— А ну стой! — пришел в себя Илья. — Прекрати сейчас же, отпусти его!
Мальчишка и ухом не повел, принялся наматывать веревку себе на ладонь, кот бился на земле, на грязной морде выступила пена. Илья схватил веревку, чтобы хоть немного ослабить ее, она сползла коту на уши, но петля оказалась слишком узкой.
— Вы что делаете? — он оглядел детей. Те столпились у Сережи за спиной и заткнулись, недобро поглядывая снизу вверх. Илья только сейчас заметил, что в руках у каждого, даже у самых маленьких, острые палки и толстая проволока. Дети прятали их за спиной, кот шипел и рвался с поводка, Сережа не отпускал веревку, а лишь плотнее намотал ее на ладонь и сжал кулаки.
— Вы что делаете? Ему же больно…
Малявка, что недавно пинала кота, выкрикнула из-за спины брата:
— Кот грязный, в нем бес, мы должны прогнать беса!
— Убить, — подсказал кто-то из детей, и Сережа улыбнулся. Кот пятился к лопухам, тряс башкой и глухо выл, но веревка держала его крепко. Смысл слов девочки дошел не сразу, Илья оторопел, ослабил хватку, и Сережа рывком подтащил кота к себе, наступил ему на вывернутую лапу.
— Мы должны уничтожать бесов, они на исповеди сгорают и поэтому не пускают человека в церковь! А еще к своим хвостам души привязывают и не пускают их к богу…
— Какие бесы? — заорал на девочку Илья. — Ты что говоришь? Это кот, он живой, ему больно!
Девочка вытаращила небесно-голубые глаза, сморщила носик, вся скривилась и заплакала. Сначала просто захныкала, потом плач перешел в рев. Второй мальчишка, с кудрявыми белыми волосами, задвинул сестру себе за спину и нахмурился, крепче сжал острый прут. Сережа ударил кота острием заточки в тощий бок, кошак завыл и сжался, пряча морду в передних лапах. Илья не выдержал, схватил мальчишку за ухо и потянул вверх.
— Отпусти. Кота. Скотина. Сейчас же.
Сережа дернулся всем телом, точно от удара, и заорал так, что у Ильи заложило уши. Остальной выводок как по команде поднял дружный вой, Илья поначалу растерялся, но ухо поганца не отпускал. Выкручивал, стараясь не переусердствовать, и поглядывал на кота. Тот отполз в сторонку, забился под лопухи, но сил бежать у него уже не осталось. По траве волочился веревочный хвост, кот ползал по короткой траве в поисках укрытия.
Дверь подъезда с грохотом распахнулась, на крыльцо вылетел Яковлев. В полосатых шортах, резиновых тапках, растрепанный, он застыл на миг, оценил обстановку и кинулся к Илье. Детей как ветром сдуло, они разбежались по сторонам, но недалеко. Маленькая обаяшка перестала реветь и с обожанием глядела на отца. Тот схватил Сережу за футболку и потащил к себе. Илья разжал пальцы, и мелкий засранец шарахнулся прочь. Яковлев оказался нос к носу с Ильей.
— Не лезь к моим детям, не подходи! Ты ребенка чуть не убил!
Яковлев выпучил глаза с огромными темными зрачками, разинул пасть и тут же завоняло какой-то тухлятиной. Илья скривился, желудок перехватил спазм. Из подъезда выскочила Яковлева в какой-то драной рубахе до колен и с таким декольте, что хоть сейчас в кино для взрослых. Она прижимала к тощим сиськам младенца, обхватила его обеими руками, выставила перед собой и кинулась к Илье.
— Дети, мои дети! — визжала она. — Да чтоб ты подох, ублюдок, чтоб руки у тебя отсохли, если их коснешься!
Визг и вопли неслись до небес, на балконы вышли несколько человек и поглядывали вниз. Яковлевский выводок сгрудился в кучку, Сережа стоял впереди и прикрывал ладонью красное ухо.
— Только попробуй еще раз, падла, тронь моих детей, я тебе мозги вышибу, я тебе морду расхерачу — мать родная не узнает. Своей семьи нет, так к чужим лезешь, смерти нашей хочешь? Пошел отсюда, ублюдок, проваливай к херам!..
Яковлев толкнул Илью в грудь, потом еще раз, наступал, пер всей тушей, обезумевшая баба с младенцем скакала рядом. От них воняло луком, гнилой рыбой и детской мочой. Спазм повторился, от толчка Илью отбросило к стене дома. Яковлев одним прыжком оказался напротив, замахнулся. Илья отбил его руку и схватил Яковлева за кадык, рванул на себя, как дверь за ручку, и сжал пальцы что было сил. Это прием он помнил по училищу, препод, еще в советское время отметившийся во всех горячих точках страны и зарубежья, а также на территориях дружественных бантустанов в качестве военного советника, рекомендовал этот хват, чтобы гарантированно задушить противника. Был еще хороший способ пережать сложенными фигой пальцами сонную артерию и ждать результата — либо пациент уснет, либо сдохнет. Препод давал гарантию на оба способа и уверял, что работают они при умелом применении безотказно, но тогда дело ограничилось теорией.
Яковлев еще больше выпучил зенки, еле заметные белки налились кровью, он дергался, как муха на булавке, и потерял тапок. Дети дружно заорали, Яковлева, наоборот, заткнулась и шарахнулась вбок, прикрываясь младенцем. Тот слабо попискивал и дергался, вертел головой. Яковлев ловко крутанулся, попытался локтем освободиться от захвата, но получил ботинком по голени. И вдруг обмяк, повис дохлятиной, глаза у него закатились, а волосы неприятно шевелились, точно в шевелюре ползало что-то живое.
