Если честно, я бы предпочла больше никогда больше ничего не менять. Я уже могу привыкнуть к чему угодно, только бы оно оставалось на месте.
Но да, я отклоняюсь от темы – я отвлекаюсь, потому что меня парализует ощущение, что эту маленькую квартирку, которую я особенно и не любила (любить в ней можно было разве сам факт ее наличия), я больше никогда не увижу. Я пытаюсь напоминать себе, что я взрослая, а многие взрослые люди в моем возрасте уже сменили несколько съемных квартир. Это вполне предсказуемо не работает, потому что я слишком хорошо знаю: нет универсального кодекса поведения взрослых людей. Как, впрочем, и по-настоящему взрослых людей.
Я уже раз десять пересчитала свои сумки и проверила, везде ли чисто, не остались ли где-то вещдоки. Я в последний раз вынесла мусор и теперь стою спиной к входной двери, глядя на комнату, которая была почти единственным моим другом последние два года (я добавляю здесь «почти», чтобы не быть несправедливой к Марине). Мне не хочется вызывать такси, и я достаю телефон и сразу же прячу, думая, что одна минута погоды не сделает, как не сделают пять или десять минут. Я смотрю в зеркало в прихожей и думаю: «Что я за девочка такая дурацкая, по-прежнему маленькая, тощая, уши торчат, как будто застряла в десятикласснице. Лет через десять я уже не смогу это убедительно объяснить людям», – уныло шучу я про себя, но мне не очень смешно. На кого я похожа? Не на мать и отца, это уж точно. Я похожа на другого их ребенка, моего брата, которому двенадцать. Если судить по фотографиям, он уже даже выше меня.
Общественным транспортом пользоваться не рекомендуют, и тем не менее я решаю ехать на маршрутке. Мне нужно думать о деньгах, и, хотя у меня есть нужная сумма для такси, это все-таки поездка через весь город, и сейчас совсем не час пик, и я вполне могу упаковаться вместе с вещами на заднее сиденье полупустого автобуса. Этот маршрут мне нравится потому, что я больше нигде в городе не вижу горизонт, а здесь минут сорок приходится ехать по частному сектору с низенькими домами. Между этими домами хочется найти взглядом просвет, узкую улицу, чтобы было видно, куда придешь, если выйдешь на ближайшей остановке и решишь спуститься. Но нет, чаще всего там перекрыто – то грузовиками, то цепочкой гаражей, то обыкновенным шлагбаумом с табличкой «Проезд запрещен».
Думала ли я о том, чтобы когда-нибудь выйти посередине маршрута и пойти куда глаза глядят? Конечно думала. Я решила, что это совсем несложно. Я решала так уже не один раз. Но каждый раз, когда я проезжаю мимо остановки, на которой мне хотелось бы сойти (там особенно красиво цветут абрикосовые деревья, и скоро уже будет поздно их фотографировать), меня парализует ужас. Мне не страшно, что на меня кто-то нападет или что я заблужусь, нет. Мне почему-то очень страшен сам факт того, что я буду бояться. Когда я вспоминаю этот паралич, эту безобразную дрожь по всему телу, мне становится так нехорошо, что я предпочитаю ничем себя не беспокоить и не напрягать лишний раз. В конце концов, я прекрасно вижу абрикосовые деревья из окна автобуса.
Можно было бы наслаждаться дорогой, видами и оставшимся временем до возвращения домой, но, конечно, вместо этого я перебирала в голове насущные проблемы. Печальнее всего сейчас то, что на прошлой неделе у меня была последняя сессия с Валей, а сессии у Вали можно купить только пакетом минимум по четыре. Высвобожденных за счет аренды денег на это хватило бы впритык – Валя была хорошая и дорогая специалистка из столицы, а квартира у меня была плохая, дешевая и в самом унылом районе, и где-то даже удивительно, что месяц проживания в унылой квартире аналогичен четырем часам работы с хорошим психологом. Это не укол в сторону арендодателей и не укол в сторону психологов – это признание моего бедственного положения гордого и независимого человека, работающего на себя. Я никогда не собиралась зарабатывать много, я не знала, что мне делать с деньгами, и мне всегда было достаточно того, что у меня есть. Бо́льшую часть одежды я ношу еще со школьных времен. В случае необходимости всегда можно притвориться, что я веду зеленый образ жизни или ставлю социальный эксперимент. Психотерапия была первой дорогой услугой, которую я себе позволила… за сколько времени? Кажется, за всю жизнь. Было бы неплохо наконец иметь порядок в голове.
Да, читая готические романы, я всегда думала о том, что нежелание или невозможность разобраться в собственных мыслях обычно напрямую связаны с нежеланием или невозможностью навести порядок в доме. Естественно, каждый большой и мрачный дом можно было вполне рассматривать как большую и больную голову. Меня физически тянуло пойти и что-нибудь помыть после нескольких глав о пыльной мебели, выцветших обоях, саже и копоти на стенах. Впрочем, как-то мне пришло в голову, что запустение и заброшенность этих выдуманных литературных домов всегда равнялись отсутствию денег, а следовательно, невозможности платить слугам. Выходит, что отсутствие денег равняется невозможности навести порядок в собственной голове – а часто и недостатку сил и времени на чистоту вокруг.
