Размыслил, тяпнул родименькой ещё сто грамм и начал.
Итогом его месячной деятельности стали пятьдесят сувенирчиков в любовно склеенных коробочках на манер ювелирных: земной шар из мельхиора на подставке из яшмы. Вокруг земного шара тоненькая проволочка-орбита и на ней — спутник а-ля Первый образца 1957 года.
Щёлкнешь по спутнику и он весело носится по орбите… прелесть!
Ректор обласкал Лёху соответствующими рублями премии и собрался в дорогу.
В самолёте он беспрестанно раскрывал чемодан и радостно любовался коробочками. А некоторые даже открывал, читал гравировку на камне подставки, щёлкал пальцем по спутнику и представлял, как он будет осчастливливать делегатов международного конгресса… о! руссишь уральский Левша! колоссаль! о, майн готт!..
И вот мерещится ему, что внутри земного шарика что-то шуршит, ежели его потрясти. Стал наш ректор крутить сувенир и так, и этак… а он, собака, развинчивается по экватору!
Развинтил… внутри бумажка, любовно сложенная вчетверо.
Раскрыл… и стал задыхаться…
На бумажке корявым Лёхиным почерком было тщательно написано химическим карандашом: «Граждане делигаты! Боритес за Мир! Привет от ЛЁШИ ПУПОВА!»
И весь оставшийся полёт в небесных высях, находясь намного ближе к Богу, чем оставшийся внизу сукин сын уральский Левша, потный ректор перебирал коробочки, тряс и развинчивал, развинчивал и тряс. Хитрый Лёха, оказывается, не во все земные шарики записки вложил… искать требовалось.
Текст записок, кстати, был везде абсолютно идентичен и вполне тянул на суровую статью о незаконной переписке с вражьим станом… откуда уже маячила свинцовая статья о предательстве Родины проклятым буржуям.
Вернувшись, ректор орал на Пупова до посинения.
А потом дал ему очередное сувенирное задание.
Так и пропал втуне благородный «Пуповский Призыв Ко Всем Людям Доброй Воли»…
А жаль — очень уж изящным было решение.
К слову… о переходе из закрытого мира в открытый. В 1989 или 1990-м одна модельерша из Свердловска получила в Париже специальный приз за оригинальность… Зовут её Лариса и её модный дом широко известен в узких кругах состоятельных людей.
Так вот, она мне рассказывала, что готовилась она к Парижу со страшной силой… первая её международная поездка, всё-таки. Коллекция у неё была посвящена, естественно, чему-то русскому… ну, босиком в сарафанах и прочих цветастых платках, под музыку Свиридова… плавно помахивая букетами из жёлтых осенних листьев. В общем, всё так национально, сентиментально и трогательно. Мол, русские люди — это не только бомбы и ракеты, а красота и стиль нежного, но страстного сердца. И билась она над этой страстью года полтора. Похудела, бедная, одни глаза остались.
А муж Ларисы, человек решительный и соображающий, ещё накануне поездки, ещё даже не потолкавшись среди модельеров и прочей художественной толпы, уже уловил недюжинный интерес забугорников к такому истинно русскому явлению, как «perestroyka».
Посему, аккурат перед поездкой, накупил он обложек для паспортов, военных билетов, партбилетов и прочего… чистая кожа, тиснение, всё такое солидное, кондовое.
«Ну, — думает, — толкну всё это среди буржуев, как сувениры!»
Однако, покрутившись среди конкурсантов, накануне Ларискиного дефиле, он раздобыл картон, вырезал из него серп и молот, оклеил всё это красной материей… а потом сшил на живую нитку из обложек нечто вроде накидочки, едва-едва прикрывающей прелести молоденькой голой модели.
Модель выскочила на подиум и в стеснении стала по нему ходить, пытаясь как-то прикрыться геральдическими символами… и делая жуткие телодвижения, чтобы не показать зрителям всё, что только может быть у хорошенькой русской девочки.
Номер (или «проход»? как правильно?) естественно, назывался «glasnost i perestroyka»…
Народ просто ревел от восторга и помимо всего прочего непрестанно орал: «Gorbachyov!!! Gorbachyov!!!» — причём с искренним доброжелательным настроем.
Ну, и отхватили ПЕРВЫЙ приз!..
Лариска вначале поревела… с тоски. Потом отошла, плюнула.
И стала рассказывать эту историю, как анекдот.
Ставим подмигивающий смайлик.
Как-то раз Кота менты замели… дело шили.
Прекрасным весенним днём принимали кандидатом в члены КПСС молодого заведующего лабораторией механики (что-то полумистическое, бронтозавровое… сгиб-кручение-разрыв — сплошной сопромат) тридцатилетнего Сашу. Этакий интеллигентный парнишка в очках. На Аль Бано похож, только субтильного телосложения.
— Я, — говорит, — в партию хочу вступить, потому что у меня в семье все партийные — и мама, и папа, и бабушка… а жены у меня пока нет, но вполне допускаю, что и она захочет встать в передовые ряды строителей коммунизма.
Принимали… и приняли… и Бог с ними обоими — и с КПСС и с Сашей. Речь не об этом. А речь у нас пойдёт о том, как появилась в те же дни в МИФИ очаровательная, нереально аккуратная и красивая куколка.