— Я тебе сейчас хребет сломаю, — глядя в жуткие зрачки Яковлева, негромко сказал Илья. — Ты сдохнешь, а я сяду, но это неважно, мне уже без разницы.
И осознал вдруг всей шкурой, что да, все равно. Монастырь, зона, могила — все едино. Странно, что так долго понять этого не мог, почти месяц прошел с того черного дня, и вот осенило. Вразумил Господь, спасибо ему. И до отказа стиснул пальцы, сжимая яковлевский кадык. Вопли и детский рев поблекли, звучали фоном, на который можно не обращать внимания, точно музыка в магазине. Яковлев побледнел, потом стал синеть, хрипел, точно кот на веревке, ноги у него подкосились. Здоровенного дядю мотало по сторонам, Илья уже с трудом удерживал его и ждал, когда все закончится. Солнце закрыли тучи, стемнело, точно перед дождем, и стало очень тихо, музыку выключили, и это было даже неплохо. Мешало одно: кто-то настойчиво пытался сорвать с него куртку, вцепился в ткань так, что она трещала, и дергал вбок. Илья развернулся рывком и увидел Настю.
— Отпусти его, еще посадят. Это говнюк того не стоит, уж поверь. Ну отпусти, кому говорят!
Она ударила Илью по руке, и тот разжал пальцы. Яковлев не упал, но согнулся пополам, закрыл руками горло и зашелся в кашле, хрипел и плевался так, что того гляди весь потрох окажется на асфальте.
— Пойдем, пошли отсюда, — Настя потянула Илью за собой. Тот сделал шаг, другой, и тут Яковлев поднял голову. Илья перехватил его полный боли, но спокойный, даже оценивающий взгляд, вернулся. Яковлева взвыла и с ребенком наперевес кинулась навстречу Илье. Совсем немного не успела, секунду или две, но этого хватило. Илья врезал Яковлеву ногой под дых, того мотнуло назад, и он навзничь грохнулся в лужу. Дети заорали с новой силой, прорвало и младенца, тот голосил за троих. Яковлева кинула его на лавку и бросилась в лужу, принялась прыгать там, поднимая грязные волны. Яковлев уже сел и держался руками за голову, с грязных волос стекала мутная вода. По тропинке с той стороны, по мокрой траве пробирались несколько человек, и один показался Илье смутно знакомым. Высокий, с короткими светлыми волосами, прямой, резкий, он мельком глянул на Илью и отвернулся, торопясь проскочить мимо. Илья посмотрел ему вслед и все не мог отделаться от мысли, что где-то недавно его видел, но где — вспомнить не мог, хоть убейте.
— Идем, идем отсюда. — Настя толкала Илью в спину, и тот послушно пошел прочь. Заметил у подъезда Федоровну, еще двух старух, крепкого седого деда, которого помнил еще по своему детству, кивнул ему. Старик показал Илье большой палец и принялся глядеть дармовое представление: Яковлев с помощью жены выбрался из лужи и ковылял к подъезду. Настя забежала вперед, хотела что-то сказать и вдруг осеклась.
— Господи, что это с ним? Кто тебя так?
Она перешагнула лопухи, присела на корточки. Илья подошел ней. Кот так и лежал под кустами и трясся всем измученным телом. По спине и тощим бокам текла кровь, удавка ослабла, но еще держалась у него на шее. При виде людей кот ощерился, зашипел и попытался отползти поглубже, но сил не хватило.
— Соседи твои, — Илья примеривался, как бы снять веревку, — беса изгоняли.
Разрезать было проще всего, но нечем. Тогда он просто растянул петлю, насколько смог, и кот ловко вывернулся из нее. И снова зашипел, но уже больше для порядка. Сил у животины совсем не осталось.
— Я же говорю, что они придурки, а ты не веришь. Экзорцисты хреновы. — Настя потянулась к коту, тот оскалился, и девушка отдернула руку. Они с котом глядели друг на друга, а Илья — на них и по сторонам. Яковлевы с шумом и проклятиями ускреблись в свою нору, соседи тоже разошлись. Осталась одна Федоровна, она устроилась на лавке и кокетничала со стариком из соседнего подъезда.
— Бедный котик, — Настя подобралась поближе к кустам, — иди сюда, мой хороший, пойдем со мной.
— Зачем он тебе? — вдруг накатила усталость, стало лень не то, что двигаться, а даже говорить. Хотелось только спать, Илья нашел в кармане ключ, глянул на свои окна.
— Он сдохнет, если я его тут брошу, — Настя еще на шажок подобралась к коту. Тот уже не шипел, а принюхивался, тянул шею и жмурился. — Как Тимка мой.
— Тимка? — Настя подняла голову, и они посмотрели друг на друга.
— Тимка, пес мой, корги. Яковлевы его убили полгода назад.
— Почему? — сонливость отступила, Илья тоже присел на корточки и смотрел на кота. Зверь малость успокоился и уже не шарахался от них, но дышал по-прежнему тяжело и хрипло. «Наверное, легкое ему пробили», — Илья вспомнил заточенные прутья в руках детей, прошелся поблизости, осмотрелся, но ничего похожего не обнаружил. Значит, с собой забрали. Илья вернулся к Насте.
— Их дети с Тимкой играть хотели, а он их облаял.
И правильно сделал — Илья потянулся к коту. Тот прижал уши, но позволил себя погладить. Настя подобралась к коту еще ближе и с жалостью глядела на него.