Лекса взвел затвор странной рукояткой, похожей на рукоятку мясорубки, нажал на спусковой крючок и, услышав отчетливый щелчок, облегченно вздохнул. Приладил сверху несуразный однорядный магазин и отложил пулемет.
Алексей прекрасно понимал, что если нападут басмачи, пулемет не поможет, но, все-таки, наличие автоматического оружия немного успокаивало.
Стремительно темнело, в сумерках угадывались черные очертания гор, огромная луна заливала все вокруг мертвенно бледным светом. Брехали собаки, блеяли козы и овцы, ржали лошади, неугомонные дети верещали, смеялись и плакали. А еще, место стоянки угадывалось по зареву десятков костров.
Всех еще с первого дня предупредили о соблюдении хотя бы подобия звуковой и световой маскировки, но никто даже не подумал исполнять приказания. В общем, стоянку обоза было слышно и видно за пару верст, что вгоняло Лешку в жестокую и злобную меланхолию. В своей прежней жизни он был здоровенным детиной с недоброй мордой, так что хватило бы всего пары слов, чтобы прекратить бардак, а нынешняя внешность подростка явно не располагала к приведению к подчинению.
— Ты говорил, чтобы не орали и костры притушили?
— Говорил, — Вань махнул рукой. — Покивали и положили хер. Не слушаются, сволочи. Оно понятно, детишкам кашку горячую сгоношить надобно, свобода личности, опять же, но… — он запнулся и опять махнул рукой.
Китаец говорил по-русски с забавным пришептыванием, но вполне правильно. Он вообще оказался толковым и исполнительным парнем. И сразу принял старшинство Алексея, не обращая внимания на его молодость. Правда… при всем этом, оказался анархистом и всю окружающую действительность пытался подвести всех вокруг под свою идеологию.
— Я пробовал объяснить, — уныло пробубнил Венцеслав. — Послали.
Семенович сначала пытался нос задирать, но очень быстро сник и перестал перечить Турчину.
— Что за люди, мать их за ногу. Никакой сознательности! — страдальчески прокряхтел Иван Степаныч из телеги. Его с первого дня путешествия скрутил жестокий радикулит, отчего партиец почти не вставал и самоустранился от командования.
— Нагайкой их, задрипанцев, нагайкой, — с ухмылкой посоветовал дядька Степан.
Неожиданно ночь пронзил женский визг, а потом его заглушили детские вопли и мужской негодующий рев.
— Чтоб вам жаба титьку дала, клещеногие бараны… — обреченно выругался Алексей и решил все-таки привести к подчинению гребанных обозников. — Вань, Венцеслав, за мной.
Гуля молча скользнула за Лешкой.
Картинка открылась эпическая, пьяный и пузатый, коротыш киргиз пытался лупцевать свою жену, такую же дородную даму. Получалось не очень, она умело защищалась, верещала словно сирена и, в свою очередь, драла мужика ногтями как дикая кошка. Действу аккомпанировали своим пронзительным ревом четверо детишек и громко обсуждавшие скандал досужие зрители.
— Дай ей еще разок! Вот так!
— Бабу свою учить надо, ага…
— И-иии, не надо, ата…
— По глазам его, по глазам, ишь ты удумал, пьянь…
— Уу-уу…
— Отставить! — гаркнул Алексей. — Отставить, кобыльи жопы!
Резко наступила тишина, замолчали даже дети.
— Что ты сказал щенок? — мужик резко развернулся и пошел к Лешке разведя руки словно медведь лапы, цедя сквозь зубы матюги. — Та-энесин кундо сигем, алар менин котогумду соруп жатат…
В Лешке плеснулась свирепая злость. Он дождался пока киргиз облапит его и влепил мужику локтем снизу вверх в челюсть.
Звонко клацнули зубы, омерзительно смердящая перегаром туша лицом вниз рухнула на землю.
Лешка сначала хотел наподдать ему ногой, но передумал и сунул руку к голенищу. Из сапога вылетела нагайка, звонко прорезала воздух и с сочным шлепком врезалась в жирную спину мужику.
— Ах ты сволочь! Зачем бьешь? — из толпы вырвался еще один, но тут же с визгом отлетел в сторону, зажимая лицо обеими руками. Остальные подались назад.
— Не надо! — женщина закрыла телом своего мужа. — Не надо, не бей! Прости его аскер, он больше не будет, клянусь Аллахом!
Алексей замахнулся, но потом опустил руку и медленно обвел бешеным взглядом обозников.
— Костры потушить, говорить шепотом. Хотите чтобы вас всех перерезали? Мне проще самому вас перестрелять. Ты понял? — Лекса схватил ближайшего обозника за грудки, притянул к себе и, ткнув под подбородок стволом пистолета, повторил вопрос: — Я спрашиваю, ты понял?
— П-понял… — испуганно простучал зубами парень. — Я все п-понял…
— Выполнять! — Лекса толкнул его обратно в толпу.
Гомон сразу стих, словно кто-то прикрутил громкость. Лешка обернулся к Венцеславу с Василием и негромко бросил:
— Через десять минут проверить. Всех кто не выполнил приказ, расстрелять!..
Развернулся и ушел в темноту.
— Ты такой был, такой страшный и красивый… — через несколько шагов Гуля схватила Лешку за руку и потянула за куст. — Целуй меня, азизим, целуй, крепко целуй…
И сама неумело, но яростно впилась в губы Алексею.
Лешку словно молния пронзила. Он никогда не был обременен вниманием женского пола в своей прошлой жизни, но сейчас, этот неумелый поцелуй едва не свел его с ума, настолько остро и прекрасно чувствовался.
