На самой высокой крыше в городе, всегда залитой солнцем, на чердаке жили испанцы и Алекс. Золотые лучи оберегали их от инея. Испанцы всегда делились последней крошкой хлеба и не стыдились своей беззащитности. Братья-подкидыши из барселонского детдома вечно колесили по свету.
Алекс же мог уснуть первым, боль бродила внутри него как раненая волчица, кусая за самые ранимые места. Он был случайным ребёнком, никому не нужным. Красавчик любил очаровывать людей, но относился бережно к тем, кого мог бы ранить своим действием или словами. Холод отступал, не в силах завладеть им.
Собравшись вместе, дети осторожно шли по городу. Они добывали еду в опустевших домах и магазинах и плакали, замечая на улицах уснувших малышей.
Однажды, на закате, они увидели худого парня в больших круглых очках. Он переходил от одного ребёнка к другому и что было сил дышал в их лица, стараясь отогреть. Это был Фрэнсис. Он искал детей еще до морозной напасти, боясь превратиться в безразличного сытого европейского стукача.
Фрэнсис знал город лучше остальных и даже мог провести в заброшенные туннели, которые давно не отмечали на картах. Он обещал детям, что приведёт их к той, которая поможет им.
Они долго поднимались в горы, уходя от городских холмов. Иногда застывали от ужаса, словно скованные холодом, услышав вдалеке волчий вой. Наконец они подошли к большой горной пещере.
Высокая девушка с серебряной кожей, искрящейся на солнце как покрытые льдом сугробы, вышла к ним навстречу. Она внимательно оглядела всех, словно заглянув в души, а затем сказала: «Меня зовут Сэм». Она была совершенно холодной, будто в ее груди не было сердца, одна пустота. Она жадно вдохнула воздух, впитывая живое тепло детей, которые рядом с ней отчего-то почувствовали себя сильнее. Она казалась необходимой, как супероружие на дрейфующем в безвоздушном пространстве космическом корабле.
Вслед за Сэм к детям вышла Сельма, горячая, как лава. Это был жар абсолютной родительской любви и счастливого детства.
Дети и Сэм направились к туннелю, где угнездилось чудовище, чувствуя, что все вместе смогут прогнать его. Когда они почти дошли до границы с Францией, ключ на шее Вали вспыхнул и засветился. Она оглянулась по сторонам – вокруг них стояли лишь белесые неподвижные фигуры.
– Я чувствую кровь в этих двоих, – Сэм указала на застывших в гибельном сне мальчика и девочку.
Свернувшаяся как осиротевший ягнёнок, окаменевшая девочка лежала на снегу. Но странно, ее тело еще не покрылось инеем. В паре шагов от нее стоял заледеневший мальчик. Валя приблизилась к нему и услышала слабый стук его сердца. Он протягивал руки к девочке, будто ветки сухого дерева. Но в нем было слишком мало тепла, чтобы уничтожить колдовство. Это были Мария-Стефания и Саша.
Волшебные дети разделились, чтобы отогреть их.
Под поцелуями иней на лице Саши стал превращаться в воду, мальчик задрожал, начиная просыпаться. Вскоре он ожил. Но несмотря на общие усилия, спасти Марию-Стефанию не удалось.
Путники, плечом к плечу, двинулись дальше, но через некоторое время их остановил жуткий вой, от которого застыла кровь в жилах. Они находились почти у логова дракона, это он предупреждал их своим кошмарным рёвом. Перед ними открылась удивительная картина.
Из туннеля торчала гигантская уродливая голова и часть туловища чудища. Верхом на драконе сидел Тим Снейк и бил его острым клинком. Дракон задирал голову к небу и издавал звуки, сотрясающие окрестности. Тим Снейк выглядел как обычный ребёнок, но только с обгоревшей кожей. Когда-то в отчаянном поиске любви он сжег сам себя. Он упивался болью дракона. Заметив детей, Снейк помахал им рукой.
Дракон стал выползать из туннеля и расправлять крылья. Бесчисленные страницы перешёптывались детскими посланиями, среди которых были записки маленькой Сэм, оставленные маме на прикроватном столике, случайно подслушанное Августом страшное признание отца и последние слова Марии-Стефании.
Дети закрыли глаза и заплакали. Они крепко обняли друг друга, чтобы было теплее. Дракон почти расправил крылья и, казалось, через секунду он снова победит, и долгое путешествие станет напрасным. Дети уже чувствовали ледяное обжигающее дыхание из огромной пасти, как страшный шёпот перед вечным сном. Как бы сильно они не сжимали друг друга в объятиях, у них ничего не получалось.
Колдунья незаметно следовала за детьми все эти дни, давно научившись ходить бесшумно. Когда все почти лишились сил, ведьма подошла к Вале сзади и обняла ее, бормоча что-то, что невозможно было разобрать. Валю объял ужас, но она не могла пошевелиться. Ключ на ее груди раскалился, как в секунду своего рождения. Дети стали такими горячими, словно гигантский столп света вырос от них до самого неба.
Дракон невыносимо взвыл, заскрежетал зубами, как скрежещет металлическая обшивка безнадёжно тонущего корабля. Он словно обращался сразу ко всем со словами: «Твоя сестра мертва… мать бросила тебя… у тебя нет дома!» Рев приобретал отдалённое звучание знакомых голосов. Это была агония побеждённого чудовища. Бумажные крылья несколько раз судорожно дёрнулись и опали. Снейк скатился с его окаменевшей спины на землю. Но тут дракон открыл мёртвые глаза, которые тут же опалил обжигающий свет, и сильным рывком взмыл под облака, навсегда покидая город.
