I
Они уже пятый вечер подряд сидели в «Сигарном клубе» на верхнем этаже отеля, рядом с казино, и бразилец порядком утомился от американца, который все приставал к нему с вопросом, когда же они отправятся играть с Мумией. И каждый вечер бразилец Тьяго Алвеш играл по-крупному против американца Дейла Тэрбера (Тэрбер настаивал, чтобы Алвеш называл его идиотической кличкой Титаник, но Алвеш отказывался). Однажды им уже довелось сидеть за одним столом – в частном доме в Гвадалахаре. И в обоих случаях они избегали безжалостных битв один на один, а только слегка покусывали друг друга, присматриваясь и оценивая, чем вызывали у других самые неприятные подозрения. Здесь же, в Сингапуре, эти двое обчищали кошельки разных людей, которые заглядывали в клуб поиграть всего на один вечер, и Тэрбер частенько имел на руках карты, с которыми, по мнению Алвеша, он либо глупейшим образом блефовал, либо проигрывался в прах, когда лучше бы ему спасовать, со стритом, который у него случайно выходил с последней картой, за которую тот хватался как за соломинку. Тэрбер, играя в такой вот манере, постоянно раскрывал Алвешу все тайны своей тактики. И Алвешу это настолько осточертело, что он понял: пора с этим кончать. И он пообещал себе обчистить сегодня Тэрбера до нитки. Или этим все закончится, или же он под каким-то предлогом выйдет из-за стола и оттрахает чересчур молодую и чересчур печальную жену этого американца. Она и так давно умоляла Алвеша оказать ей эту милость – как ему казалось, еще с Гвадалахары. И этот акт мог бы компенсировать ему бессмысленное ожидание, а дожидался он возможности возобновить странную игру в особняке сингапурского держиморды. Алвеш, игравший с Мумией несколько месяцев назад, еще в Гвадалахаре поведал о нем Тэрберу. И из-за неодолимого желания Тэрбера попытать счастья в игре с таинственным мастером и возник план встретиться здесь. В тот раз Алвеш проиграл Мумии самым позорным образом и не имел ни малейшего намерения повторять этот позор. Но он подумал, что с удовольствием понаблюдает за проигрышем этого американца. Он был готов получить сатисфакцию за все свои страдания.
– Надо дождаться, когда старик созреет, – не раз объяснял Алвеш Тэрберу. – Он сам отвезет тебя туда.
И сегодня вечером они опять все прорепетировали.
– Игра происходит в доме этого Билли Кима, так? – переспросил Тэрбер.
– Его зовут Билли Ик Тхо Лим.
– А почему бы нам просто ему не позвонить?
– Это так не делается. Когда Лим и Мумия готовы к игре, старик появляется сам.
– Черт! И что, это стоит таких сложностей? Да я сто раз участвовал в подобных играх.
– Это не похоже ни на одну игру, в каких ты участвовал.
– Он тебя разгромил, да?
– Он и с тобой проделает то же самое. Ты сможешь выиграть гору сингапурских долларов у директора Лима и его друзей, если будешь благоразумным. Но если станешь вести себя как слон в посудной лавке, то спустишь весь выигрыш, да еще и от себя добавишь Мумии немало.
– Он что, не дает тебе покоя, Тьяго? – спросил Тэрбер.
– Да, он не дает мне покоя, – кивнул Алвеш.
II
Вовсе не такую атмосферу представлял себе Дейл «Титаник» Тэрбер, но он вполне в нее вписывался, да и черт побери, кто знает, чего он вообще ожидал? Их отвезли от отеля у порта в бухту Сентоза – это оказалось недалеко, и опять же на пляже, откуда открывался чудный вид на знаменитые сингапурские небоскребы, и все уселись на крыше особняка, в патио, с сдвижными дверями, которые вроде бы следовало наглухо закрыть, чтобы держать взаперти прохладный воздух в кондиционированном особняке, как то и полагалось в таком знойном климате; но нет, Билли Лим и его команда раскрыли двери, оставив только легкую занавеску в дверном проеме, так что игроки погрузились во влажный липкий воздух и в неумолчный стрекот то ли южноазиатских сверчков, то ли прибрежных жаб – Титаник не смог разобрать, кто издавал эти мерзкие звуки. По периметру патио стояли разросшиеся папоротники и карликовые пальмы в горшках – оттуда, кстати, и мог доноситься этот несносный стрекот. Старик, который, наконец-то смилостивившись, вызвал их из «Сигарного клуба», был страшен, как атомная война, и сам мог бы сойти за мумию, он в карты не играл, а все бродил вокруг стола, словно что-то вынюхивая, и бросал по сторонам внимательные взгляды – то на игроков, то на слуг. Как бы то ни было, напитки подавали освежающе холодными, а собравшаяся компания была вполне себе ничего – за исключением Тьяго Алвеша, который в последнее время вел себя несколько подозрительно и, казалось, решил окончательно расправиться с Титаником – да и хрен бы с ним! – но сумел пока что выиграть у Титаника всего-то тысчонку долларов, это если считать все проигрыши с Гвадалахары, и уж будьте уверены, Титаник вел счет! Билли Лим со своей командой – а их было, не считая Билли, трое – смахивали на отставных пентагоновских офицеров, ну более или менее, играли рискованно, но обид не таили и сыпали грязными шуточками, хотя Титаник дай бог если понимал процентов тридцать из отпускаемых ими на ломаном английском острот. После первой раздачи они не играли, а, что называется, только разогревались, что не помешало Титанику – да и Алвешу, и это не ускользнуло от внимания Титаника, – запустить лапу в валютные резервы сингапурцев.
