– Вряд ли ты захочешь составить мне компанию, пока я буду все это раскладывать, да?
Страж не ответила, но, когда он продолжил путь, увязалась за ним. Всякий раз, когда под ногами скрипели половицы, Оливер морщился – боялся, что это вернулись книжные черви, что их разноцветные тела вот-вот вынырнут из темноты. Трудно сказать, что пугало его больше: книги или книжные черви. Вот это ирония!
Лучше бы книги нападали на червей, а не на будущих библиотекарей.
Разложив книги, Оливер откатил тележку обратно к стойке и полез в мезонин. Страж ходила за ним послушной тенью, скользя маленькими лапками по ступеням. Оливер открыл деревянную нишу, в которой прятались летучие мыши, – и черные крылатые создания радостно закопошились.
Через секунду первая мышь с криком вылетела из гнезда куда-то за ближайший шкаф. Судя по звукам, завязалась короткая битва, а потом раздался победный клич.
«Кажется, с одним червем уже расправились!» – подумал Оливер и восхитился меткости мыши.
По пути к стойке он поскользнулся и едва не сделал кувырок, но в последнюю секунду поймал равновесие и тут заметил маленький металлический ящик, в который Иероним ловил книгу в свое последнее утро.
«Надо его куда-нибудь спрятать», – решил Олли и вдруг похолодел.
Ящик был открыт. И совершенно пуст.
Оливер замер, точно малейшее движение могло его погубить.
Библиотекарь не на шутку перепугался, когда книга сбежала. Тогда его поведение показалось абсурдным. А теперь, после двух дней в библиотеке и предостережений Агаты, Оливер и сам воспринял пропажу книги весьма серьезно. Чего же так боялся Иероним?
Послышался тихий шелест, будто ветерок перелистывал страницы.
Но с какой стати? Ветра в библиотеке не было и в помине.
Навалилась слабость. Олли вдруг понял, что надолго затаил дыхание. Он потянулся к стойке, чтобы на нее опереться…
И тут книга атаковала.
Последним, что услышал Оливер, прежде чем повалиться на пол, был его собственный короткий сдавленный крик.
Перед глазами проносились размытые, бессвязные картины. Книги. Полки. Газовые фонари. Порванные рукава. Кроваво-красные руки.
Это мои, что ли? Боги милостивые…
Опять потемнело в глазах. А вместе с тьмой пришла паника от осознания, что библиотека уже давно закрылась, а значит, никто не придет ему на помощь.
Даже двух дней не протянул. Неудивительно, что нас набралось аж сто тринадцать…
Тянулись минуты. А может, целые дни и даже годы? Олли открыл глаза и увидел, что он не один. Спокойный голос, ласковые прикосновения… Ему промывали раны тканью, смоченной в теплой воде. Накладывали повязки.
Зрение еще не восстановилось, так что он не мог разглядеть лица своего благодетеля, но на краткий миг выцепил из полумрака желтый шарф.
Оливер очнулся от того, что грудная клетка запульсировала. Медленно открыл глаза и увидел, что на груди у него лежит кошка, та самая, белая, с разноцветными глазами. Она так громко мурлыкала, что вибрация растекалась по всему его телу.
– Привет, – сказал Оливер и потянулся погладить довольную кошку.
Он с изумлением обнаружил, что все руки у него перебинтованы. Слабая, но настойчивая боль пробудилась, как только на белых бинтах проступили алые полосы.
«И кто меня перевязал?» – терялся в догадках Олли.
Кошка ткнулась головой ему в руку, словно напоминая о долге. Оливер послушно почесал ее подбородок. Кошка прикрыла глаза от наслаждения и заурчала еще громче – с таким напором, что Олли испугался, как бы не сломалась кровать. Из кошачьего рта на рубашку капнула слюна и повисла длинной ниточкой, будто кусочек паутинки.
– Киса, это, случайно, не ты так меня подлатала? – с улыбкой спросил мальчик.
Оливер огляделся. Он лежал на узкой кровати в кабинете. Уже рассвело. Солнце пробивалось сквозь дыры в потрепанных жалюзи. Один из лучей упал на что-то блестящее. Олли посмотрел на стол. На нем лежал металлический ящик. Сердце заколотилось быстрее. Ночные потрясения пробудились в памяти.
– Извини, – сказал он кошке и приподнялся на локтях.
Кошка с разноцветными глазами разочарованно мяукнула и спрыгнула на пол. Олли подошел к столу и увидел гигантскую металлическую перчатку, лежащую ладонью вверх. Точно такой же пользовался библиотекарь, когда прятал книгу в ящик.
Оливер подумал: «А не стоит ли позабыть про ящик и просто вернуться к обязанностям библиотекаря? Не так уж мне и нужен этот стол, верно? Можно вообще им не пользоваться!» Но глубоко в душе за завесой страха (к слову, вполне закономерного) пряталось желание понять, где он допустил ошибку. А для этого требовалось разобраться, какую угрозу несет книга. Не говоря уже о том, что привычка ограждать себя от любого опасного предмета в библиотеке не сулила ничего доброго – эдак он скоро вообще тут находиться не сможет!
Оливер сунул руку в перчатку, поморщившись, когда металл задел раны, осторожно расстегнул замок на ящике и приподнял крышку. Внутри, на бархатной подушечке, лежала книга, с виду совсем новая. Оливер бросил взгляд на название и тут же захлопнул ящик.
