Но просто так сдаваться не хотелось.
– С-сейчас, минуточку, – выдавил из себя. – Не люблю крови, – брякнул он первое, что пришло в голову.
Как ни странно, но это старику понравилось.
– Это правильно, – сказал он, – у нас вот тоже крови не любили. Казнь без пролития – знаешь, что такое? Нет, жечь необязательно. – Он, видимо, углядел в голове Привалова какую-то картинку. – Разные есть способы. Вот, к примеру, гаррота[44]. Вроде бы простая штука, а ежели умеючи…
Раздался мелодичный звон. Бальзамо с неожиданной прытью вскочил.
– Сиди тут, – кинул он Привалову и исчез.
Получивший неожиданную передышку Саша обхватил голову руками и принялся лихорадочно соображать. В принципе можно было бы попробовать наколдовать кровь – ну или что-нибудь похожее на кровь. Проблема была в том, что именно кровь практически не поддавалась магической имитации. Даже у самых лучших дублей не было крови.
Он открыл инкунабулу, оказавшуюся чем-то вроде гроссбуха. Там был длинный столбик дат и разнообразные росчерки. Саша узнал хвостатый автограф Хунты, меленькие буковки Почкина, даже корнеевскую корявую лапу. Похоже, таинственный отдел Заколдованных сокровищ был местом довольно-таки посещаемым.
Саша попробовал сотворить авторучку с красными чернилами. Это получилось с первого раза. Однако при попытке расписаться линии расплылись и исчезли за полсекунды. Инкунабула была магически защищена – расписаться в ней можно было только гемоглобином.
«Рыбу… рыбочку бы», – некстати вспомнилась вечная корнеевская мольба. Корнеев, когда у него начинались проблемы с живой водой, обычно пытался спасти ситуацию заменой опытного экземпляра. Иногда это приносило пользу. Сейчас рыбочка или любое другое существо очень не помешало бы самому Привалову.
Он завертел головой в поисках чего-нибудь подходящего. Подходящего к чему и зачем, он не знал, но должно же в комнате волшебника быть что-нибудь полезное?
Мечущийся взгляд его внезапно сфокусировался на полочке, привинченной к стене. На ней стояло маленькое устройство с колбочками и трубочками. В центре стояла стеклянная чаша, которая была на треть заполнена темно-красной жидкостью, очень напоминающей по виду кровь.
Думать и гадать было некогда. Саша подскочил к полочке, вытащил чашу. Та оказалась неожиданно тяжелой. Осмыслить этот факт Привалов не успел, да и не собирался. Он сотворил заклинание фигурной проекции, спроецировал на лист подпись Амперяна и осторожно наклонил чашу над страницей.
Капля скатилась и коснулась старой бумаги.
Грохнуло так, что заложило уши. Перед глазами пробежали фиолетовые радуги. Потом стало неудобно заднице. Привалов немного поерзал и понял, что сидит на чем-то твердом и неудобном, но при этом очень знакомом.
Наконец глаза привыкли. Он находился в машинном зале. Под задницей было перегоревшее вводное устройство «Алдана».
Саша грустно посмотрел на часы. Минутная стрелка грустно свисала между цифрами «5» и «6», как бы символизируя тщету всех усилий.
– Ну ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж твою ж-ж-ж! – донеслось сверху. – Кто так трансгрессирует? Кому кишки на яйца намотать?
Саша тем временем слез, быстро открыл сейф и спрятал туда чашу. Что-то подсказывало ему, что светить таким трофеем перед дружками было бы крайне опрометчиво.
– Эй? – раздалось сверху. – Это вообще кто?
– Я это, – сообщил Привалов, не понимая, в чем дело. – Не узнал?
Затрещало, и появился Витька в кресле. Вид у него был какой-то встревоженный.
– Слы, – сказал он, – я чо-та не понял. Тебя тут Почкин искал. И вообще с тобой не все в порядке. Ты где был вообще? Где пропадал?
– Да, понимаешь, задержался я в одном месте… – начал было Саша, отчаянно пытаясь что-нибудь выдумать.
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – Витька форсировал тон, показывая, что он настроен серьезно. – Я тебя конкретно спросил. Где? Ты? Был?
Привалов, прижатый к стенке, открыл было рот – и в него влетела очередная светлая мысль. Ему вдруг пришло в голову, что он ведь совершенно не обязан отчитываться перед Витькой. Более того – ему вдруг стало непонятно, отчего это вдруг он раньше на любой вопрос любого дружбана отвечал развернуто и честно, в то время как на робкие попытки поинтересоваться их жизнью получал ответы типа «занят был» или «дела у меня». Про свои дела они всегда говорили обиняками, загадочно посмеиваясь.
Видимо, рот открылся очень удачно. Потому что в него успела влететь и вторая идея: похоже, Витька не может рыться у него в голове, что раньше ему давалось довольно легко.
Решение пришло само.
– Вить, – сказал Привалов извиняющимся тоном. – Ну я к тебе в таких случаях не пристаю, правда? Кстати, – он сделал вид, что пытается перейти в контрнаступление, – это от твоего закусона небось.
– Продристался, что ли? – спросил Витька все так же озабоченно. – Нет, ерунда. Ты че, столько времени на очке прыгал? Или задницу вытереть не мог?
– Не мог, – оскорбленно сказал Саша. – И давай закроем тему. – Он намеренно повысил голос, добавив в него немного истерических ноток.
