— А чего ты их так: крольчиха, свиноматка, поросятся? — спросил Илья. — Завидуешь, что ли? Ты одна живешь или замужем, дети есть?
Настя перестала улыбаться, чуть прищурилась.
— А тебе какое дело? — спокойно проговорила она. — Ты кто вообще такой, откуда? И твоя семья где, жена, дети? Почему ты тут один?
«Мы расстались, на время», — Илья отвел взгляд. Смотрел, как собираются над головой тучи, и понял, что сегодня снова полночи не уснет, хорошо, если под утро отключится на пару часов. Утихший было кошмар, того гляди, разыграется с новой силой, и тогда останется одно: сесть на рельсах спиной к поезду и ждать. А у машиниста карма такая, знать, нагрешил в прошлой жизни, вот пусть и расплачивается.
— Дура ты, — беззлобно сказал он девушке, — ты даже не понимаешь, чего себя лишила. Это же счастье, глупая…
— А ты меня не учи, — оборвала его Настя, — за помощь спасибо. А насчет всего остального, думай, как тебе проще будет, мне на твое мнение плевать. Будем считать, что я несчастная, никому не нужная старая дева и поэтому по-черному завидую семейному счастью Яковлевых и плачу по ночам в подушку. Рыдаю от заката до рассвета. Будь здоров.
Она вошла в подъезд, хлопнула дверью. Илья подобрал свой пакет и пошел к себе. И едва оказался в квартире, хлынул такой ливень, что из виду исчезли и рябины вдоль дороги, и «Тойота», брошенная на самом ходу.
А заснул все же сам, без таблеток, что само по себе было событием. Правда, спал урывками, часто просыпался, но хоть немного, да удалось отдохнуть. Окончательно проснулся еще затемно, полежал, глядя в потолок, и вышел на балкон.
Дождь, полночи стучавший по подоконнику, закончился, улицу затянуло туманом. В серой дымке пропали дома, машины, деревья, и было очень тихо. Внизу раздался легкий шорох, мелькнула быстрая тень и моментально пропала. Приятно пахло сырой свежестью и почему-то тиной. Илья мигом вспомнил и перекрытую плотиной речку, и тихую поверхность озера, и лес по обоим его берегам. Все детство там, считай, провел, каждую тропинку знал, каждый овраг. Сон улетучился, Илья оделся и вышел из дома.
В серой дымке прошел вдоль дома, перебежал дорогу и оказался перед деревянными ступеньками, что вели в белесую бездну. Туман там сгустился основательный, клубы молочного цвета поднимались, точно пар из кастрюли, таинственно скользили в разные стороны под еле заметным ветерком. Илья постоял немного, вдохнул тяжелую сырую свежесть и пошел вниз, к заброшенному стадиону, что помещался в низине перед речкой.
Туман плотно затянул окрестности, Илья мало что видел и вокруг, и перед собой, шел по узкой асфальтовой тропке и только по ее поворотам догадывался, вернее, вспоминал местность. Взял чуть правее и обнаружил там ржавую мокрую ограду вдоль трибун, столбики и перильца, еще сохранившие на себе следы зеленой и желтой краски. Пошел дальше, глядя не только вперед, но под ноги, едва не подвернув ногу на очередной выбоине. Стадион был огромен, как и полагается футбольному полю, да еще и с множеством спортивных площадок поблизости. Построили его на осушенном болоте и долгое время поддерживали дренаж в должном порядке. С наступлением смутных времен систему забросили, та частично разрушилась, и теперь болото возвращалось на свое исконное место. Из низины отчетливо пахло тиной, на трибунах рос шиповник и молодые клены, дорожка заросла травой и сузилась до узкой тропки. Закончилась она парой ступенек, почти осыпавшихся, Илья вовремя углядел опасность и спрыгнул вбок, в поросль тонких березок. Прошел немного вниз по склону, скользя по мокрой траве, и только собрался вернуться на тропинку, как услышал голоса.
