Достав блокнот и ручку, Хэнк принялся подсчитывать.
— По какой ставке вам платят? Я могу рассчитать…
— А нельзя заплатить штраф потом? Скажем, в рассрочку, помесячно, в течение двух лет?
— Бросьте, Фред.
— Ладно.
— Так сколько вам платят в час?
Он не помнил.
— Ну хорошо, сколько у вас официальных рабочих часов?
Тем более.
Хэнк бросил блокнот на стол.
— Хотите сигарету? — Он предложил свою пачку.
— Я с курением завязываю, — пробормотал Фред. — С курением, с наркотиками… Со всем… Включая арахис и…
Мысли путались. Оба сидели молча, одинаковые в костюмах-болтуньях.
— Я не раз говорил своим детям… — начал Хэнк.
— У меня двое детей, — перебил Фред. — Две девочки.
— Не верю. У вас не должно быть детей.
— Пожалуй… — Он попытался прикинуть, когда начнется ломка и сколько еще таблеток препарата «С», припрятанных в разных местах, у него осталось. И сколько денег за них можно выручить.
— Хотите я все-таки подсчитаю, сколько вы получите при расчете? — спросил Хэнк.
— Да! — горячо воскликнул Фред. — Пожалуйста!
Он подался вперед и напряженно застыл, барабаня пальцами по столу, как Баррис.
— Сколько вы получаете в час? — снова спросил Хэнк и, не дождавшись ответа, потянулся к телефону. — Я позвоню в бухгалтерию.
Фред молчал, опустив голову и прикрыв глаза. Может быть, Донна мне поможет? Донна, пожалуйста, помоги мне!
— По-моему, до гор вы не дотянете, — сказал Хэнк. — Даже если кто-нибудь вас отвезет.
— Пожалуй.
— Куда вы хотите?
— Посижу подумаю…
— В федеральную клинику?
— Нет!
Наступило молчание.
Интересно, что значит: «не должно быть» детей?
— Может, к Донне Хоторн? — предложил Хэнк. — Насколько я смог понять из ваших донесений и вообще, вы близки.
— Да. Близки… — Фред кивнул и тут же резко поднял голову. — Как вы узнали?
— Методом исключения. Известно, кем вы не являетесь, а круг подозреваемых в группе весьма ограничен. Прямо скажем, группа совсем маленькая. Планировалось выйти через них на кого-нибудь уровнем выше; тут ключевая фигура Баррис. Мы с вами немало часов провели за разговорами, и я давным-давно сообразил: вы Арктор.
— Я… кто? — недоверчиво спросил Фред, вытаращив глаза на костюм по имени Хэнк. — Боб Арктор?!
Нет, это невероятно. Сущая бессмыслица. Не лезет ни в какие ворота. Просто чудовищно!
— Впрочем, не важно, — продолжал Хэнк. — Какой телефон у Донны?
— Она, наверное, на работе. — Его голос срывался. — Парфюмерный магазин. Номер телефона… — Он никак не мог справиться со своим голосом. Какой же у нее номер? Черта с два, я не Боб Арктор. Но тогда кто? Может быть, я…
— Дайте мне рабочий телефон Донны Хоторн, — велел Хэнк в трубку. — Я соединю вас с ней. Нет, пожалуй, позвоню ей сам и попрошу заехать за вами… куда? Мы вас отвезем: сюда ей нельзя. Где вы обычно встречаетесь?
— Отвезите меня к ней домой, — попросил Фред. — Я знаю, как попасть в квартиру.
— Я скажу ей, что вы там и решили завязать. Просто скажу, что я знакомый и вы попросили позвонить.
— Да-да… я понимаю, — сказал Фред. — Спасибо, друг.
Хэнк кивнул и начал набирать номер. Цифры набирались чудовищно медленно, целую вечность. Фред закрыл глаза, прислушиваясь к своему дыханию.
Все, конец! Спекся, выгорел, накрылся. Накрылся медным тазом.
Ему хотелось рассмеяться.
— Отвезем вас… — начал Хэнк, потом отвернулся и заговорил в трубку: — Эй, Донна, это дружок Боба, сечешь? Он совсем расклеился. Полный облом. Нет, точно, без балды. Слушай, у него…
Донна, поторопись! И захвати с собой что-нибудь — мне плохо, совсем плохо… Он подался вперед, хотел коснуться Хэнка, но не сумел — рука бессильно упала.
— Я в долгу не останусь. Если что, положись на меня, — пообещал он Хэнку, когда тот закончил разговор.
— Посидите, пока я вызову машину… Гараж? Мне нужна машина и водитель в штатском… Что там у вас сейчас есть?
Они прикрыли глаза и стали ждать. Два расплывчатых пятна…
— Лучше бы вам в больницу, — обеспокоенно произнес Хэнк. — Я вижу, дела совсем плохи. Может, вас отравил Баррис? На самом деле мы интересовались Джимом Баррисом, а не вами. И аппаратуру установили ради него. Мы надеялись заманить его сюда… и добились этого. — Хэнк помолчал. — Вот почему я практически уверен, что все его записи и прочие доказательства — фальшивка. Но сам Баррис замешан в чем-то по-крупному. Завяз по уши, причем это связано с оружием.
— А зачем тогда я? — неожиданно громко спросил Фред.
— Нам надо было спровоцировать Барриса…
— Вот ублюдки…
— Мы сделали так, что Баррис стал подозревать в вас тайного агента полиции, готового арестовать его или выйти выше. Поэтому он…
Зазвонил телефон.