Фамилией её Кот никогда не обременял свою память… а имя позабыл по причине давности лет. Ну, допустим, звали её Маша или Катя. И должность у неё была какая-то странная… сейчас, поди, обозвали бы это «связью с общественностью». А мы с лаборантами звали её «массовичка-затейница, неутомимый организатор праздничных масс и культурных групп населения»… или просто «групповушечка».
Эта самая Маша-Катя выделялась на общем фоне МИФИ средним музыкальным образованием и недюжинной тягой к Искусству. Целыми днями она донимала нашего ректора проектами и прожектами: созданием рок-группы (впрочем, ректору говорили, что это будет ВИА — вокально-инструментальный ансамбль); проведением какого-то «фестиваля молодёжных талантов»; открытием разнообразных кружков по интересам… и так далее. Словом, Катенька раскрепощено бредила наяву… вплоть до организации русского народного хора «Нуклон» с классически-патриотическим идеологически выдержанным репертуаром.
О последнем давно мечталось одному человеку из АХЧ… глухому, кстати. На оба уха.
Нет, ректора он слышал прекрасно… А всем остальным приходилось дико орать. Забавно было слышать, как из его кабинета, несмотря на тамбур, доносилось:
— И тряпки у меня уже кончаются, и мыло, и порошок! — это старушка-уборщица очередная жалуется.
— А?!
— Я говорю и тряпки, и…
— А?!! Чё ты там, тля старая, шепчешь?!!
— ТРЯПКИ!!! — надсажается бедная бабка. — И по-ро-шок!!!
Звонок телефона. Начальство снимает трубку.
— Слушаю! — и шипит осипшей бабке, зажав трубку. — Хрена ли ты мне в ухо орёшь? Не слышу из-за тебя ничего!
На свою беду он был головы на полторы выше ректора. Поэтому, когда они вдвоём вышагивали по коридору, садистский ректор говорил почти шёпотом (и это в гулкой сутолоке институтских коридоров в момент большого перерыва!) Несчастный зам походил в этот момент на гуттаперчевого мальчика — извивался, сгибался почти пополам, почти приникая ухом к губам ректора… но слышал абсолютно всё!
Итак, куколка «внедряла культурку»… точнее — пыталась; ректор терпел её бредни; институт гадал — чья она всё-таки протеже?
Самого? Его родственника?? Кого-то из городского начальства???
Боже! Что за мучительное неведение!
И по сию пору для Кота это загадка…
Местные «ухари-перехватчики» выписывали вокруг Катюшки замысловатые круги. Кот тоже поддался общей похоти и влюбился… но Катя была вся в прожектах!.. Девушка в прелестях.
Постепенно всё отгорело и перегорело. За каких-нибудь две-три недели всё устаканилось… и Катя прочно вошла в институтский быт. Ректор перестал принимать её по десять раз на дню; перехватчики решили, что «у Катьки фигура хорошая, хоть с головой не всё в порядке — много культуры, а то бы мы… ух!..» — в общем, потекла нормальная будничная и скучная жизнь.
Незадолго до защиты диплома Кот получил устное приглашение от лаборанта Александра Щ. Выяснилось, что через него приглашает Кота «до кучи» вечно занятая непонятно чем, а посему делегировавшая свои полномочия товарищу Щ., не кто-нибудь иная, как сама Маша-Катя. К слову, группу (ВИА) она к тому времени почти что сколотила — три гитары, ударный, синтезатор и прочее.
Кот сел на попу от изумления. Выяснилось, что Катя зовёт всех в пятницу вечерком к себе на квартиру на собственный день рождения. И живёт-то она, оказывается, где-то недалеко!
Кот, — увы! — от приглашения был вынужден вежливо отказаться, поскольку в субботу рано утром он обязан был быть на консультации у дипломного руководителя, а после заступить на своё лаборантское дежурство аж до 23–00. И быть похмельным ему совсем не улыбалось… Плавали-знаем!
Итак, весь вечер пятницы Кот страдал…
Там, недалече, без него звучат огненные мелодии и ритмы зарубежной эстрады… и кто-то ушлый уже обнимает хмельную Катюшу шаловливыми руками за тёплые плечи… и смеётся она, и хохочет… а бедный Кот в это время, как раб на галерах, тычет паяльником в олово и поднимает густые канифольные дымы.
Вот она, страсть-то… что творит, а!?
В субботу, как честный человек, невыспавшийся Кот посетил все преддипломные консультации, пообедал и вприпрыжку поднялся на 4-й этаж к родной двери лаборантской, чтобы переодеться и заступить на вахту… благо, что вот-вот должны были начаться лабораторные работы у студентов-вечерников.
Но не успел он накинуть на себя синий лаборантский халат, как в дверь вошёл настоящий живой мент неприятной наружности.
Вид у мента был торжествующий.
Кот слегка опешил…
Однако… кого только не заносило в МИФИ получать высшее образование! Среди вечерников не менее половины составляли пузатые, потные лысеющие дядьки «за сорок». Ну, сами понимаете — человеку светит должность какого-нибудь замначцеха… а высшего образования у него нет!
Дура лекс — сед лекс!
А в этом самом лексе прописано: «…или учащийся не менее, чем на 3-м курсе ВУЗа…»
Вот и тащится такой Иван Иванович Сквозняк-Дмухановский и, сопя, выписывает в тетрадочках непонятные закорючки. И так шесть (шесть!) лет подряд вечернего обучения…