[1].
– Это тоже твой Па говорит?
– Это написал Фенелон. Вы знаете, кто это?
– Бьюсь об заклад – еще один твой дружок из призраков.
– Он был писателем, – сказал я. – Его звали Франсуа Фенелон. Он написал книгу «Телемак». Слышали о такой?
Мой вопрос как будто удивил его.
– Я, вообще-то, нечасто книжки в руках держу. Говорю на тот случай, если ты сам не догадался.
– Это одна из моих самых любимых книг. Фенелон написал ее для короля Франции, когда тот был еще мальчиком. И там говорится, что война может быть оправдана, только если ведется ради мира. Но наше правительство воюет не ради мира. Оно воюет за территорию. Вот почему я считаю, что этой войне нет оправдания.
Маршал Фармер вытащил из кармана пальто фляжку и сделал долгий глоток.
– Я вот так думаю: если у человека отбирают землю, то, конечно, он будет сопротивляться, правда же? – не унимался я.
Старик потер глаза:
– Ну, когда на твоей стороне пушки, ты можешь делать все, что хочешь.
– Но… но это же ужасно! – возмутился я.
Он вскинул подбородок, посмотрел на меня заблестевшими глазами, и я приготовился к нагоняю.
– Ох и пустомеля ты, малец, – только и произнес он. И рыгнул.
Вот тогда я сообразил, что в его фляжке не вода, а нечто такое, что превращает его в более приятного собеседника, чем обычно.
– Спорю, вы даже не знаете, кто такой Телемак, – сказал я.
– Допустим, ты выиграл этот спор, – равнодушно обронил маршал.
– Хотите, расскажу вам?
Он вскинул брови и присвистнул:
– Конечно, сынок. Жду не дождусь.
Я опять сделал вид, будто не замечаю сарказма в его голосе.
– Телемак был сыном Улисса, – начал я. – А Улисс был самым умным из всех греческих героев, которые сражались в Троянской войне. Но однажды Улисс чем-то сильно прогневил богов, и они наказали его тем, что он заблудился, возвращаясь после войны домой на остров Итака. Так он блуждал целых двадцать лет. Тогда его сын Телемак, который только родился, когда Улисс покинул дом, отправился на его поиски.
Маршал Фармер сложил руки на груди и спросил, не скрывая скуки:
– Какого дьявола ты все это рассказываешь мне?!
– Не знаю, – ответил я. – Может быть, потому, что эта история похожа на то, как я ищу Па. – На самом деле эта мысль только что пришла мне в голову, и я захотел поделиться ею. – И кстати, у Телемака в его путешествиях был спутник по имени Ментор, и он – это как будто вы, согласны? Вы ведь тоже учите меня всему: как выслеживать, как разводить огонь и все такое.
Я ожидал, что маршалу Фармеру польстит такое сравнение, но он только хмыкнул и приподнял фляжку, словно собирался произнести тост или что-то в этом роде.
– И откуда ты на мою голову такой болтливый свалился?
Вот и все, что он сказал. Я вспыхнул, почувствовав себя невероятно глупо.
– Я думал, вам будет интересно, поэтому и решил рассказать, – промямлил я в свое оправдание. – Па говорил, что древние греки придавали большое значение путешествиям и возвращению домой…
– Я ведь сказал, что с книгами дела не имею, – буркнул маршал Фармер. – Да и поздно уже. – Он допил то, что оставалось в его фляжке. – От твоей окаянной болтовни я и так зевать начал. Доброй ночи.
– Доброй ночи, – ответил я срывающимся голосом.
– Если захочешь, расскажешь про свою книгу завтра, – добавил он примирительно, как мне показалось, после чего снял шляпу и положил ее себе на лицо. – Провалиться мне на месте! – донеслось вдруг из-под шляпы. – Ты там не плакать, случайно, собрался? – И он сдвинул шляпу на ухо, чтобы посмотреть на меня.
– Нет.
– Со мной этот номер не пройдет! – грозно предупредил он.
– Я и не плачу!
– Молодец!
– Я знаю, вы считаете, что у меня не все дома. – Я утер глаза костяшками пальцев. – Не вы первый, между прочим.
Он застонал. А может, просто вздохнул.
– Ну, я бы не сказал, что у тебя не все дома. – В его голосе больше не было его вечной ворчливости. – Но то, что ты не такой, как все остальные дети, – это точно.
Я шмыгнул носом и отвернулся:
– А в вашей фляжке вовсе никакая не вода.
– Вода! Моя специальная сладкая водичка.
Я неодобрительно покачал головой.
– Вот что я тебе скажу, малец. – Он уже с трудом выговаривал слова. – Нет в мире ничего, что не выглядит при дневном свете лучше, чем ночью. Так что закрывай глаза и спи, наконец. Утром все будет хорошо.
– Нет, есть, – возразил я, еле сдерживаясь, чтобы не всхлипнуть. – Луна.
На мгновение маршал непонимающе уставился на меня, но потом уловил смысл сказанного.
– Ха! – Он закивал. – Тут ты меня подловил, малец. Доброй ночи.
Старик снова закрыл лицо шляпой и захрапел прежде, чем я успел досчитать до десяти.
Луна выглядит ночью лучше, чем днем. Да, это был хороший ответ. Интересно, слышал ли Митиваль? Он бы сказал, что это умный ответ неумному старику. Думаю, Па тоже оценил бы мою находчивость.
При одной только мысли о Па мое сердце забилось неровно.
Луна висела прямо надо мной, выглядывала из-за верхушек деревьев. Круглая белая луна на черном небе. «Смотрит ли Па сейчас на эту же самую луну? – гадал я. – Что он делает сейчас? Думает ли обо мне?»
