— Знаешь, Лешенька, мне порой кажется, что в тебя кто-то вселился. Ты сильно поменялся. Очень поменялся. Вот смотрю на тебя и вижу взрослого мужчину в детском теле. Ты даже говорить по-другому начал. Все поменялось, словно ты за пару дней повзрослел на двадцать лет.
Алексей дежурно отговорился:
— Война старит. Когда убиваешь, быстрей взрослеешь. А я уже много людей убил.
Татьяна Владимировна едва заметно улыбнулась.
— Может быть, Леша, может быть. А скажи мне, зачем ты убиваешь людей?
— Чтобы не убили меня.
— Я неправильно выразилась, — быстро поправилась жена комеска. — Зачем тебе эта война? Почему ты воюешь? Мог просто выучиться и работать, к примеру. Гражданская жизнь спокойней и безопасней.
Лешка внезапно ляпнул:
— Есть такая профессия — Родину защищать. И я эту профессию выбрал.
И чуть не закрыл себе рот с перепуга. Вырвалось само, Лекса даже не успел подумать, что ответить.
— Родину защищать? — повторила Татьяна Владимировна, помедлила и начала говорить, не отрывая глаз от Алексея. — Хочу тебе рассказать одну историю, Леша. А мне ее в свою очередь рассказывал профессор Долгачев — один очень известный психиатр. Так вот, он говорил, что в психиатрии давно известны случаи псевдозамещения сознания якобы другой личностью. Даже есть специальный термин, но я его забыла, так как психиатрия не мой профиль. И Альберт Степанович утверждал, что сам сталкивался с тремя такими случаями. В одном из них, пациент утверждал, что он из будущего, мало того… — Татьяна Владимировна сделала паузу и очень серьезно продолжила. — Предсказывал революцию и многое другое. Предсказывал совершенно точно и подробно, вплоть до временных рамок.
У Алексея по спине пробежали мурашки.
— И что стало с этим пациентом?
— У него начался реактивный психоз на почве того, что его все считали сумасшедшим, — спокойно ответила жена комэска. — При очередном приступе, он порвал себе зубами вены и истек кровью. Тебя интересует, что сталось с профессором? Он тоже умер, умер с голоду, в своей квартире, сразу после революции.
— Ваш профессор меня не интересует, и я не знаю, что будет дальше в истории, — немного торопливо сказал Лешка. — Вот совсем ничего. Я уверен только в том, что мы обязательно победим. Рвать зубами себе вены тоже не собираюсь. И да, в меня никто не вселился.
— Не переживай Леша, — Татьяна Владимировна весело рассмеялась. — Я тоже уверена, что ты — это ты, а не кто-то другой. И не собираюсь никому рассказывать о своих подозрениях. Ну что ты, успокойся. Держи и от меня награду…
Она нырнула под стол рукой и, совершенно неожиданно для Лексы, достала бутылку, с заткнутым пробкой горлышком, на две трети заполненную прозрачным содержимым.
Лешка сразу понял, что в ней находится и слегка оторопел. Татьяна Владимировна держала в своем лазарете строжайшую дисциплину и беспощадно карала любое нарушение. А за употребление спиртным, могла даже лично надавать пощечин, а потом попросту со свету сжить.
— Понимаешь, Алексей, — голос жены комэска снова стал очень серьезным. — Революция всегда выносит наверх всякое отребье. Так случалось уже не раз. Я ненавижу таких людей, за то, что они служат только себе, а всех окружающих используют для достижения только своих целей. Их души совершенно пустые, а помысли корыстны. Но они очень хорошо могут принимать чужую личину. Ты, наверное, понял, кого я имею в виду. Но не суть. Так вот, как я говорила, революция выносит наверх отребье, но очень скоро сама их пожирает. Запомни мои слова. Пожрет и в этом случае. Бери и иди. Надеюсь, у вас хватит ума вести себя тихо.
Лешка взял бутылку и вышел. В спину прошелестел тихий голос:
— Храни тебя Господь, мальчик…
Алексей вернулся в палату и демонстративно поставил подарок на тумбочку.
— Это что? — поинтересовался Костик. — Воды набрал? Зачем? Она же сразу горячей станет. В бачке, в коридоре, прохладней.
Лекса без лишних слов выкрутил пробку из горлышка. В воздухе сразу поплыл резковатый запах спирта.
В палате мгновенно наступила мертвая тишина. Стало слышно, как жужжат мухи и как громко сглотнули Модя и Федотка.
— Можно я тебя поцелую, Турчин? — всхлипнул Модя. — Епта, вот это уважил.
Жень сразу начал командовать:
— Твоя давай все клуска, а твоя выходить смотлеть, сьтобы влась не присел. Эй, сайсиська, булька севели, лезай сакуська. Вода тасите, баланы…
Первому налили Лешке, но он отказался.
— Извините парни, не мое это. Не лезет, ей-ей. Оно вам надо, продукт переводить?
— Не уважаешь? — нахмурился Федот, но сразу получил затрещину от Фролки.
— Тупая твоя башка Модест! Не видишь, что наш комотд умнее нас вместе всех взятых. Сам сегодня не видел, вахлак? А раньше? Да он на три хода вперед все продумывает. Не пьет — значит так надо. И завали хлебало иначе, как дам по куполу!
— Хороший командир как родная мать, всегда накормит, обогреет и приласкает, — глубокомысленно заметил Никита. — Плохой — как мачеха!
