И пока топал под мелким теплым дождем почти на другой конец города, пока слонялся по пустому почти магазину, в голове неотступно крутилось одно и то же. Наваждение накрыло еще ночью, в одно из пробуждений, и больше не отпускало. Илья вспомнил до мелочей, едва ли не поминутно все, что было до того, как он нашел в ванной мертвую Машу. Вспомнил, как торопился в ресторан, как накрыла ревность, когда увидел Светку и Вишнякова в бильярдной, даже будто заново те минуты пережил. Вспомнил и Валеркину выходку, и ссору с женой, и все, что было потом. И никак, ну хоть убейте, не мог понять, кто это мог сделать и почему, за что. Всех перебрал, и коллег своих и Светки, и друзей, и даже Машиных подружек припомнил. Умом понимал, что это не то, что мимо. Дверь в квартиру не была взломана, замок на месте, и ключ повернулся в нем свободно. Значит, Света сама впустила убийцу, из квартиры ничего не пропало, значит, это не ограбление. Или пропало? Он же не смотрел толком, не до того было.
Чувство было такое, точно в ту самую бетонную стену лбом уперся. Безысходность и отчаяние накатили с новой силой, и тут добавилось еще кое-что: Илье показалось, что за ним следят. Поначалу решил, что это нечто вроде вчерашнего глюка на дороге, измученная психика еще и не такие кружева сознания сплести может. Пытался поначалу не обращать внимания, делая перед самим собой вид, что ничего не происходит, но не выдержал, оглянулся несколько раз на ходу.
И ничего необычного или подозрительного не углядел, до него никому не было дела. Люди шли, машины ехали, собаки бежали по своим делам, на березе каркали вороны, точно ссорились друг с другом. Мимо быстро прошел высокий белобрысый мужик лет тридцати, он громко орал в мобильник на какого-то Саню, клял того последними словами и выражений не выбирал. Обогнал, вскочил в маршрутку, что отъезжала от остановки, и сгинул.
Чувство чужого взгляда в спину не отпускало, Илья быстро шел к дому, держась из последних сил, чтобы не оглянуться. Влетел в квартиру, закрыл дверь и только сейчас почувствовал, как колотится сердце, а руки мелко подрагивают. Потом дыхание успокоилось, Илья убрал продукты и лег на диван. Сон не шел, мысли не отпускали, версии и предположения рождались десятками и тут же улетучивались. Полежал так с полчаса, пока не пришел в себя, и даже задремал. А очнулся от яркого света. Мощный яркий луч прорвался сквозь сетку кленовых ветвей и листьев, врезался в зеркальную створку шкафа в соседней комнате и рикошетом ударил в глаза. Илья вышел на балкон, глянул на небо. Там царила огромная яркая радуга, крутая, сильная, точно с картинки из детской книжки. Внизу раздались веселые голоса, хлопнула дверь машины — это Яковлевы грузились в свое ржавое корыто. «Тойота» куда-то укатила, Илья еще полюбовался на радугу и вышел из дома.
Идти пришлось недалеко, можно было и на маршрутке доехать, но Илья решил пешком. Прошел по знакомым улицам, точно заново открывая для себя родной город, узнавал и не узнавал его. Вот школа, где проучился десять лет, она никуда не делась. А вот этот торговый центр появился тут уже без него, на месте сквера, где так славно было прогуливать уроки. И вот эту приятную с виду многоэтажку он не помнил: высотку вкопали на месте оврага, где частенько случались оползни, грунт по весне проваливался куда-то в бездну. Тогда там ставили оцепление, и рабочие торопливо заделывали провал. А сейчас тут вырос небольшой микрорайон, и странно, что он до сих пор не ушел под землю.
Высотки и обычные пятиэтажки закончились, пошли частные дома: заброшенные, полуживые и вполне себе справные коттеджи за высокими заборами. Потом пустырь, который ничуть не изменился за пару десятков лет, потом ручей — через него Илья легко перемахнул и принялся подниматься в горку. Вернее, на насыпь железной дороги, что шла через их город из Москвы до самых до окраин, до Владивостока и дальше, на самый край земли.
Солнце пропало за тучами, радуга исчезла, низкие быстрые тучи мигом затянули небо. Поднялся ветер, под его порывами и без того низкая трава прижалась к земле. Где-то недалеко увесисто громыхнуло, блеснула молния, расколов небо, и пропала. Илья повернулся спиной к грозе и шел по насыпи. Мимо пролетела электричка в сторону Москвы, немного погодя навстречу прогрохотал товарняк. Семафор впереди горел красным, Илья прошел еще немного и остановился.
Железка тут делала изгиб, рельсы уходили вправо и там исчезали за густой порослью лесополосы. Деревья почти слились цветом с низким темным небом, низкий гул несся, казалось, одновременно и с неба, и из-под земли. Илья огляделся, сел на рельсы, подобрал с земли камешек, подкинул на ладони, огляделся. Прямо по курсу высился забор промзоны, высокий и неинтересный, Илья развернулся в другую сторону и принялся глядеть на березы. Ветер нещадно трепал их, летели первые желтые листья, в просвете меж тонких ветвей то и дело вспыхивали молнии. Илья кинул камешек вниз и прикрыл глаза.
