— Вы из какой квартиры?
— Пятьдесят шестая, третий этаж. — Илья показал забинтованной рукой вверх, где на фасаде чернели языки копоти. Кондратьев мельком глянул туда, на Илью, на его руку и поинтересовался:
— Паспорт у вас есть?
— Сгорело все. — Илья ждал чего-то подобного, но не ожидал, что разговор об этом зайдет так скоро. Хотя, с другой стороны, времени прошло достаточно, просто он не заметил.
— Справку получите в паспортном столе, — Кондратьев уже с интересом разглядывал Илью, — потом сам документ. Вы знаете, что вас ищет следователь?
Илья непонимающе уставился на лейтенанта, точно тот вдруг заговорил на другом языке. Какой следователь, о чем он? Васильцов давно все выяснил, как и другие, пообещав, правда, вызвать в случае необходимости. Но он же не следователь, или Кондратьев что-то путает? Тот поскучнел, видя, что его слова не возымели должного эффекта, и проговорил буднично и деловито:
— Следователь по делу об убийстве вашей жены и дочери. Вы нужны ему, вскрылись новые обстоятельства…
— Что? — Илья и Кондратьев дружно обернулись. Рядом стояла Настя, Илья не видел, как девушка подошла ближе и вот теперь все слышала. И не сдержалась, растерянно глядела то на лейтенанта, то на Илью. Тот вспомнил, что оставил следователю свой новый адрес и номер телефона. Но мобильник давно сгинул, дом сгорел, вот следаку и пришлось напрячь коллег, дабы те посодействовали розыску бывшего подозреваемого, перешедшего в ранг свидетеля.
Кондратьев отвел Илью в сторонку, чуть ли не в лужу затащил, подал мобильник.
— Это служебный. Звони. Вот его номер.
Он нашел его в памяти, Илья нажал кнопку вызова. Следователь ответил почти сразу, после второго гудка.
— Запись с диктофона расшифровали, — сообщил он после приветствия, — вам надо ее послушать. Когда сможете приехать? Вы же понимаете, что это в ваших интересах, — торопливо добавил он, будто Илья отказывался и его приходилось убеждать.
— Хоть завтра, — сказал он, — к обеду или сразу после. Я приеду.
Договорились на три часа. Илья отдал Кондратьеву мобильник, и лейтенант быстро смылся. Настя стояла у подъезда и исподлобья глядела на Илью. Он подошел к девушке, хотел взять ее за руку, но между ними точно стена выросла, как тогда, на дороге. Только на этот раз прозрачная, но такая же толстая и высотой до небес.
— Ты же сказал, что вы расстались на время, — с трудом проговорила Настя. Каждое слово давалось ей непросто, у нее даже губы дрожали, непонятно только, от страха или от обиды. Или еще от чего: она смотрела вбок, и Илья не мог толком разглядеть ее лицо.
— Их убили, — тихо сказал он, дивясь, как просто смог произнести это, — и мою жену, и дочку. Машу я в квартире нашел, мертвую. А Светку потом опознал, в морге. У нас жилья своего не было, только собирались покупать. Меня тесть из дома выгнал, поэтому я и приехал сюда. Вот и все.
Настя мельком глянула на него и отвела взгляд. Небо снова затянули тучи, принялся накрапывать дождик, но они оба точно не замечали этого. Из подъезда тянуло гарью, с козырька падали черные капли и звонко шлепались на бетон.
— Зачем наврал? — бросила Настя.
— Мне так было проще, — признался Илья. — Можешь думать все, что угодно, но это правда.
Девушка смотрела вбок с таким видом, точно видела сквозь стены, причем там происходило что-то донельзя захватывающее. Порыв ветра бросил в лицо дождевую пыль, Настя отвернулась, Илья поежился: было довольно холодно. Зато рука почти не болела, так, ныла слегка, и на нее можно было не обращать внимания.
— Теперь понятно, откуда взялся такой красавчик в нашей глуши, — девушка плотнее запахнула куртку и поднялась на крыльцо. — Пошли, а то дождь начался, промокнем.
«Я красавчик? Смешно», — Илья вошел в подъезд следом за ней и закрыл за собой дверь.
Дома их встретил кот, орал так, точно крыл их обоих кошачьими матюками. Кидался под ноги, бодался и почти рычал.
— Баська, прости, пожалуйста, я про тебя забыла! — Настя, как была, в куртке, побежала в кухню, хлопнула дверца холодильника. — Иди, кушай, мой хороший, проголодался! И ты иди, давай хоть чаю выпьем, я сегодня без завтрака!
Илья заглянул в комнату. Сумка из-под ноута по-прежнему лежала в кресле, вся покрытая кошачьей шерстью. Кое-где на темной ткани виднелись зацепки от когтей, но других повреждений Илья не заметил, подозрительных запахов тоже не было. Внутри все было на месте, даже визитка лежала там, где ее оставил кровник Кальдера. Илья прошел в кухню, там на столе уже появились бутерброды с сыром и печенье, на плите ворчал чайник. Кот сгорбился над своей миской и торопливо лопал вонючую дрянь из пакетика. Настя кинула его в ведро, сняла куртку и пошла в коридор, Илья сел за стол. И только придумал, как завести разговор о плате за постой, как Настя крикнула из коридора:
— Кто их убил?
— Не знаю, — спокойно сказал Илья. — И полиция не знает. Может, завтра что-то выяснится.
— Давно это случилось? — Настя остановилась на пороге, точно боялась войти в кухню. Чайник заурчал громче, кот загрохотал пустой миской.