Ситуация с бумагой в туалете в Институте была простой – ее элементарно не было. Считалось, что такой пустяк, как бумагу для подтирания, может сотворить всякий сотрудник. На практике это удавалось далеко не каждому в силу общего дефицита туалетной бумаги в СССР. Однако газету «Правда», особенно вчерашнюю-позавчерашнюю, умели создать из ничего даже младшие научные сотрудники. Правда, типографская краска пачкала кожу и оставляла на трусах черные следы – но эту неприятность все как-то переживали. В случае появления высоких гостей Камноедов доставал из заначки рулончики финского пипифакса, с наложенным на них заклятьем, чтобы сотрудники и не пытались попробовать редкую диковинку в деле. Понятно, что Привалову, с его косорукостью и неумением творить, приходилось туго: даже «Правда» у него получалась отпечатанной то на картоне, то на фанере. В конце концов он приучился брать с собой распечатку. Это обстоятельство служило неистощимым источником дружеских шуток, подначек и подколок. Но сейчас оно оказалось очень кстати.
– Закроем так закроем, – сказал Витька и тут же спросил: – А бумажку с собой взять Заратустра не позволил?
– Взял, – буркнул Привалов. – Не рассчитал количество.
– Бывает-бывает, – пробормотал Корнеев, творя какое-то заклинание, видимого эффекта не имевшее. Нахмурился, повторил еще раз. Привалов почувствовал, что его как бы касаются изнутри липкие, холодные пальцы.
– Это что такое? – покосился он на приятеля.
– Да у тебя кое-что сбито, – туманно высказался Витька. – У тебя с проходом в Институт проблемы быть могут, – добавил он уже более определенно. – Подойди к Почкину, скажи – Витя сказал, что у тебя антенна погнулась. Вот так и скажи. Он поймет. А лучше к Хунте, если найдешь его.
– Я лучше к Камноедову обращусь, – сказал Привалов, вспоминая, что Модест всегда требовал обращаться по административным вопросам исключительно к нему.
– К Камноедову не надо, – забеспокоился Витька. – Вообще, что-то ты сегодня какой-то не такой. Из-за Стеллки, что ли? Да говорю ж тебе, не стоит она того…
– Витька, – попросил Привалов. – Извини. Мне действительно не очень хорошо. Я все сделаю, но не сейчас. Давай потом поговорим?
– Ну лана, как хочешь. – Корнеев хлопнул в ладоши и пропал вместе с креслом.
Практически в ту же секунду хлопнула дверь, и ворвался Эдик Амперян. Вид у него был чрезвычайно озабоченный.
– Саша, – спросил он, – ты Почкина не видел?
– Нет, – Привалов сделал вид, что удивился. – А что случилось?
– Он пропал, – мрачно сказал Эдик. – И не просто пропал. С ним пропала одна ценная вещь… Так ты точно не видел? – Он всмотрелся в Привалова, потряс головой, потом помассировал виски. – Кстати, с тобой не все в порядке. Скажи Хунте… хотя нет, сам сделаю… – Он встал в третью заклинательную позицию и протянул руки к Привалову, нацеливая пасс.
– Погоди-погоди. – Привалов спрыгнул с вводилки и отошел в сторонку, сбивая прицел. – Я тебе разрешал надо мной колдовать?
– Саша, помолчи, – поморщился Эдик, – ты мне мешаешь.
– Эдик, – Саша снова переместился, – еще раз говорю! Я тебе не разрешал накладывать на меня заклятья!
Амперян посмотрел на Привалова как на говорящую лягушку.
– Ты чего? – спросил он. – Я же русским языком сказал, у тебя проблема. Стой на месте…
– Ты сначала скажи, в чем она, а потом колдуй, – нажал Саша.
– Я твоих эмоций не слышу, – объяснил Эдик. – У тебя, похоже, с антенной что-то случилось.
– С какой еще антенной? – не понял Привалов.
Определенно, день был необычный: Александра в очередной раз осенила идея. Неприятная, но многое объясняющая.
– Постой-ка… – сообразил он. – Вы это что? На меня заклинание повесили, чтобы мысли мои читать?
– Дурак, что ли? – вежливость Эдика куда-то испарилась. – Это всем ставят. Ты же бумаги подписывал, когда допуск получал.
– И там было сказано про мои мысли? – не понял Привалов.
– Да какая разница, что там было сказано… – Эдик вышел из позиции, сел. – Ну что ты как маленький? Теперь я буду тратить время на объяснение тебе банальных вещей. Институт – режимный объект. Сотрудники подвергаются спецпроверкам. Антенна – это заклинание, позволяющее проводить спецпроверку. Так понятно?
– Нет, – сказал Привалов. – Непонятно, почему это вдруг мои мысли доступны не только проверяющим, но и всем вообще. Тебе, например. Или ты сотрудник первого отдела? Или еще чего-нибудь сотрудник?
– Нет, ну ты чего? – Эдик отчего-то смутился. – Мысли мы не читаем. Это первый отдел. А вот чувства через нее фонят. Просто антенна так устроена… ну, в общем… я же маг. И я твой друг. Мне так проще с тобой общаться. Ты же мне доверяешь? Тогда в чем проблема?
В этот момент сознание Привалова как будто раздвоилось. Одна половина полностью соглашалась со всем, что говорит Эдик, и ей было мучительно стыдно за свое неприглядное поведение перед старым приятелем. Однако была и другая – которая говорила, что Эдик несет чепуху. Да, похоже, еще и подколдовывает, чтобы эта чепуха казалась убедительной.