Навстречу ему шли двое, и сначала показалось, что они одного роста. Но потом Илья заметил, что один просто обогнал напарника и первым оказался на ступеньках. И что этот первый — ребенок, а следом идет его отец, Яковлев собственной персоной. Оба в резиновых сапогах с заправленными в них джинсами, в длинных куртках, причем мальчишка выглядел натурально, как гном в большом, не по размеру, дождевике. Отец обнимал сына за плечи, прикрывал его полой своей куртки от мелкой мороси, разлитой в воздухе. Послышались неясные голоса, потом Яковлевы подошли ближе, слова зазвучали отчетливее.
— Сережа, ты живешь у нас уже почти год и вчера снова ошибся. Что ты сделал не так? — Яковлев плотнее прижал мальчишку к себе. Тот повернулся к березкам, и Илья неплохо разглядел его: это оказался темноволосый, спокойный пацан с открытым веселым лицом.
— Я хотел помочь Елене Валерьевне…
— Нашей маме, — наставительно перебил его Яковлев, — твоей маме.
— Я хотел помочь маме, — повторил пацан и насупился.
Яковлев плотнее запахнул куртку, и мальчишка почти исчез из виду.
— Молодец. Но ты же помнишь, что надо делать в этих случаях, я тебе говорил. А ты что сделал?
— Я хотел вызвать ей «Скорую», врача, — раздался из тумана тихий детский голос. Илье показалось, что мальчишка сейчас заплачет.
— Нет, — физиономия Яковлева дернулась, он скривился, но могло и показаться, видимость была ни к черту. Парочка как раз поравнялась с Ильей, и он невольно пригнулся в березках: встречаться с Яковлевыми ему совершенно не хотелось. — Повтори, что мы должны делать?
— Когда мама кричит, катается по полу и у нее изо рта идет пена, мы должны молиться, — как по писаному выдал пацан. — Тогда бесы не смогут забрать ее душу.
Яковлев погладил его по волосам.
— Правильно. Ты же помнишь, что мы читали о врачах в писаниях святых отцов?
— Да. Верующему в создателя неба и земли идти к врачу из-за болезни — это грех неверия, — протараторил пацан. — Болезнь не есть кара, а испытание в вере для лучшего познания бога. И надо ждать исцеления от Господа.
— Правильно. — Яковлев сильнее прижал мальчишку к себе. — Болезни — это не просто так, а наказание за грехи, это расплата, они напоминают о покаянии. Когда мы здоровы, то все время куда-то спешим, забывая о боге и о вечности. А когда приходит болезнь, останавливаемся и начинаем вспоминать о боге, думать о нем, молиться и спасаем свою душу. А врачи лечат тело, боль проходит, и человек забывает о молитве. Значит, его душа окажется в аду. Ты хочешь, чтобы твоя мама попала в ад? Ты понимаешь, что через тебя рыкает дьявол, посылает ей искушения?
Мальчишка что-то отвечал, поднял голову и преданно поглядел на отца. Яковлевы прошли мимо, Илья выждал еще немного и вышел на дорожку. Постоял, прислушиваясь, но туман молчал, зато усилился ветер. Вокруг началось невнятное движение, в воздухе плавали белые клубы, растягивались на длинные нити и плавно исчезали. Стало немного светлее, Илья шел вдоль бортика и оказался на развилке. Слева темнели осины, уцелевшие на болотистом островке, справа начиналось футбольное поле, бескрайнее, точно море. Туда Илья не пошел, поднялся в горку и оказался на плотине. Когда-то маленькую речку в низине перегородили дамбой, и сверху по течению образовалось озеро. Часть берега приспособили под пляж, на другом лес остался нетронут. Сейчас в тумане грозно темнели островерхие елки, было там мрачно и жутко — это Илья знал по себе, помнил из детства, когда слонялся по лесу часами, лишь бы попозже заявиться домой и сразу лечь спать. Пошел по бетонным плитам к роднику, что бил из склона неподалеку, сделал несколько шагов и остановился. Показалось, точно внизу, у сетки забора кто-то то ли плачет, то ли глухо смеется. Подошел к краю, ничего сверху не разглядел, а звук усилился. И о смехе уже и речи не было, снизу доносился жуткий надрывный кашель и стоны, вдобавок неприятно шуршала трава, и слышались глухие звуки, точно от ударов.