Несколько минут выпали из действительности.
Гуля первая оторвалась от Лешки, стыдливо спрятала голову на его груди и счастливо хихикнула:
— Еще хочу, но пока хватит, губы болят, азизим…
— Азизим? Ты обещала перевести.
— Любимый…
— А как будет любимая?
— Тоже азизим… — снова хихикнула Гуля. — Но не хочу, чтобы ты так меня называл. Придумай что-нибудь другое. Ну, я жду!
Алексей задумал и вдруг брякнул:
— Ежик…
— Это такой, с колючками? — Гуля весело рассмеялась. — Мне нравится. Пусть ежик, азизим! Я такая, могу и уколоть…
Неожиданно со стороны гор стеганул винтовочный выстрел, а потом сразу второй. Лешка толкнул Гулю в сторону обоза, а сам выхватил Браунинг и метнулся на звук. Бегом проскочил пару десятков метров, а потом пошел медленно, стараясь идти бесшумно, как учил Михей Егорыч.
И почти сразу услышал возбужденный разговор:
— Попал? Я вроде попал. Идем, глянем! Ясно же было видно, что кто-то крался.
— Пойдем… — неуверенно ответил ему срывающийся голос. — А если кто-то притаился? Не видно ничего…
— Тьфу ты, трусишка. Я сам сейчас…
— Отставить, — негромко скомандовал Алексей прокравшись поближе.
Защелкали затворы.
— Кто там?!!
— Свои… — Лешка махнул рукой. — В кого стреляли?
— Дык, не особо понятно, — совсем молодой ополченец, Гришка Сидоров, внук Ивана Степаныча, опустил винтовку. — Но кто-то там был — это точно…
Второй, такой же юный узбек, Дустом, быстро закивал.
— Был, точно был, сам видел…
— Не отсвечивайте, — Лешка жестом приказал им присесть. — Не отсвечивайте.
Послышался приближающийся топот, а через несколько секунд, чуть не сбив ополченцев с ног, из кустов вылетели запыхавшиеся Венцеслав с Василием и еще трое ополченцев.
— Тьфу ты, — в сердцах ругнулся Лекса. — Вы бы еще колокольцы на себя прицепили. Ладно, идем, глянем.
Сам он был почти убежден, что пацаны палили в белый свет как в копейку, но, неожиданно, через десяток шагов они наткнулись на труп.
Наголо бритый парень лежал, скрутившись с калачик, под ним поблескивала в лунном свете большая лужа крови. Рядом валялся старенький револьвер и старинный изогнутый кинжал. Непонятно каким образом, постовые всадили в него с двух выстрелов обе пули, одну в живот, а вторую в грудь.
— Глянь, морду вымазал черным, точно басмач, разведать наведался, — Венцеслав покосился на мертвого. — Ой, не нравится мне это.
Неожиданно Дустом зло заворчал, ударил мертвого ногой, выхватил нож и начал резать тому уши.
— Какого черта⁈ — Лешка возмутился, но Гришка придержал его и тихо сказал:
— У него двух братьев живьем сожгли басмачи в кишлаке, старшего и среднего, за то, что те в комсомол вступили. Не трогайте его, пусть душу отведет.
Лешка скрипнул зубами, развернулся и ушел, скомандовав по пути:
— Посты удвойте и, чтобы мышь не проскочила. А этого мертвяка бросьте здесь…
Ночью Алексей не сомкнул глаз, но, к счастью, никаких неожиданностей не произошло, а с рассветом обоз выступил в дорогу.
Алексей покачивался в седле и никак не мог справиться с мерзким нервным ознобом. В мозгах прямо стучало ожидание близких неприятностей.
«Ну а что я еще могу сделать? — зло думал Лешка. — Конные разъезды в авангарде и по флангам, всех своих на это дело отрядил. Если повезет, заметят басмачей, что даст нам несколько лишних минут. Даже учение небольшое провел, показал, как реагировать на атаки с разных сторон. Все что мог — сделал, вот только этого очень мало…»
Неожиданно вспомнился эпизод из прошлой жизни: как его колонну накрыли ракетами на марше, что спокойствия явно не добавило.
— Эко ты злобный и лихой… — одобрительно пробурчал дядька Степан с облучка. — Видел вчера, сущий волчара. А если бы кинулись на тебя все? Убивал бы?
Лекса задумался и уверенно ответил:
— Убивал.
Возница кивнул, внимательно посмотрел на Алексея и тихо поинтересовался:
— Боязно, парень?
— Есть такое, — честно признался Лешка и отъехал от телеги на пригорок.
Караван растянулся живой змеей на пару сотен метров, с обеих сторон колебались в жарком мареве рыжие склоны гор. Карты у коменданта не нашлось, но местные говорили, что начинаются малонаселенные места.
— Чтоб вас… — в сердцах ругнулся Алексей, зачем-то провел ладонью по лежащему поперек луки Мадсену и, почти сразу заметил пару несущихся к нему всадников — Костика и Модю.
— Оттуда, оттуда!!! — еще на подъезде заорал Костя, тыкая рукой с нагайкой за спину. — Сосредотачиваются там! По оврагу будут выходить на нас, вон там, там…
— К бою!!! — заорал Алексей. — К бою!!! Остановить движение! — а сам пришпорил Черкеса и понесся к невысокому холму.
На ходу спрыгнул из седла, сдернул пулемет, потом сумку с магазинами, злобно матерясь, спешно вытоптал ковыль вокруг и упал, раскладывая сошки.