведет себя странно. Сначала годами упрекает, что я ничего не делаю с собой, ношу не ту одежду, не крашусь, не хожу развлекаться. А сейчас, когда…
— …в наказание тебе вменяют читать «Отче наш».
— И к нему в придачу «Пресвятую Богородицу».
Марк присвистнул.
— Мне наплевать, что они там думают. Я давно выросла.
— Ты не единственная, от кого семья ждет слишком многого.
О его семье она почти ничего не знала. Только то, что отец — хирург-кардиолог, а мать — главный судья области. Старший брат был адвокатом и даже несколько лет назад баллотировался в Государственную Думу. Невестка-химик успешно подвизалась в каком-то фармацевтическом концерне. У Марка были две племянницы, у одной — задатки неплохого художника. На Марка тоже возлагались большие надежды, но он не оправдал их.
В ее семье все дочери были сексуальными красавицами — все, кроме нее. Считалось, что самая преуспевающая из них — Марина: она летала стюардессой на международных линиях и даже — за океан. Правда, единственная цель в жизни сестер — поиски богатых мужей.
Марк отлично осведомлен, как складываются ее отношения с родными. Но о своих говорил редко. Когда в прошлом году он получил премию за лучшую рекламную кампанию года, то не захотел даже позвонить им. Юля позвонила его матери и пригласила на церемонию вручения. Она хотела сделать Марку сюрприз.
Они не приехали — у них были другие договоренности.
Она об этом никогда не задумывалась. Но вдруг ей стало ясно, как мало она знает о его семье. Были ли родители в курсе, что Марк хочет открыть агентство, известно ли им о «ерунде». А было бы известно, что посоветовали бы — всерьез заняться этим, как это делала Юля, или наоборот?
— Марк, я просила тебя поехать со мной на Новый год…
— Просила? Шантаж теперь называется просьбой?
— Да не играй словами! Что подумают твои родители, если ты опять не приедешь на Новый год?
Кажется, он не понимает, о чем она спрашивает.
— Поговорим о чем-нибудь другом, Юльчик!
— О чем, например?
— Я человек в футляре.
— Так категорично я бы не заявляла. А кто мне рассказывал, что, будучи студентом, переоделся женщиной и изображал стриптезерку в каком-то баре, что очень не понравилось твоей тогдашней подружке.
— Гм, неужели рассказывал?
— Иначе откуда бы мне знать?
Марк помедлил.
— Не помню. Но о своих родственниках распространяться не хочу.
— И не надо. А можно еще вопрос?
— Только один.
— Они знают, что ты рисуешь?
Он расхохотался.
— Почему ты им не расскажешь?
— Не твое дело!
— Тебе нужна родственная поддержка.
— Юльчик, поверь, мои никогда не одобрят ничего, чем бы я ни занимался. Им не нравится даже реклама.
— Почему? Вполне почтенное занятие! А ты еще и весьма преуспел!
Она подумала о том, как много и хорошо он работал все годы. Еще две престижные премии. Карикатуры, которые он прячет в рабочем столе. Пора их опубликовать. Нет, кажется, его семья так же мало верит в него, как и ее собственная — в нее. Юлю начинало раздражать, что собственные родители не ценят его таланты.
— Значит, я единственная видела их? Такой талант пропадает втуне!
— Тебе они нравятся?
— Еще спрашиваешь!
Он улыбнулся.
— Тогда он не пропадает!
Юлька покраснела.
— Послушай, иногда…
— …я бываю очень милым. Знаю. Жаль, что редко.
— Действительно жаль.
— Давай сменим тему!
— Трусишка!
— Я? А кто говорил с твоей матерью?
— Кстати, после обеда я не приду. Не теряй меня!
Он оторвался от бумаг.
— Но сегодня среда.
По средам она приносила пиццу из соседнего заведения. Он любил пиццу по-гречески, а она не выносила сладкого перца и потому брала себе «Маргариту». Совместные трапезы стали уже традицией. Частенько она задавала себе вопрос: у всех ли начальников и их помощниц существуют подобные обычаи? И у нее возникали сомнения.
Да и в другие дни они по-братски делились последним куском.
А еще по средам Марк показывал ей новые карикатуры, хотя страшно боялся, что они закапают их соусом. И всегда волновался в ожидании ее приговора, делая вид, что ему он безразличен.
Юля насупилась. Нет, никаких традиций соблюдать она сегодня не намерена.
— Я встречаюсь с Анжеликой.
Его лицо выдало все, что он думает по этому поводу.
— Нам надо купить кое-что! — Снизошла она до объяснений. — Ты же не воображаешь, что я надену платье второй раз?
Он мрачно смотрел на нее.
— Ты и так прекрасно выглядишь.
— Не подлизывайся, с тобой я никуда не пойду.
Его физиономия потемнела еще больше.
— Ты же сказала, что не принимаешь шоу всерьез? Ты просто обманщица и притворщица!
— Знаю. Зато получила две зеленых карты! Теперь я должна поменять имидж. Пока! — С этими словами она исчезла.
— Пока, — проворчал он. — Никакой пиццы. Никакого перца. Вообще ничего. Как выжить без нее в среду? — Он имел в виду не пиццу.
Марк нашел свое поведение идиотским. Он бросил карандаш на стол и раздраженно откинулся на спинку стула. Да что это с ним? Ему бы радоваться за нее. Не все ли равно, что думает ее мать, главное, это им на пользу. Самое время перестать подпирать стенку. Ей к лицу роль Золушки, которая расцветает в красавицу.