Рельс слабо гудел и еле ощутимо подрагивал, березы шумели под ветром, гул повторился, но уже нестрашно. Звуки убаюкивали, Илья закрыл глаза и плотнее запахнул куртку, накинул капюшон. Ветер дул в спину, пахло свежестью и сорными травами, что в изобилии росли вдоль полотна. Пустырь начинался у подножия насыпи, прерывался лесополосой и тянулся дальше, пропадал где-то за краем туч. Громыхнуло сильнее, ветер вдруг налетел сбоку и сорвал с головы капюшон. Илья кое-как натянул его, и тут послышался отдаленный пронзительный гудок. Впрочем, он быстро стих, Илья застегнул «молнию» почти до подбородка, сгорбился, уперся локтями в колени и задремал. Шум ветра и деревьев, глухие раскаты грома, шелест ткани успокаивали, на душе становилось легче и чище, казалось, что избавление близко и надо лишь подождать еще немного. «Долго как», — шевельнулась ленивая мысль, Илья приоткрыл глаза. Глянул на щебенку, на низкую траву с мелкими листьями, на столб напротив, повернулся к семафору и увидел человека.
Сначала решил, что показалось, что это что-то вроде миража или видения на фоне почти черного предгрозового неба. Молния разорвала тучи надвое, потом жутко грохнуло, да так близко, точно за спиной. Но там ничего не оказалось, а человек приближался. Он становился то ниже, то выше ростом и шел не по прямой, а змейкой, да так быстро, точно скользил над землей. Илья не мог отвести от него взгляд, небо снова озарила вспышка, силуэт на миг сделался черным, потом снова посветлел. Его снова мотнуло вбок, будто приподняло над шпалами, человек был все ближе и ближе, уже можно было разглядеть его одежду, обычную, простую, так одеваются сотни тысяч ничем не примечательных людей. Илья видел и светлые волосы незнакомца, довольно короткие, видел, что тот идет, уворачиваясь от ветра, что руки он держит в карманах, а над головой светятся белые огни, сливаются в яркую дугу. И он снова становится ниже ростом, чтобы через мгновение приподняться над землей.
Ужас пробрал до костей, дыхание перехватило. Илья не мог справиться с собой, не мог отвести от призрака глаз, а тот приближался. Огни мерцали, то пропадали совсем, то снова появлялось слабое свечение, оно приобрело зеленый оттенок, и тот креп, наливался, перебивал все остальные. Призрак ускорился, его уже не мотало по сторонам, он то ли шел, то ли плыл над шпалами, до него оставалось метров тридцать. Тьма за его спиной сменилась серой стеной высотой от земли до неба, преграда ширилась на глазах, точно пожирала знакомый мир, и Илья не выдержал. Встать не смог, не хватило сил, он боком рухнул на гравий и скатился с насыпи в траву. Врезался плечом в столб, заорал от боли, перед глазами все на миг помутилось, зато наваждение спало. По насыпи с ревом летел пассажирский поезд, сцепка гремела, вагоны дрожали на стыках. Влетел точно в стену и пропал за ней, и только сейчас Илья сообразил, что это дождь, чудовищной силы ливень, что сам он промок до нитки и что призрак исчез, а он сам в который раз избежал смерти. И что рядом никого, а у машиниста хорошая карма; интересно, знает ли он об этом.
Илья вытер с лица воду, скинул бесполезный уже капюшон и двинул к дому. По дороге несколько раз обернулся, но там смотреть было не на что, по пути даже собаки бродячей не попалось, все попряталось от ливня. И тот пошел на спад, превратился в мелкий дождик, а потом и вовсе прекратился. В лужах отражалось неяркое, в легких тучках солнце, когда Илья подошел к дому. У подъезда разлилась гигантская лужа глубиной едва ли не по щиколотку. Илья перешел ее вброд, наплевав на насквозь промокшие ботинки, и скоро был дома. Переоделся в сухое, привел себя в порядок, вышел в коридор и остановился в нерешительности. Постоял так, подошел к книжному шкафу, где за стеклом стояла икона.
— Зачем я тебе? — Илья с минуту смотрел на темный лик, потом отвернулся к окну. Там вовсю светило солнце, орали воробьи и слышались детские голоса.
«Напился, потом сюда пришел и вот прижился», — пришли на память слова веселого старика. Ну, насчет напился — это лишнее, да и водка в горло не полезет, пробовал уже, и не раз, только продукт зря перевел. А насчет прижился — ну, это как получится.
Лужа привольно разлилась через всю дорогу, мутные волны плескались о бортики. Илья спрыгнул с крыльца на дорожку под окнами первого этажа и едва не влетел в толпу яковлевских детей. Илья отошел вбок, пропуская их, те что-то громко обсуждали, кричали и даже ссорились, топая мимо. Первым шел Сережа, он тащил за собой на веревке какую-то тряпку, донельзя грязную и, судя по виду, тяжелую. Тряпка странно скручивалась, извивалась, пацан с силой дергал ее на себя и волок дальше. Девочка с белыми косичками, что бежала последней, пнула тряпку и едва удержалась на ногах. Тряпка вдруг завыла, Илья глянул вниз.
Там был кот, скорее, котенок-подросток, рыже-полосатый, с белой мордочкой и лапками. Весь перемазан в жидкой грязи и чем-то темном, шерстка слиплась и как-то странно поблескивает на солнце. Уши прижаты, башка задрана, тощая глотка перехвачена удавкой, и кот сдавленно хрипит. Пытается упираться лапами, но сил не хватает, а одна как-то странно выгнута и бессильно волочится по земле. Сережа повернулся, дернул кота на себя, тот захрипел и завалился на спину.