– Так где же ваша хваленая Мумия?
– Скоро придет! – ответил старик со змеиной улыбкой.
И Мумия явилась. Загадочный игрок оказался не совсем таким, каким его себе рисовал Титаник, принимая во внимание его странную кличку и репутацию, – не существом в саване, но рослым мужчиной в белом льняном костюме и бледно-голубой рубашке, в темных очках, контрастно выделявшихся на фоне мягкой белой маски, нижний край которой был заткнут за воротник рубашки, как галстук-аскот, и которая плотно прилегала к голове вокруг ушей, оставляя сверху копну песочно-светлых волос. Он прошел элегантной походкой, чуть хромая, к свободному стулу за столом, и ни Билли Лим, ни его гости ни единым жестом не старались подыграть этому шутовского вида призраку, а как ни в чем не бывало продолжали выпивать, похохатывать и тасовать карты, но тем не менее общая атмосфера как-то смазалась, словно сегодняшний вечер был устроен только ради появления здесь Мумии и ради слуги, который раздал каждому столбик фишек, равных ста, пятистам, тысяче и десяти тысячам долларов, что чудесным образом обостряло внимание игроков и давало им мощный заряд адреналина от одного только прикосновения к этим фишкам, и в конце концов Титаник поверил, что так оно и было на самом деле. Он даже подумал: уж не Лоуренс ли Аравийский скрывается под белой маской, почему меня не предупредили заранее? Это был любимый фильм Титаника, и вот он здесь, он проделал долгий путь в Сингапур ради одной битвы с легендарным игроком, который оказался вовсе не монстром за покерным столом, но Лоуренсом, мать его, Аравийским, скрывающим лицо под подвенечной вуалью. Какого хрена!
– Зовите меня Титаником, – сказал он, выбросив вперед руку.
– Рад знакомству, – тихо произнес Мумия, но свою руку протягивать не стал. Вместо того он залез в карман и достал оттуда серый гранитный кубик, который положил на стол рядом со своими фишками.
– Что это? – изумился Титаник. – Ваш талисман?
– Именно, – голос Мумии прозвучал учтиво, не выдав ни смущения, ни раздражения, ни враждебности.
Билли Лим сдал карты. И игра началась.
III
Когда солнце медленно выползло над водной гладью, зрелище рассвета было бесспорно прекрасным и словно придало особый смысл всему действу на крыше особняка в бухте Сентоза, хотя Титаник, надо сказать, до умопомрачения уже надышался влажным океанским воздухом, смешанным с едкими струйками дыма благовоний, но, как пояснил Билли Лим Титанику, когда тот возроптал, благовония – это в традициях не Сингапура, а Малайзии, к которой Сингапур некогда был, к сожалению, присоединен, а что взять с народа, который выжигает свои дождевые леса ради пальмового масла, – его остается только пожалеть! И правда, оставалось только пожалеть и чертыхаться, когда Титаник на рассвете понял, что просадил уже сто шестьдесят тысяч сингапурских долларов и что еще несколько сдач – и Билли Лим проснется (а все эти часы старик тихо дремал на своем стуле) и, извинившись перед гостями, попросит их закругляться. Все признаки близящегося финала были налицо. Если в три утра слуги принесли щедрые закуски, которые обычно служили игрокам для восстановления сил, – сэндвичи с жареной свининой, черный кофе и стопки ледяной водки, – то теперь, когда появились изящные тарелочки с завтраком: яичница с беконом и мини-круассаны, Титаник догадался, что это все на посошок.
– А вы не едите? – обратился он к Мумии. – У вас там вообще имеется рот?