Слушайте, как все сходится-то.
Поубирать у себя я, конечно, смогу, и даже практически бесплатно. И времени у меня на это – если все так пойдет – будет предостаточно. Но даже если не покупать новые вещи, никуда не ходить и не тратить деньги на проезд и психотерапию, я все-таки должна буду (к сожалению) что-то есть. Еще хуже, если придется покупать лекарства. Этого нужно стараться избежать любой ценой.
Когда я появляюсь в своей старой квартире, все в ней оказывается стерильное и нежилое, как будто кто-то заметал следы. Никаких небрежно брошенных вещей, пульта от телевизора на диване, свитера на спинке стула, никаких чаинок на кухонном столе. Мне кажется очень странным, что я здесь когда-то жила, потому что это, скорее, напоминает реконструкцию моей квартиры, ее фоторобот – как будто кто-то описал основное, но не запомнил никаких деталей и получилось описание буквально чего угодно, неспецифического, никакого. И я, скорее, рада войти, потому что сумки у меня тяжелые, а я терпеть не могу тяжелые сумки, а такси при этом я решила не вызывать – мне, видите ли, хотелось посмотреть из окна автобуса на живую жизнь вокруг. Я бы так и не заметила карантин, если бы не переезд, но когда тебе запрещают куда-то ходить, там сразу становится вдвойне интереснее, и у меня действительно было ощущение, что я преступница, а не человек, путешествующий из дома в дом. Весь март я и так почти безвылазно провела дома за работой, как обычно, надеясь, что проблема сама собой разрешится или исчезнет, что ее преувеличивают и переживать не стоит. В апреле случилось это.
(Какое-то время назад Марина прислала мне статью о том, что люди с депрессией и повышенной тревожностью парадоксальным образом лучше других справляются с глобальными катастрофами – если условное самое худшее уже произошло, то они могут наконец расслабиться и перестать его ожидать.
Конечно, я уже читала эту статью. Это профессиональное. Наш рабочий чат на целых десять минут отвлекся на нее, чтобы поныть о том, какая же это жиза. Но Марина не знала, чем я зарабатываю, кроме того, она пыталась быть полезной, а я пыталась притвориться, что у меня еще есть интересы и культурная жизнь.
«По-моему, кто-то просто посмотрел “Меланхолию” фон Триера, – написала я в ответ на статью о депрессии и катастрофах, неосмотрительно добавив: – Во всяком случае, я никаких улучшений пока не почувствовала. Сколько их ждать-то? Какой градус должен быть у глобальной катастрофы, чтобы меня отпустило?»
«Сашечка, ну у тебя-то откуда депрессия?» – написала она мне.
Действительно.)
Наверное, учитывая то, что случилось, мое возвращение должно было выглядеть более эпически. Но оно выглядело тихо и пусто. Я не знаю, чего я ждала. То есть, разумеется, я не ждала ни триумфального, ни драматического саундтрека, но внутри меня что-то должно было произойти по любой логике. (Тем более что технически, конечно, я бывала здесь несколько раз по всяким коммунальным делам – да, это Марина еще не знает, что я честно платила коммуналку все это время. Боюсь себе даже представить, что бы она сказала.)
Вместо этого чего-то главная моя проблема на данный момент – что я не могу придумать, где мне пристроиться с ноутбуком. Еще из важного: я не нашла чай. Кофе было завались, а унылый черный чай без ничего меня почти оскорбил своим отсутствием. Я даже не знаю, кто и зачем мог его купить – в отличие от кофе, конечно. Это жилище совершенно не было похоже на меня, здесь не было никаких моих следов, и тем не менее я каким-то образом прожила здесь много лет. Может быть, это потому, что я почти никогда не жила здесь одна. В одиночестве – жила. Но не одна.
Я сгребла весь кофе в пакет. Я решительно собралась отконмарить это жилище. По крайней мере, очевидную его часть.
План:
1. Каждый день надевать другую футболку и другие кольца. Я пересчитала свои кольца и обнаружила одиннадцать штук, из которых нравились мне все, а носила я только два-три. Честно говоря, я бы надевала и другие штаны, если бы они у меня были.
2. Купить другие штаны.
3. Задуматься о том, почему штаны играют в нашем самовыражении несоизмеримо меньшую роль в сравнении с футболками. (Case in point: футболок – 24, штанов – 2 пары, штанов, не являющихся синими джинсами без черт индивидуальности, – 0 пар.)
4. Заняться самообразованием. Понятное дело, что я, скорее всего, начну и брошу очередной иностранный язык, но кто знает, кто знает…
5. Не лезть в соцсети, мне и без них хорошо.
Большая комната:
1. Просмотреть вещи в шкафах.
2. Просмотреть книги. Подумать, можно ли кому-то что-то отдать после карантина (интересно, сколько это все займет по времени?).
3. Купить новые шторы.