– Это не мне удалось, а тебе, Лаврентий. Ведь это ты своим колдовством сделал с ним что-то такое, отчего Хаген обезумел.
Когда после шумной и пьяной пиратской свадьбы торжествующий Хаген уединился с Ингрид в своей каюте, то намеревался немедленно приступить к делу.
– Он стал целовать меня и ласкать, – сказала Ингрид, потупив взор. – Это было невыносимо – слюнявые губы, потные руки, и сам он весь был рыхлый и вспотевший. Отвратительное зрелище!
– Как только ты это вытерпела! – с чувством заметил Лаврентий.
– Я очень верила в твои слова, – ответила девушка. – Ведь ты клятвенно обещал мне, что сумеешь сделать так, что у Хагена ничего не получится. Так что я превозмогала себя и терпела до тех пор, пока он сам не осознал, что с ним что-то не то.
Поняв это, Хаген сначала не слишком встревожился. Он откупорил новый кувшин с вином и решил выпить еще. Наверное, подумал – вино придаст ему сил и возбуждения. Вероятно, с ним уже случались казусы, так что он имел на этот случай проверенный рецепт.
– Помогло? – улыбаясь, хитро поинтересовался Лаврентий.
– Конечно нет, – помотала головой девушка. – Но выпив, он снова полез ко мне. Повалил на кровать, стал трогать руками повсюду. Я понимала, что он не верит своим ощущениям и хочет возбудиться, лапая меня.
– Хм, – заметил слушавший этот рассказ Степан, – ты девушка, а рассказываешь об этих вещах с таким знанием дела, как будто у тебя имеется немалый опыт.
На этот раз Ингрид совсем не смутилась – ей было что сказать.
– Конечно, у меня есть немалый опыт, – спокойно ответила она. – У всякой взрослой девушки, если она хочет постоять за себя и сохранить свою честь, имеется такой опыт. Я ведь не сказочная принцесса и жила не в хрустальном гроте под надзором добрых гномов. Я ходила по улицам, разговаривала с людьми и кое-что видела. Знаете, что творится в нашем старом добром Або в день, когда в порт приходят сразу несколько кораблей? Десятки матросов, по много месяцев не видевших вина и женщин, высыпают на улицы. Они ходят из кабака в кабак, пока не напьются до полусмерти. Но это случается не сразу, а до этого они стараются не пропускать ни одной юбки. Даже старух пытаются приветить!
Оказывается, хотя Ингрид и сохранила нетронутой свою девственность, она все же имела некоторый опыт по части мужских ухаживаний и приставаний.
Степану с Лаврентием странно было это слышать: на Руси, да и в Поморье нравы были куда суровее. Незамужняя девушка вообще не могла выходить из дома без сопровождения отца или брата и не должна была разговаривать с незнакомыми мужчинами ни при каких обстоятельствах. Да и замужняя женщина пользовалась не намного большей свободой. Во всяком случае, в одиночку ходить по улицам и вступать в разговоры с незнакомцами строжайше воспрещалось…
Что ж, в каждой стране – свои нравы и обычаи.
– А вот когда Хаген окончательно убедился в том, что мужские силы покинули его, – рассказала Ингрид, – тогда он действительно пришел сначала в ярость, а затем в отчаяние. Хотел даже меня убить, и я успела испугаться, но что-то нашло на него – он отбросил нож в сторону. Видимо, решил, что дело все-таки не во мне, а в нем самом. Затем он снова стал пить и бегать по каюте. Схватил какой-то камень, бывший у него в сундучке, и долго шептал над ним и размахивал руками. Да ничего не помогало.
Несколько раз Хаген набрасывался на меня. Он прямо рычал, как дикий зверь. Бросится, схватит – и снова за кружку с вином. Пьет, как бешеный, и все не насытится. А потом, видно, его оставили не только мужские силы, но и силы вообще: свалился на кровать и захрапел.
Вот только тогда я и осмелела. Принялась шарить в каюте, по всем вещам. Сначала не могла найти нужный ключ, у капитана ведь много разных ключей – от кладовой, от порохового погреба, от оружейной комнаты, от каждого сундука…
Потом только сообразила, что нужно обыскать его самого. И вот, нашла на поясе в связке с другими ключами.
– Корабль! – закричало одновременно несколько голосов. – Корабль!
Судно шло прямо наперерез, явно намереваясь войти в соприкосновение со «Sten». Оно находилось еще далеко, но намерения его были очевидны.
– В общем-то тут нет ничего необычного, – заметила Ингрид. – В Английском проливе полно самых разных судов. Странно только, что оно идет прямо на нас. В отличие от нас у них-то наверняка есть подзорная труба.
На палубе царило оживление, все столпились по правому борту, чтобы лучше разглядеть приближающийся корабль.
– Это вооруженное судно, – сказала Ингрид, но Степан и сам уже заметил необычные очертания корабля. По сравнению с их кораблем он был очень большим. Высокие борта ощетинились жерлами пушек.
– Четыре, – считал Лаврентий, прищурившись, – шесть, семь… Десять пушек по борту. Значит, с другого борта еще десять. Двадцатипушечный корабль.
Когда корабль подошел еще ближе, стало ясно, что и калибр орудий очень крупный. Один залп десяти таких пушек способен разнести их бриг в щепки.