На этом вопрос исчерпался, а Лекса немного погордился собой. Такое отношение личного состава дорогого стоило.
К счастью, употребление «продукта» прошло чинно и благородно, никто не буянил и не спалился.
Вечером вернулся эскадрон с боевого выхода, Баронов и комэска уединились за рюмкой «чая» в кабинете Татьяны Владимировны. Лешка сидел в это время в чуланчике у Гули и прекрасно слышал, о чем они разговаривали.
— Что это было, Борис? — Казанцев хватил ладонью по столу. — Сапоги? Сапоги, мать их? Ты хоть понимаешь, что эти пацаны сделали? Да они вшестером за один день порешили басмачей больше чем наш эскадрон за год. Они самого Муэтдин-бека к Духонину отправили! Напомнить, сколько он крови нам попортил? И сапоги? Сука! Ты прекрасно знаешь, что я написал представление Турчину на орден. И ты со мной согласился и пообещал пробить. И кто этот орден получил? Сука! Его получил этот баран, мать его! Это справедливо, Борис? Нет, скажи! Мы служим не за ордена, но знаки воинской доблести придумали не зря!
— Да все я понимаю, Коля! — примирительно возразил Баронов. — Ну что ты как маленький, не кипятись, сказал. Ведь умный человек, а дальше своего носа не видишь. Получил — значит так надо. Надо! И мне и тебе, да и пацану этому, пора в Москву. Там такие дела сейчас делаются, что не поверишь. Можно взлететь очень высоко! Или ты хочешь, чтобы дочери твои всю жизнь с тобой по гарнизонам мотались? Я все сделал правильно!
— Борис! — возмутился комэска.
— Замолчи! — резко оборвал его комиссар. — Слово не птичка, вылетит, уже не поймаешь. И поговори с Таней, чтобы держала язык за зубами. Голову сложить хотите? О дочках подумай. Я все понимаю, но и ты меня пойми. Что до твоего представления, не спеши, ничего еще не закончилось. Я пошел другим путем, долгим, но надежным. Мое и твое представления на Турчина, попадут через ЦИК Туркестана прямо на стол Фрунзе. И представление от партийных ячеек Коканда и Канда, вдобавок. И не только от них. Есть у меня там люди. Понял? А сапоги? А что сапоги? Тоже нужны. Я под эту марку и себе и тебе выбрал. Прямо из фонда ЦИК. Вон, глянь, какая красота!
— Борька, вот же хитрый жидовин!
— Наливай, шлемазл. Я удивляюсь этим гоям…
— Дам по морде!
— А это видел?
Алексей улыбнулся, но дальше подслушивать не дала Гуля. Она, наконец, все выучила и плотно занялась Лешкой.
Сразу стало не до комиссаров и прочих команиров эскадронов.
— А кто меня целовать будет? Какой-то ты бесчувственный Лекса Турчин! Куда, только после свадьбы!
Глава 17
— Что означают, красноармеец Турчин, буквы Р. К. С. М⁈ — нахмурив брови, спросил Баронов.
— Р. К. С. М — Российский коммунистический союз молодёжи! — быстро отбарабанил Лекса и в очередной раз мысленно выругал себя за слабость. Сердце стучало как барабан, в голове все путалось, а щеки горели так, словно голову засунули в мангал. Даже зубы то и дело срывались в стук, приходилось сжимать челюсти. Всю необходимую теорию Лешка выучил назубок, но, все равно, волновался, будто его принимали не в комсомол, а в Академию Генштаба.
Впрочем, справедливости ради. обстановка в комнате где происходило действо, мало напоминало светлые и радостные картины советских художников о приеме в комсомол. Приемная комиссия в лице комиссара Баронова, коменданта гарнизона Чернова, председателя партийной ячейки Коканда Мануйлова, секретаря комсомольской организации гарнизона Царькова и командира роты ЧОН Куца, сверлила взглядами кандидата так, словно готовилась приговорить к расстрелу.
Даже Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом, неодобрительно косились с портрета на стене.
Но еще больше Алексея нервировала приглашенная гостья — миловидная женщина лет двадцати пяти. Выглядела она вполне стандартно для этого времени: короткая прическа, красная косынка на голове, кожанка и сапоги, но…
Глазами и холодным выражением на красивом лице — женщина походила больше на ядовитую гадюку. Когда-то давно, Лешка смотрел интервью с легендарным снайпером Людмилой Павличенко. Интервью брали, когда Людмила Михайловна была уже не молода, но, все равно, в ее глазах очетливо прослеживалась быстрая и расчетливая смерть для любого врага.
Так вот, в глазах гостьи читалось то же самое.
Алексей даже не представлял кто она такая, но, судя по тому, как Баронов суетился вокруг нее, было совершенно ясно, что гостья какой-то очень важный партийный или комсомольский функционер.
За процессом наблюдали зрители в количестве десяти человек, комсомольцы и обличенные особым доверием личности.
— Гмм… — громко хмыкнул себе в усы Чернов. — Да не волнуйся ты так, парень. Никто тебе здесь зла не желает. Свою надежность и преданность делу рабочего класса ты уже доказал, Турчин. В общем, товарищи, мне все ясно…
— Пусть расскажет, когда был создан Российский коммунистический союз молодежи! — неожиданно влез Царьков.
— Российский коммунистический союз молодежи был провозглашен… — начал Алексей и сразу запнулся, потому что уловил на себе пристальный взгляд гостьи.