Баба Нюра осторожно погладила того, кто в корзинке:
— Как лапка-то? Вроде перелома нет… Вот ведь тоже. Ироды у тебя хозяева. Выбросить такого котяру породистого. Ты что же, игрушка, что ли, старая? Поигрались — и в окошко? Бессовестный народ!
Тот, кто был в корзинке, жалобно мяукнул, а Баба Нюра улыбнулась.
— Кличут-то тебя как? Небось Баксиком прозвали или каким-нить Кёртисом… А ну его — старое имя! Когда начинаешь новую жизнь, лучше и имя новое брать! А назовём-ка мы тебя просто и по-человечьи… Мурзиком. Как считаешь, Полкан Полканыч? Пойдёт нашему жильцу новому имя Мурзик?
Полканыч медленно поднялся со своего коврика, подошёл к корзинке, обнюхал кота и вильнул хвостом.
— Ну и ладушки, — обрадовалась баба Нюра, налила в бутылочку молока, навинтила на горлышко соску и принялась кормить обалдевшего кота. Видно, из соски он ел впервые в жизни.
— Послушный, — кивнула баба Нюра, покормив Мурзика. — Смотри-ка, всё до капли вылакал. И как такое чудо взять и выкинуть на помойку? Точно, совсем народ сдурел, никакой совести!
В это время в дверь позвонили.
Баба Нюра поспешила в прихожую, Марсик и Ваксик, затеявшие было потасовку на коврике, побежали за ней. Через некоторое время все трое вернулись в комнату, и баба Нюра прочитала вслух телеграмму:
УВАЖАЕМАЯ АННА АЛЕКСАНДРОВНА ОРГАНИЗОВАЛИ НАШЕМ СЕЛЕ БОЛЬШИЕ СОСЕНКИ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ТУРНИР ТХЭКВОНДО ПРИГЛАШАЕМ ВАС ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ КАЧЕСТВЕ ГЛАВНОГО СУДЬИ И ПОЧЁТНОГО ГОСТЯ НАЧАЛО ТУРНИРА ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПРИЕЗЖАЙТЕ БУДЕМ РАДЫ И ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ВАШИ ВЕРНЫЕ УЧЕНИКИ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ
Баба Нюра заволновалась и всплеснула руками:
— Через два дня! Что же они не могли раньше написать? Куда же я вас дену?
В дверь снова позвонили.
Через минуту баба Нюра вернулась со второй телеграммой:
СООБЩИЛИ ТОЛЬКО СЕЙЧАС ЧТОБЫ ВЫ НЕ РАЗДУМЫВАЛИ А ПРИЕХАЛИ СРАЗУ С ГОРЯЧИМ ПРИВЕТОМ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ
— Шалят ребятки! — баба Нюра схватила мобильный телефон и потыкала кнопки. — Куда я звоню-то? У меня ж нет их телефонов!.. Сто лет я их не видела! Позабыли старую, а теперь вспомнили!
Баба Нюра перевела дух и присела на краешек дивана.
— И чего будем делать?
Полканыч вильнул хвостом и направился к двери.
— Да погоди ты! Собраться надо! Что же, так и поеду в тапочках?
Полкан Полканыч лёг, где стоял.
— Да не передумаю я, не волнуйся, — успокоила его баба Нюра. — Рюкзак у меня всегда наготове: одёжка, зубная щётка, компас. Корм кошачий-собачий… Только тапочки положить.
Полканыч привстал.
— Полежи чуток, дело есть, — остановила его баба Нюра.
Она включила компьютер, села за монитор и быстро напечатала несколько предложений. Потом распечатала на принтере, взяла со стола клеящий карандаш, завернула тапочки в пакет, сунула их в рюкзак, надела на Полканыча ошейник с поводком, а на себя ярко-жёлтую бейсболку, посадила кота с котятами в просторную сумку на колёсиках, подхватила вещи, проверила на кухне, выключен ли газ, потом закрыла квартиру на два замка, и вся компания спустилась на лифте вниз.