У Степана уже было время, чтобы ознакомиться с корабельным вооружением доставшегося им брига. Ипат здесь оказался ценным специалистом, разбирающимся в пушечном деле.
Все восемь пушек, стоявших по четыре на каждом борту, были кулевринами, что страшно радовало Ипата: длинные стволы кулеврин обеспечивали дальнобойность стрельбы. Сами стволы были сделаны из кованого железа и крепились к деревянным лафетам при помощи пяти тоже железных ободов. У каждого лафета внизу были приделаны маленькие колеса из камня, напоминавшие мельничные жернова. С их помощью можно было перетаскивать пушки по палубе.
Кроме бортовых кулеврин, представлявших собою грозное оружие, имелась еще небольшая пушечка, установленная прямо на палубе перед кормой и капитанской каютой на вертлюге. Медную пушечку эту можно было поворачивать в любую сторону, и оставалось только гадать, против кого она предназначена: из-за небольшой длины и малого калибра никакой опасности для других кораблей пушечка не представляла…
Но самую большую радость у Ипата вызвал пороховой склад, где кроме пороха хранились и снаряды для корабельных орудий. Кроме обычных чугунных были здесь и новомодные – разрывные, начиненные картечью, имевшие, по словам опытного Ипата, огромную убойную силу.
– У нас на Пушечном дворе таких снарядов не было, – рассказывал он. – Только один раз привезли из немецкой земли несколько штук и показывали. Если такой снаряд в толпу попадет, то народу повалит немерено.
Однако вся эта военная мощь казалась ничтожной в сравнении с мощью военного корабля, стремительно приближавшегося к ним сейчас. Это была настоящая плавучая крепость. На грот-мачте корабля в лучах осеннего, но еще яркого солнца развевалось белое полотнище с прямоугольным красным крестом – символом Святого Георгия.
– О, боже, мы забыли поднять флаг! – закричала Ингрид, до того стоявшая рядом со Степаном в оцепенении. – Это английский корабль, видно по флагу. Скорее поднимайте флаг: они могут подумать, что мы испанцы.
Накануне вечером, когда в полном беспорядке и в спешке спускали с мачт паруса, заодно с ними спустили и флаг, не придав этой бесполезной тряпице никакого значения.
– Скорее! – тревожно торопила Ингрид. – У нас нет флага, как я могла забыть! Что будет, если они не станут разбираться, а просто ударят сейчас по нам из пушек!
Пока судорожно искали брошенный невесть куда флаг, Ингрид в двух словах объяснила причину своего страха.
– Мы идем с востока на запад, – сказала она. – У нас нет флага на мачте: значит, мы хотим пройти скрытно, незамеченными. А на востоке, в нидерландских провинциях, сейчас идет война. Герцог Вильгельм Оранский со своими гезами сражаются против испанского владычества.
– А при чем тут Англия? – спросил Степан, впервые услышавший про весь этот ворох событий, о которых не слышал до этого ничего. Что такое нидерландские провинции? Кто такой герцог Оранский? И что делают тут испанские корабли?
– Англия поддерживает Оранского и гезов, – пояснила Ингрид. – Вообще, Англия на стороне Нидерландов, как и мы все. Поэтому испанские корабли пробираются тут тайком. Англичане только и ждут случая напасть на них.
Мало что поняв из этих слов, Степан наблюдал, как вверх по мачте ползет поднимаемый флаг – синее полотнище с тремя золотыми коронами.
– Теперь англичане хотя бы увидят, что мы не испанцы, – удовлетворенно сказала Ингрид. – Мы подняли флаг Шведского королевского дома.
Но было уже поздно, они промешкали с флагом. Английский корабль приблизился настолько, что стал виден матрос на фок-мачте, подававший сигналы.
– Нам приказывают остановиться, – сказала девушка упавшим голосом. – Иначе они будут стрелять из пушек.
Долго раздумывать не приходилось – над бортом подходившего корабля явственно виднелись дымки, поднимавшиеся от запаленных фитилей…
На этот раз спустить паруса удалось уже гораздо быстрее. Если бы посторонний наблюдатель мог сравнить с днем накануне, то не поверил бы, что люди способны так быстро учиться чему-то новому. Глядя на то, как ловко вчерашние стрельцы, а ныне матросы управляются с такелажем, Степан подумал о том, что реальная опасность – самый лучший в мире учитель.
– Якоря, – скомандовал он, и спустя минуту-другую с носа и с кормы стали спускать якоря. Плеск воды, брызги – и просмоленные канаты ушли в глубину.
Под наставленными на них жерлами крупнокалиберных пушек вся команда действовала сноровисто и без пререканий. Когда мачты оголились и якоря достигли глубокого дна, от английского судна отвалила шлюпка. На корме шлюпки также гордо реял английский флаг, а на носу с грозным видом стоял человек в сверкающих на солнце кирасе и шлеме.
– Что мы будем делать? – испуганно спросила Ингрид. – Мы захватили корабль, и теперь мы – бунтовщики…
Степан даже усмехнулся от неожиданности.
– Кто захватил корабль? – ответил он. – Разве это не твой корабль, Ингрид? Это проклятый Хаген захватил твой корабль, а теперь мы его прогнали, и ты здесь хозяйка. При чем тут бунтовщики?