– Я вегетарианец, – благодушно отозвался Мумия. За всю ночь он отлучался всего раз или два – то ли отлить, то ли кольнуться героином, то ли курнуть, то ли провернуть по-быстрому спиритический сеанс, или чем эти хреновы мумии занимаются в перерывах между партиями в покер при ставке десять тысяч долларов? Алвеш давным-давно слинял. Этот бразильский хмырь проиграл Титанику и Билли Лиму всего ничего. Несколько раз ему выпадала хорошая карта, но он играл, не особенно рискуя, и пасовал, стоило Мумии поднять ставки. Такой же тактики, как заметил Титаник, придерживался Билли Лим со своими приятелями, которые слаженно играли в свою игру, принуждая Титаника оставаться в дураках, и ему приходилось сражаться один на один против Мумии. Что получалось у него не слишком удачно. Час катастрофы настал около половины четвертого утра, сразу после того, как Титаник взбодрился кофе, жареной свининой и водкой, и высмотрел чудный флеш во втором раунде торговли, и попытался разом отыграть все, что вытянул из него Мумия, и Мумия пошел у него на поводу, безумно взвинтил ставку и выложил фулл-хаус – как будто влепил оплеуху. Алвеш оказался прав: Мумия был непобедим, и это было настолько необъяснимо, что казалось чертовски глупым и даже чертовски скучным, за исключением одного, о чем Алвеш его не предупредил: проигрывать Мумии оказалось чуть ли не так же приятно, как и выигрывать у него. Титаник словно впал в транс. Сам того не осознавая, он всю жизнь дожидался поединка с профессиональным игроком – призраком? сверхъестественным существом? – который вот так с ним поступит, и теперь, когда это случилось, он был загипнотизирован собственными проигрышами. У него возникла чуть ли не наркотическая зависимость. После сдачи карт в половине четвертого старик вежливо попросил Титаника написать реквизиты его банковского счета, и он после этих слов даже не дал старику в морду. А теперь солнце уже взошло, и ему не хотелось покидать этот дом – пока нет.
«Алвеш сейчас наверняка с Лизой, глупый ты бабуин».
Мысль пришла ему в голову внезапно, это была просто догадка, которую будто кто-то прошептал ему в ухо, кто-то, сидящий у него на плече. Титаник узнал голос. Он часто его слышал сегодня, он слышал его на протяжении всей долгой ночи, после каждого проигрыша этот голос настойчиво звучал в ушах: «Вот сейчас он блефует» или «В последнем раунде тебе выпадет стрит.»
Голос его подвел этой ночью, но он продолжал ему доверять, потому что чувствовал, что неумолимые факты подступают и наваливаются, как болезнь вторгается в легкие или в желудок. Дерзкий бразилец трахает его жену. Алвеш вернулся в отель и вошел к ней в номер или повел ее в свой. Если он сорвется прямо сейчас, то сможет их там застукать, и это станет уж точно последней партией этой ночи, сыгранной не картами, а телами.
– Мне надо ехать!
И только сейчас Мумия протянул руку над столом. Его рукопожатие было сильным, как у нормального человека. После чего он забрал свой камень-талисман.
IV
– И что же его заставило так внезапно уехать? – спросил Фальк, снимая слой румян с лица и втирая в кожу кольдкрем. – У него кончились деньги?
– Дело не в деньгах. У него их куры не клюют, как тебе известно.
Фальк передернул плечами.
– Сюрпризы случаются.
– Но не в этот раз.
– Так что же его спугнуло?
– Я слишком устал, чтобы продолжать игру. Я внушил ему кое-какие мысли относительно его жены. Передал ему кое-что от другого – Алвеша.
– Интересно, – заметил Фальк, отворачиваясь от раковины.
– Не слишком. – Он лишь временно влез в мысли американца, но пробыл там достаточно долго, чтобы понять: мысли его с гнильцой, и больше там делать было нечего.
– Раз ты устал, так поезжай поспи. Вызвать тебе машину?
– Я лучше пройдусь пешком.
На земле нет места безопаснее утреннего Сингапура. Но и в ночное время тут неопасно. Чем и славен Сингапур! Это вечное чудо занимало рослого мужчину в белом льняном костюме, когда он, выйдя за ворота Сентозы, зашагал по виадуку мимо острова Брани в сторону города. На ходу он ощупывал лежащий в кармане камень. Кроме этого камня, ничего больше у него с собой не было. Да, ему хотелось спать. Но сначала, размышлял он, надо перейти через виадук и свернуть на Лабрадор-вилла-роуд. Ему хотелось поглядеть там на птиц.
Одного этого – птиц – было достаточно, чтобы смириться с тем, что Эдгар Фальк обосновался в Сингапуре, в заливе Сентоза. Огромные бакланы – по крайней мере один уж точно – всегда были там, словно дожидались его прихода. Морская птица его детства следовала за ним повсюду, во все уголки мира, начиная с пляжа Стинсон-Бич. Он мог бы взять себе новое имя в честь той птицы: Александер Б. Баклан.
Или мог бы оформить документы на свое нынешнее прозвище – Мумия. Пошловатое, но во всяком случае отражающее преемственность с прошлым.
На практике он был своего рода хирургом, который пробирался сквозь лица к содержимому мыслей, чтобы глядеть на мир чужими глазами. И, забравшись внутрь, он узнавал самое важное, что нужно было знать о людях: какие карты у них на руках. Он мог бы даже назвать себя Ноа Берингер – хохмы ради. Интересно, Эдгар Фальк узнал бы это имя или он уже его забыл?
Флэшмен, Висельник, Анонимус, Чувак.
Ich bin ein Vegetarierin[85].
Неизвестный трагик.
Или ветеран вьетнамской войны, оператор лечебной ванны в больнице «Алта Бейтс», наблюдающий, как беспомощный белый подросток кончает в водяные завихрения, а тебе придется вычищать за ним ванну, черт бы его побрал. Если напрячь память, он мог бы даже вспомнить, как его звали, того ветерана.
Любой, кто угодно, но только не «Александер Бруно» – ведь это имя того, кто уже не существует.