— Почти два месяца прошло. — Илья поразился сам себе: всего-то шестьдесят с небольшим дней, а будто целая жизнь прошла. Он прикрыл глаза, вспоминая лица своих близких, и вдруг понял, что почти не помнит их. Машкино веселое детское личико точно покрывал туман, а Светкино раскололось, как в старом зеркале. Вспомнил, что, помимо документов и денег, в квартире сгорел и их семейный альбом, и флешки с фотографиями, сгорело все, что было ему дорого, что любил, что берег.
— Что дальше делать будешь? — Настя села напротив и принялась грызть печенье. Она старалась говорить спокойно, но Илья видел тревогу и жалость в ее глазах, видел, что у нее немного дрожат руки.
— Не знаю, — как на духу признался он. — А ты?
Настя скривила губы, но улыбка была больше похожа на гримасу. Ей страшно, понял Илья, ей до жути, до обморока страшно. Только выпутавшись из одной жуткой истории, она влипла в другую, кошмар начинается по новой.
— Черт его знает. — Девушка выключила закипевший чайник, принялась разливать кипяток по чашкам. Кот тем временем наелся, замурлыкал и принялся тереться о ножку стола. Чай опасно заплескался в чашках, Илья взял кота на руки, тот устроился у него на коленях и завел свою древнюю песню. Настя усмехнулась, поставила чайник на плиту.
— Не знаю, — повторила она, — может, в школу преподом пойду. Так быстрее с долгами рассчитаюсь, если не сдохну. Банк мне и так уже проценты накрутил, скоро коллекторы придут, с дубиной, или чем там они долги вышибают.
Снова эта нервная усмешка, за которой страх на грани паники. Но она не признается, ни за что в жизни не скажет, что боится завтрашнего дня: так больше шансов прожить его без потерь. «Мальвина» больше не нужна: один кошмар закончился, но на подходе другой, имя которому неизвестность.
— А что бы делала, если бы у тебя были деньги?
Настя подняла голову, их глаза встретились.
— Сколько? — быстро спросила она. — Сколько денег?
— Много, — бросил Илья, — на две квартиры хватило бы, на три, и еще осталось бы. Что бы ты делала?
Настя серьезно глянула на него и выпалила, не задумываясь:
— Уехала бы из этой дыры в Москву, рассчиталась с банком и купила бы жилье в хорошем районе. Остатки положила бы на вклады и жила на проценты в свое удовольствие: путешествия, хорошая одежда, салоны красоты. Мужиков бы меняла раз в полгода, таких, знаешь, из эскорта. На фига на мелочи размениваться, раз денег полно?
Глаза у нее загорелись, на щеках появился румянец. Улыбка стала не злой, а хищной, точно Настя видела цель и знала, что той не уйти, а лишь тянула время, предвкушая наслаждение. Она обхватила свою чашку, но не сделала ни глотка, от чая поднимался еле заметный парок, в кухне быстро темнело. Кот спрыгнул у Илья с колен и пропал где-то в квартире.
— Ты же ребенка усыновить хотела, — сказал Илья, — помнишь? Ты сама говорила…
— Ребенка? — Настя прищурилась, отодвинула чашку и сжала кулаки. — Ребенка? Да пошел ты знаешь куда! Я после этого, — она ткнула пальцем в сторону входной двери, — этих маленьких уродцев видеть не могу, меня тошнит от одного их вида! Я в маршрутке только вперед сажусь, чтобы в салоне не столкнуться! Меня тошнит от их вида, от их голосов, от криков!
Настя отодвинула чашку, привалилась плечом к стене и отвернулась. В сумерках Илья плохо видел ее лицо, заметил только, что девушка снова побледнела. Она посидела так еще немного, потом взялась-таки за чай, принялась размешивать его, забыв положить сахар.
— Какого ребенка, о чем ты! Чтобы в моем доме появилось это маленькое чудовище?! И этих монстров, — она снова показала в стену у себя за плечом, — кто-то возьмет, пожалеет сироток…
— Там живых не осталось, кроме одного, — оборвал ее Илья. — Так что можешь быть спокойна.
— Он под поезд попал, когда на вокзале у кого-то сумку украл. Хотел удрать, но сбила электричка. Это мне на допросе сказали. А про остальных я не знала.
Настя кинула ложечку на стол и взялась за чай. Руки у нее дрожали так, что тот выплеснулся на пальцы, но девушка словно и не замечала этого.
— Я не знала, — повторила она, — ну и черт с ними.
Она оставила в покое чашку, перегнулась через стол и сказала спокойно и ровно:
— Я хочу жить для себя, понятно? Мне надоело отдавать, стараться для кого-то, быть плохой, грешной, глупой в чьих-то глазах, убеждать, что это не так. Мне больше никто не нужен. Я хочу жить для себя, вот ответ на твой вопрос.
Она снова усмехнулась, Илья почувствовал на себе ее взгляд, повернулся. В полумраке они глядели друг на друга в упор. Настя улыбнулась еще шире и проговорила:
— А ты бы сам что делал, будь у тебя куча денег? Завел бы блондинку с силиконовыми сиськами, это понятно. Ну, двух блондинок. А что еще? Ну давай, напряги фантазию!
«В самом деле, что?» — Илья впервые задумался о будущем. Силиконовая блондинка или две явно лишние, а вот новая квартира, новая женщина, новая семья, новая жизнь — это все вполне осуществимо. И начать с начала можно хоть завтра.