— Машина сейчас придет, — сказал Хэнк. — Подождите пока, Боб. Боб, Фред — как угодно. Не расстраивайтесь, мы все-таки взяли этого… ну, как вы выразились в наш адрес. Вы же понимаете, что игра стоила свеч, правда? Заманить его в ловушку… правда?
— Правда.
Это был уже не голос, а механический скрежет.
Два человека молча сидели в комнате.
По дороге в «Новый путь» Донна съехала с шоссе на обочину. Отсюда, с высоты, были хорошо видны городские огни. У Арктора уже начались боли, и времени оставалось совсем немного. Ей хотелось побыть с ним еще. Нельзя было так долго откладывать… По его щекам струились слезы, приступы тошноты становились все чаще.
— Посидим немного, — сказала она, ведя его за руку через заросшую песчаную пустошь, среди мусора и пустых банок. — Я…
— Твоя трубочка… ты ее взяла? — с трудом выговорил он.
— Да, — ответила Донна.
Надо отойти от шоссе достаточно далеко, чтобы не заметила полиция. Или чтобы можно было успеть выкинуть трубку, если к ним подберутся. Коп, как всегда, остановит машину поодаль, на шоссе, с выключенными фарами, и пойдет дальше пешком. Так что времени хватит.
На это хватит, подумала она. На то, чтобы уйти от лап закона. А вот у Боба Арктора времени больше нет. Его время — по крайней мере, выраженное человеческими мерками — вышло. Теперь он вступил в иной род времени. Таким временем располагает крыса: чтобы бессмысленно бегать взад-вперед. Ни о чем не думая: взад-вперед, взад-вперед… Он, по крайней мере, видит огни вокруг. Хотя ему, наверное, уже все равно.
Вот подходящее местечко, со стороны незаметно. Донна достала трубку и завернутый в фольгу кусочек гашиша. Арктор сидел, зажав руками сведенный судорогой живот. Его рвало, штаны пропитались мочой. Удержаться он не мог; скорее всего, он ничего и не замечал. Просто скорчился с искаженным лицом, дрожа от боли, и мучительно стонал, выл безумную песнь без слов.
Донна вспомнила одного знакомого, который видел Бога. Тот тоже себя так вел — стонал и плакал, разве что не гадил. Бог предстал перед ним в одном из кислотных глюков. Этот парень экспериментировал с растворимыми в воде витаминами — принимал их в огромных дозах. По идее, ортомолекулярный состав должен был подстегивать и синхронизировать нервные возбуждения в мозгу. Однако вместо того, чтобы лучше соображать, парень увидел Бога. Это явилось для него колоссальным сюрпризом.
— Ты не знаешь, случаем, Тони Амстердама? — спросила Донна.
Боб Арктор лишь замычал.
Донна затянулась из гашишной трубки, посмотрела на лежащие внизу огни, прислушалась.
— После того как он увидел Бога, примерно год ему было очень хорошо. А потом стало очень плохо. Хуже, чем когда-либо. Потому что в один прекрасный день он понял, что ему суждено прожить всю оставшуюся жизнь — и не увидеть ничего необычного. Только то, что видим все мы. Ему было бы гораздо легче, если бы он вовсе не видел Бога. Он мне сказал, что как-то раз буквально рассвирепел: ломал все подряд, разбил даже свою стереосистему. Он понял, что ему придется жить и жить, ничего вокруг себя не видя. Без цели. Просто кусок мяса — жрущий, пьющий, храпящий и вкалывающий.
— Как мы все… — выдавил Боб Арктор. Слова давались с трудом, вызывая позыв рвоты.
— Так я ему и заявила: «Мы все в одной лодке, и остальные от этого не бесятся». А он ответил: «Ты не знаешь, что я видел. Ты не знаешь».
Арктора скрутил спазм, и он с трудом выдохнул:
— Он не сказал… как это было?
— Искры. Фонтаны разноцветных искр, словно у тебя свихнулся телик. Искры на стене, искры в воздухе. Весь мир — как живое существо, куда ни посмотри. И никаких случайностей; все происходило осмысленно, будто стремясь к чему-то, к некой цели в будущем. А потом он увидел дверь. Примерно с неделю он видел дверь повсюду: у себя дома, на улице, в магазине… Она была всегда одинакового размера, очень узкая и такая… приятная; Тони так и сказал — приятная. Обрисованная алыми и золотистыми лучами, будто искры выстроились в ряд. И потом ни разу в жизни он ничего такого не видел, и именно это в конечном счете его и доконало.
— А по ту сторону… что? — немного помолчав, спросил Арктор.
— Другой мир — его было видно.
— И что… он так туда и не зашел?
— Потому и переломал все у себя в квартире. Ему и в голову не пришло войти. Он просто восхищался дверью. Потом было уже поздно. Через несколько дней дверь закрылась и исчезла навсегда. Снова и снова он принимал лошадиные дозы ЛСД, глотал бешеное количество растворимых витаминов, но больше никогда ее не видел — так и не нашел нужную комбинацию.
— Что было по ту сторону? — повторил Арктор.
— Там всегда стояла ночь.
— Ночь!
— Всегда одно и то же: лунный свет и вода. Безмолвие и покой. Вода, черная, как чернила, и берег, песчаный берег острова. Он был уверен, что это Греция. Древняя Греция. Ему казалось, что дверь — это проем во времени и перед ним прошлое… Потом, после всего, он вечно выходил из себя, когда ехал по шоссе, — не мог вынести всего этого движения, шума и грохота. И все гадал, зачем ему показали другой мир. Тони и в самом деле верил, что видел дверь, хотя в конечном счете она только свела его с ума и больше ничего. Слишком он переживал, что не смог удержать ее, вот и свихнулся. Каждому, кого встречал, начинал жаловаться, что все потерял.