«Смерть от тысячи порезов», Имельда Стурджон.
Ну что ж, по крайней мере, использование перчатки обрело смысл.
Оливер скривился от боли, опуская стопку книг.
– Божечки, что у тебя с руками? – спросила девочка, на вид его ровесница, ожидавшая по ту сторону стойки. Она была в невзрачном черном платье, с длинными черными волосами. На ее лице застыло выражение неподдельного ужаса.
Оливер опустил глаза. Он все утро занимался разными библиотечными делами и даже не заметил, что раны опять кровоточат. Бинты покрылись алыми пятнами и растрепались, придавая мальчику сходство с неряшливо подготовленной мумией.
– Бумагой порезался, – сказал Оливер. При виде такого количества кровавых пятен ему поплохело.
– Ну да, конечно, – ответила девочка. Она явно ему не поверила.
«Что же мне делать? – подумал Олли. Пульс подскочил. – Нельзя же оставить библиотеку без присмотра и пойти к врачу! Может, где-то лежит справочник по обработке ран?»
– Ты сейчас все книги перепачкаешь, – сказала девочка и поджала губы.
– О нет…
Теперь, когда первоначальный шок прошел, по царапинам, усеявшим пальцы, заплясала боль. Кровь собиралась на лоскутах бинтов, свисавших с ладони.
– Спокойно, я помогу, – пообещала девочка и стала обходить стойку. – Я ученица аптекаря. Припарки делать умею.
– Сюда можно только персоналу, – слабо возразил Оливер.
– Если продолжишь заливать кровью пол, у вас скоро станет на одного работника меньше. – Она схватила его за рукав и потащила в кабинет. Оливер вынужден был подчиниться.
– Что у нас тут? – полюбопытствовала она.
Оливер покраснел, когда они проходили мимо незаправленной кровати, заваленной грязной одеждой.
– Я прибраться не успел, – извиняющимся тоном начал он, пока не заметил, что ей нет никакого дела до бардака.
Девочка опустилась на корточки в углу, открыла шкафчик под раковиной и что-то достала.
– Ну вот. Нашла ткань, на вид чистая! Подойдет для перевязки.
Из зала донеслось нетерпеливое «динь-динь-динь!». Кто-то звонил в колокольчик. Оливер хотел было выскочить к посетителю, но девочка встала и поймала его за рубашку.
– Эй, коней придержите! – бросила она через плечо.
Оливер заметил у стойки господина с коричневой густой бородой. Тот насупился.
Девочка принялась невозмутимо рвать найденную ткань на полоски.
– Сначала снимем старые повязки, – сообщила она.
Оливер, все еще ошарашенный таким грубым вторжением в свое личное пространство, послушно протянул руки.
Сдвинув брови, девочка начала осторожно разматывать бинты:
– Да у тебя не пальцы, а какие-то майские деревья![10] Которые еще разноцветными ленточками украшают. Не знаю, кто тебя перебинтовывал, но он сильно увлекся. – Комок снятых кровавых бинтов стремительно увеличивался. – Хороший вариант, если не собираешься шевелить руками.
Оливер еще не успел выяснить, кто же его бинтовал, поэтому промолчал. Не хотелось рассказывать, что самый вероятный кандидат – кошка.
– Динь-динь-динь-динь-динь-динь!
– Я же сказала: подождите! – прорычала девочка так яростно, что Оливер аж подскочил. – Честное слово, когда приходится общаться с посетителями, я готова все бросить! Интересно, а можно прийти на День призвания во второй раз, если первая профессия не понравилась?
Оливер так и не понял, шутит она или нет.
– А сколько ты уже работаешь в аптеке?
– Я? – девочка ухмыльнулась, тщательно отмывая руки под краном и заодно сдувая упавшую на лицо прядь волос. – Три дня.
Три дня! Олли по ошибке принял ее уверенность за опыт. Он-то думал, что она уже года два осваивает аптечное искусство.
– Ты тоже, видать, недавно в библиотеке? – спросила она.
– В точку, – сказал Олли.
Тем временем бородач у стойки стремительно терял последние крупицы терпения.
– Не найдется ли у тебя, случайно, сладкоягод? – спросила девочка.
– Нет, – ответил Оливер.
– Может, аугурский лист?
– Я даже не знаю, что это такое!
– Как насчет гандерского хрусталя?
– Ты это на ходу выдумываешь?
Девочка захихикала:
– Угадал. Ладно, последнее: мед есть?
Он покачал головой, но потом вспомнил, что вчера мама как раз принесла баночку в корзине с завтраком.
– Мед есть! Вон там, на столе.
Когда он показывал на стол, девочка отшатнулась, чтобы на нее не попали капельки крови, полетевшие с пальца, но комментировать это не стала.
– Чудесно! Секундочку!
Она проворно подбежала к столу и подхватила баночку. Посетитель тем временем позвонил в четвертый раз, угрожающе потрясая колокольчиком. Девочка закатила глаза, вышла из кабинета и направилась к стойке. Она забрала колокольчик из рук бородача и зашвырнула куда-то к дальним стеллажам. Колокольчик звякнул где-то в недрах книгохранилища. Оливер даже не успел ничего возразить.