Всего месяц назад мы с Па сидели на нашем крыльце и фотографировали полную Луну – точно такую же, как эта. Нет, не совсем такую же. Неужели всего месяц назад? Кажется, что это было давным-давно.
Я опять не мог справиться со своими мыслями, и они разбегались во все стороны одновременно.
У нас был план: послать фотографию на конкурс, который рекламировался в одном из научных журналов Па. Лучшая фотография Луны получала денежный приз в пятьдесят долларов и отправлялась в Лондон на Всемирную выставку 1862 года в качестве экспоната от Королевского астрономического общества.
– Пятьдесят долларов за фотографию Луны? – недоверчиво переспросил я, когда Па показал мне за завтраком это объявление. Было это где-то в ноябре. – Какие-то очень уж легкие деньги.
Па хохотнул.
– Не такие уж легкие, сын, – мягко возразил он. – Прежде всего понадобится большой телескоп, не менее шести или семи футов длиной. А может, еще длиннее. Примерно такой, какой Фуко представил Академии наук несколько лет назад. С посеребренным стеклом в качестве рефлектора. Так называемые джентльмены-любители до сих пор используют металлический отражатель, так вот – нет, он не подойдет. Это стекло надо будет отполировать, покрыть нитратом серебра, аммонием и, вероятно, углекислым калием. И молочным сахаром. Потом построить какой-то часовой механизм. И поворотную опору, на которой все это можно было бы поместить. Нет-нет, это огромная работа, сын. Вот почему после де ла Рю никто так и не смог сделать хороший снимок Луны. Это очень серьезная задача.
– Па, знаешь что? – вдруг сказал я. – Ты сделай это. Прими участие в конкурсе!
– Ага, – отмахнулся он, думая, что я шучу.
– А почему нет? Ты точно победишь!
Он посмотрел на меня:
– Ты представляешь, сколько времени и денег потребуется, чтобы построить телескоп такой сложности?
– Но ты уже строил телескоп.
– Не такой, сын.
– И мы хорошо зарабатываем на твоих ферротипах.
– Эти деньги однажды пойдут на твое образование.
– Но, Па, если ты выиграешь, мы поедем в Лондон! И ты наденешь на выставку вот такую высокую модную шляпу! – Я поднял над головой руки, показывая, какая это будет шляпа.
– Да, это было бы здорово! – развеселившись, ответил он и откинулся на спинку стула.
– Давай, Па! У тебя получится. Я буду помогать тебе.
Он одновременно улыбнулся и вздохнул, а потом, через несколько минут, спросил:
– Так ты говоришь, что будешь помогать? А ты запомнил, что я тебе рассказывал про лунную орбиту? Что означает «перигей»?
– Это когда Луна… – Я не сумел закончить фразу.
Па улыбнулся:
– Это ближайшая к Земле точка лунной орбиты.
– Это когда Луна ближе всего к Земле, – быстро исправился я.
Он кивнул и потянулся за своим пенсне для чтения, потом взял со стола «Фермерский альманах» и стал листать его. Найдя нужную страницу, он начал водить пальцем по таблице.
– «Седьмого марта тысяча восемьсот шестидесятого года полнолуние произойдет рядом с перигеем», – прочитал он вслух и посмотрел на меня поверх пенсне. – Вот в этот момент и нужно делать фотографию – когда полная Луна будет ближе всего к Земле. Она будет ярче и крупнее, чем в любой другой день года.
– То есть мы беремся за это?
Он закрыл журнал:
– Ну, поскольку ты обещал помочь…
Я захлопал в ладоши:
– Ура! Мы едем в Лондон!
– Эй, потише – мы же еще не выиграли конкурс! И до седьмого марта всего четыре месяца, а нам с тобой надо успеть очень много сделать. Никто за нас это не сделает.
И он ничуть не преувеличивал! Уму непостижимо, сколько пришлось ему трудиться в следующие четыре месяца, каждый вечер без исключения. Он строил телескоп, собирал часовой механизм, мастерил деревянную поворотную опору, экспериментировал с коллоидальными смесями, адаптировал свою камеру. И в то же время шил сапоги на заказ и делал фотопортреты в своей студии. Когда я шел спать, Па оставался сидеть за столом перед стопкой книг, а утром я заставал его на том же месте. Нет, он не жаловался. Даже наоборот, казалось, Па наслаждается этим делом, несмотря на кровавые мозоли на ладонях после долгих часов, которые он проводил, сначала шлифуя стекло песчаником, а потом полируя его.
С приближением важного дня мы больше ни о чем не могли говорить. Что, если пойдет снег? Что, если будет облачно? А если будет холодно и линзы запотеют? А если ветром сдвинет камеру? Накануне седьмого марта я едва мог стоять на ногах, измученный нетерпением. Да и Па, обычно очень умеренный в своих ожиданиях, не мог скрыть возбуждения.
Наконец наступил рассвет долгожданного дня, и он был кристально ясным, без единого облачка в небе. Мы не могли поверить нашему везению. Похоже, небеса решили помочь нам создать прекраснейший снимок на свете, и мы были готовы. За оставшиеся часы мы бесчисленное количество раз отрепетировали все, что предстояло сделать вечером, чтобы в нужный момент все прошло как по маслу. Па нарисовал на досках крыльца крестики, отмечающие точное расположение опоры, и поставил сбоку экран для защиты от ветра. Когда солнце опустилось к горизонту, мы вынесли телескоп. Снаружи это было не самое изящное устройство, просто длинный ящик из грубо отесанного ореха. Но внутри этого ящика располагалась скрупулезно выверенная система полированных стеклянных линз, которые, как сказал Па, положат космос нам в ладони. В основании телескопа Па с великим тщанием разместил фотографическую камеру. Затем, выставив нужный угол и закрепив основ