На улице баба Нюра приклеила на стену дома у входа своё обращение к гражданину Фуражкину и всем остальным людям, которые потеряли совесть. Вот что там было напечатано:
«Человек! Возьми себе бездомного кота или пса. Чёрного или семицветного, на счастье или покоя ради. Во благо, во имя гармонии на нашей планете. Ну а не возьмёшь, так покорми. Ну а не покормишь, так согрей добрым словом. Ведь оно — доброе слово — и кошке приятно, и псу. И даже хорьку, если он бездомный. Будь благороден, человек. Иначе наша Земля превратится в Планетку без Стыда и Совести».
Так баба Нюра, Полкан Полканыч, Мурзик, Марсик и Ваксик отправились в путешествие до села Большие Сосенки, где через два дня должен был начаться международный турнир по тхэквондо.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,в которой рассказывается о том, как потерялся след
На перекрёстке ко мне подбегает Бобик. Надо же! Как давно я его не видел!
— Сколько лет, сколько зим! — Бобик виляет хвостом. — Здорово, конкурент!
— Здравствуй, Бобик! — радуюсь я. — Ты совсем не изменился! Всё такой же бодрый!
— А чего мне сделается? У меня в роду все бодрые были! Даже прадедушка! А ты как живёшь-поживаешь? Каким ветром тебя в наши края занесло?
— Я иду по следу! Лаврик потерялся! — кричу я, потому что мимо с грохотом проносится огромный грузовик с прицепом.
— Лаврик? Снова хозяин пропал? — беспокоится Бобик.
— Да нет! Это наш кот! — я стараюсь перекричать очередной грузовик.
— Кто?! — изумляется Бобик. — Кот!!! Ты чего? С котами дружбу водишь?
— Ну он не совсем наш! — объясняю я. — Нам его на время оставили, чтобы присмотрели!
— Не понимаю я тебя! — удивляется Бобик. — За котом присматриваешь! Может, ты его и выгуливаешь?
Мне вдруг становится стыдно за себя. Почему я должен оправдываться? Если это правда наш кот! Почти наш! Если он кот девушки моего хозяина, значит наш! Ведь так? Да! Лаврик — кот нашей семьи! И нечего спорить! А раз он кот нашей семьи, я никому не дам его в обиду! Найду и верну! Чего бы мне это ни стоило!
— Так надо! — бросаю я и бегу дальше.
Я даже не замечаю, что перебегаю дорогу на красный свет. А когда понимаю это, уже поздно, мы уже в самой гуще пыхтящих, гудящих, сигналящих грузовиков!
— Ты чего, друг? Обиделся? — Бобик не отстаёт от меня. — Я пошутил. Я котов уважаю! Правда, они пахнут ужасно! Котами пахнут!
— На то они и коты! — отвечаю я, лавируя между машинами.
Просто чудом мы с Бобиком не попадаем под колёса фыркающих автомобилей. А Бобик так старается извиниться передо мной, что не замечает, как один из них задевает его хвост.
— А как он потерялся-то? — вопит мне Бобик в ухо. — Может, он просто мартовский?
— Как это? — теперь пришла моя очередь удивляться. — Почему мартовский? Сейчас лето!
— Ну, может, гулять отправился! С кошками знакомиться! — продолжает свою ерунду Бобик. — Настоящий кот — круглый год мартовский!
— Да ничего он не мартовский! Он дома сидел! — кричу я. — На форточке! И свалился вниз!
Что же это такое творится? Сколько грузовиков в нашем городе — грохочут, не переставая!
— С чего свалился? — переспрашивает Бобик, снова получив по хвосту автомобильным бампером.
— С форточки! Сквозняком сдуло! — я бегу подальше от перекрёстка, туда, где потише.
— Ничего себе! — у Бобика шерсть встаёт дыбом. — Насмерть?
— Да почему насмерть? — кричу я. — Говорю же: слетел вниз, я выбежал, смотрю, а его нет!