«Что за черт?» — Илья напрасно вглядывался в редеющий туман. Тот уже почти разошелся над озером, в бетонные плиты берега плескали сердитые маленькие волны, а под горкой было так же мутно и серо. Шум повторился, Илья сбежал вниз, поскользнулся и съехал под горку, едва не влетел в сетку забора. Постоял, всматриваясь в полумрак, и осторожно пошел вдоль ограды. Впереди росли кусты, звук доносился оттуда, Илья остановился в паре шагов от них, осмотрелся. Ничего поблизости, что могло бы сойти за оружие, ни палки какой подходящей, ни камня. Хотя нет, в траве виднелось что-то продолговатое, Илья подошел, наклонился. Действительно, палка, точнее, трость для ходьбы, простая, с серой мягкой ручкой, на светлом пластике виден след подошвы ботинка. Палку почти втоптали во влажный грунт, и издалека она незаметна.
Кусты вдруг дрогнули, с веток и листьев брызнула вода, и снова раздался жуткий хрип, потом стон. Илья раздвинул ветки и увидел человека, тот лежал на боку спиной к забору и корчился, точно в судорогах. Илья повернул его на спину и отпрянул — лицо у того было бледно-синее, а губы, наоборот, красные, по подбородку текла кровь. Человек выгнулся на траве, на прокушенных губах показалась пена, глаза приоткрылись. Илья наклонился над ним, еще раз всмотрелся в показавшееся знакомым перекошенное гримасой лицо с небольшим старым шрамом на переносице. И вспомнил: этого человека он видел недавно в церковном дворе, тот еще пытался закурить. И одет так же, и тоже опирался на палку, что валяется сейчас неподалеку. И непонятно, что с ним случилось, то ли припадок вроде эпилепсии, то ли с сердцем плохо стало.
Человек снова выгнулся на траве, запрокинул голову, и Илья заметил у него на шее узкую темно-бордовую полосу, от кадыка она уходила вверх. И тут дошло, что мужику кто-то помог. Это не приступ вроде эпилепсии, не другой какой припадок, это агония, а человек умирает от удушья. Отошел, огляделся, в темпе соображая, как быть, и тут заметил в траве выше по склону что-то темное.
Мобильник, как оказалось, без сим-карты и аккумулятора: кто-то заботливо извлек все это, превратив недешевый смартфон в пластиковую коробочку. Илья пробежал немного вверх, заметил примятую траву и темный след на ней, точно тут тащили что-то тяжелое. Не тащили, конечно, а столкнули вниз, мужик покатился под склон и теперь умирает там. Стоны снова перешли в хрип, мужика вырвало, Илья вытащил свой мобильник и набрал «03». Наскоро объяснил ситуацию, рассказал, как проехать, потом взобрался на склон и стал ждать. Мужику он ничем помочь уже не мог, как и врачи, что через полчаса констатировали смерть. Трупом живо заинтересовалась полиция, патрульные прикатили почти одновременно с врачами и теперь ждали коллег. Из-за кустов виднелся край черного пластикового мешка, которым наспех накрыли покойника, Илья старался туда не смотреть. Кошмар повторялся заново, перед глазами все плыло, Илья прислонился спиной к березе и принялся смотреть на воду. От гипнотического движения волн малость подташнивало, голоса и звуки казались чересчур громкими, а прорвавшееся сквозь туман солнце больно резануло по глазам.