В домах и на улицах начали оттаивать малыши. Их щеки розовели, глаза обретали цвет. Просыпаясь, дети щурились от лучей гигантского солнца. Валя и ее друзья шли по городу. Они целовали и обнимали малышей, возвращая их к жизни.
В лесу скалились волки, теперь не властные над этим краем. Тени родителей становились живыми людьми.
Колдунья уходила, не оборачиваясь. Валя долго смотрела ей вслед. Она не поблагодарила ее.
В город пришла такая странная тёплая весна…
Валя открыла глаза. Рядом с ней лежала еще пьяная Сэм. Та недовольно отвернулась, почувствовав, что Валя уставилась на нее. Видимо, Сэм залезла к ней под одеяло уже под утро. Валя аккуратно перешагнула через Саманту и подошла к окну. Она чуть приоткрыла штору, заслонив собой солнечные лучи. Теплый яркий свет обрушился на нее. Лес, окружающий шале, больше не казался мрачным. Холодные сугробы искрились как посыпанные золотой крошкой. Оглядываясь по сторонам, среди припаркованных машин, у дома шпионил толстый симпатичный тетерев. Он проваливался лапками в снег, изучая своих необычных новых соседей.
Валя почувствовала, как в душé расцветает радость – как же ей повезло увидеть осторожную лесную птицу так близко! И каким чудесным казалось всё вокруг! Тихонько, стараясь никого не разбудить, Валя прошептала лесному жителю:
– С добрым утром, малыш!
Заметив движение в окне, тетерев расправил черные крылья и пугливо скрылся в кроне высокой ели.
Удивительный сон Вали таял как весенний снег, вместе с ним забывались все тревоги прошедшей ночи. Она вернулась обратно в постель и прижала к себе спящую Саманту, отдавая ей всё тепло своего любящего сердца.
Глава восьмая. Здесь нет моей комнаты
К любому авиаперелёту Валя готовилась, как к свиданию.
За день до рейса она делала свежий маникюр и примеряла несколько нарядов, чтобы не ошибиться и выбрать самый подходящий. Она заходила в здание аэропорта, словно это был шикарный отель, приветствуя полицейских на досмотре у входа в терминал, как швейцаров. Они пропускали ее в свой гигантский стеклянный улей, где тысяча голосов звучали одновременно, и мелодичный женский голос божественно объявлял рейсы.
Сегодня к выбору наряда Валя подошла творчески. Завитые волосы она завязала в хвост, над которым, как уши Микки Мауса, торчали очки с большими стёклами-бабочками. Мини-юбка и туфли на каблуках суперски подчёркивали симпатичные ножки, максимально не подходя к месту. Коротенькая шубка из весенней коллекции BCBG оставляла за собой на полу редкий шлейф из чёрных пёрышек, будто бы Валя повторяла хитрость сказочного мальчишки Гензеля, кидающего камешки в лесу, чтобы вернуться из леса домой.
Когда Валя скинула туфли на каблуках у ленты на таможенном контроле, она стала похожа на длинноногого ощипанного воробышка, босиком и с гордым достоинством шлёпающего в чистую зону.
Европейские женщины, завёрнутые в заношенные толстовки, которые они обычно делят со своими бойфрендами, с лёгкой насмешкой посматривали в ее сторону. На их не знающих косметики, блёклых, с ранними морщинками лицах, выглядывающих из-под мрачно-серых, черных, коричневых капюшонов, явно читалось узнавание: «Русская!» После этого они, как сухопутные черепахи, безразлично втягивали головы обратно в свои балахоны.
Гигантская стеклянная стена впускала в терминал просторное небо над лётным полем, за стеклом заканчивался город, но уже было слышно дыхание чужих стран в иностранной речи пассажиров и стюардесс, поглядывающих на часы у своего гейта.
Среди пассажиров самой благополучной и яркой была московская толпа, в которой без слов чувствовалось надменное превосходство в коротких броских аббревиатурах знаменитых ювелирных и модных домов. Они толпились, гордые, как победители, решившие похвастаться дома своими трофеями.
Совершенно особенные были лица у русских швейцарцев. На вид они казались чуть скромнее, но всё же еле-еле сдерживали форс, словно под модными пиджаками злорадные мурашки. В их глазах читалось желание рассказать, как охренительно классно сложилась их жизнь, но они гасили огонёк нетерпения, ведь европейцам должна быть присуща скромность. Одним словом, Валя нашла своих.
Пройдя все финальные препоны перед посадкой, она наконец оказалась в самолете. Ей, как и многим русским, намного больше нравился «Аэрофлот», в отличие от «Swiss Airlines». Наши стюардессы были симпатичнее и приветливее. Ну, по крайней мере у них никогда не сдавали нервы, если русская дива случайно пять раз подряд нажимала кнопку вызова бортпроводника или когда московские менеджеры без остановки отмечали финал своей замечательной командировки, как бы невзначай чем-то позвякивая под креслами. Швейцарский экипаж, казалось, был не рад таким пассажирам, будто по воле злой судьбы самолёт захватили террористы, от которых хочется выйти за борт с парашютом. Ну и последнее – еда «Аэрофлота» всегда казалась вкуснее. Учитывая все обстоятельства, пусть билеты в Swiss стоили чуть дешевле, среди русских «Аэрофлот» всегда был предпочтителен.