Бобик останавливается как вкопанный. Я тоже. Мне вдруг почему-то делается страшно, уж очень у Бобика странный взгляд. Словно его бампер не по хвосту задел, а по ушам.
— Ты чего встал? — спрашиваю я, переминаясь с лапы на лапу. — Побежали дальше…
— Похитили твоего Лаврика, — произносит Бобик. — Как пить дать! Это и коту понятно.
— Кто? — мне хочется заскулить, меня начинает бить лёгкая дрожь. — Кто похитил?
— Злоумышленники! — лает Бобик. — Клык даю! Точно! Хошь верь, хошь не…
— Почему ты так решил?! — в ужасе я приседаю на задние лапы. — Какие злоумышленники?
— Неизвестные! — лает Бобик. — О них весь город шумит! Ты что, не слышал?
Я мотаю головой, не знаю я ни о каких злоумышленниках. Я дома сидел.
— Да по всему городу исчезают коты и кошки! — Бобик старается говорить спокойно, но у него не очень получается. — С концами исчезают. Поговаривают, что, когда покончат с котами, возьмутся за нас, за бездомных собак. А потом и за тех, у кого хозяева.
— Да что ты такое говоришь? — шепчу я во внезапно наступившей тишине. — Глупости…
— Ничего не глупости, — вздыхает Бобик. — Вот сколько котов в нашем городе?
— Сколько? — мне начинает казаться, что Бобик прав и знает, о чём говорит.
— То-то и оно! Было… много! А стало на девяносто девять котов и кошек меньше! И это всего за одну неделю! Кошмар что творится! Хоть на Луну вой! Может, повоем?
— Боб-бик, — от переживаний я начинаю заикаться. — А п-почему ты сказал, что ты без-здомная соб-бака?
— Да ладно… — тянет Бобик с ответом. — Не обо мне сейчас речь. О Лаврике надо думать.
— Ты что-то скрываешь, — лаю я. — Скажи мне! Иначе я никуда не смогу бежать.
— Да чего ты рассопливился, брат? — улыбается Бобик. — Вставай! Иначе след потеряешь! Хотя я сам ничего не чувствую! Не пахнет здесь котами! А может, это оттого, что нос заложило. Простыл я вчера. Ночь холодная выдалась.
— Ты что? — догадываюсь я. — Бобик! Ты стал бездомным? А где Степаныч?
Неожиданно Бобик становится очень серьёзным. Даже каким-то строгим.
— Нет Степаныча, — отвечает он глухим голосом. — Вышел весь Степаныч.
— Куда вышел? — тихо спрашиваю я, напрасно спрашиваю, мне уже понятно, куда он вышел.
— Эх, брат! — Бобик внезапно улыбается. — Мы-то живы-здоровы! Ну вставай, побежали!
Я озираюсь по сторонам, внюхиваюсь и… с ужасом понимаю, что потерял след Лаврика! Ну да! Потерял!.. И всё из-за этих пыхтящих и фыркающих грузовиков! Да и поливальная машина ароматные облачка разогнала — те, которые ещё можно было унюхать…
— Что? — волнуется Бобик. — Профукал след? Потерял?!
Я киваю головой. Видно, у меня такой печальный вид, что без смеха на меня нельзя смотреть. Но Бобик только хмыкает, потом задумывается, уставившись в одну точку. А я даже и не замечаю, как начинаю поскуливать.
— Так, братишка, ты это брось! — обрывает меня Бобик. — Нытьём тут делу не поможешь. Я вот что подумал: надо вернуться к вашему дому и снова попробовать взять след, иначе мы твоего Лаврика никогда не найдём. Можем, вообще, не успеть!..
— Что можем не успеть?! — я вскакиваю. — Не говори такие ужасные вещи! Побежали!
— Вот это другое дело, — Бобик снова хмыкает, и мы бросаемся назад.
Иногда я удивляюсь сам себе — и откуда во мне эта вежливость. Даже в таком волнительном положении, на бегу, когда перехватывает дыхание, я — из вежливости — спрашиваю Бобика: