Должно быть, где-то в потаенных уголках души я знал правду. Или верил, что найду ее на другом краю Чащобы. Но сердце – загадочная вещь. Можно пройти тысячи миль через неизведанные земли и так и не найти ничего более неведомого, чем любовь.
На следующее утро мы поднялись ни свет ни заря. Дул холодный ветер. Я не выспался и потому был утомлен и недоволен.
– Приближается гроза, – сказал маршал Фармер.
Я глянул на небо. На мой взгляд, чистое небо ничего подобного не предвещало, но тратить время на пререкания я не хотел.
– Мы сегодня доберемся до ущелья? – спросил я.
Он что-то буркнул. То ли да, то ли нет. Я не стал переспрашивать.
Начинался четвертый день в Чащобе. Посещала ли меня мысль: «А если бы я остался дома ждать, то Па уже скоро бы вернулся» или другая: «Может, если бы я послушался Митиваля, то не страдал бы так от комаров и голода, и не ломило бы все тело от сидения в седле с утра до ночи, и не мучили бы меня воспоминания об израненных мертвецах»? Да, все эти мысли приходили мне в голову. Но еще я думал: «Движение вперед – это движение вперед. Время назад не повернуть».
Мы сели на лошадей и через час быстрой езды вдруг приехали.
После долгих дней пути, целью которого было неизвестное мне ущелье, столь быстрый конец путешествия тем утром показался знаменательным и в то же время чем-то обыденным. Почему-то в груди не хватало воздуха, как будто все это время я бежал сломя голову с зажмуренными глазами, а теперь вдруг мне открылось яркое солнце. Все двигалось быстрее. Мои чувства обострились, тело звенело предчувствием. Мы прибыли.
Пока я не увидел зияющий провал ущелья, мне не приходило в голову, что все эти дни в Чащобе мы взбирались наверх. То, что казалось небольшим подъемом, в реальности обернулось серьезным перепадом высот. Когда я остановился у кромки разлома, то почувствовал себя на краю мира. За двенадцать лет своей жизни я никогда еще не бывал на такой высоте. Стоило мне глянуть вниз вдоль обрыва, как душа моя ушла в пятки. Пришлось опуститься на четвереньки и отползти назад на дюжину шагов, туда, где мы оставили Пони и гнедую кобылу. Но и наблюдать за тем, как маршал ходит туда-сюда по самому краю, было невозможно. У меня подгибались колени и бежала дрожь вдоль позвоночника. Мое состояние имело особое название, я помнил, как Па рассказывал о нем, но никак не мог поймать слово. Оно, подобно миллиону других слов, кружилось в пространстве между мной и далекой землей внизу.
Не в силах больше смотреть на маршала, я зарылся лицом в гриву Пони. Он фыркнул на это, чем вдруг напомнил мне Аргуса, который всегда начинал тихо потявкивать, когда я чесал ему брюхо. И следом за воспоминанием на меня накатило отчаяние. Как там Аргус? Что я здесь делаю? Как я вдруг оказался здесь, на краю глубокого ущелья, так далеко от дома?
Я стал оглядываться в поисках Митиваля, которого не видел уже второй день. К моему огорчению, его нигде не было. Он же обещал, что будет рядом.
Вперевалку подошел маршал Фармер, бормоча что-то себе под нос. Настроение у него было не самое хорошее, и это еще мягко сказано.
Он потерял след. Это я понял быстро. Здесь, на каменных плитах невозможно высокого утеса, не было ни отпечатков копыт на сырой земле, ни обломанных веток. Тогда мы вдвоем облазили все вокруг в поисках лошадиного навоза или следов привала. Безрезультатно. Казалось, люди, которых мы преследовали, исчезли с лица земли и мой Па вместе с ними.
– Что же нам теперь делать? – спросил я маршала Фармера.
– Да чтоб мне повеситься, если я знаю! – проворчал он мрачно.
– Хочу пить, – сказал я, даже не обращаясь к нему, а просто чтобы обозначить свои потребности.
Но он пришел в ярость:
– Прекрати уже свое нескончаемое нытье! Не видишь, я пытаюсь думать!
Я мог бы ответить, что молчал все утро, но решил придержать язык. Маршал Фармер вернулся на скалистый выступ и опустился на колени. Было больно смотреть, с каким трудом он сгибает скрюченную спину. Тем не менее он лег, подтянулся к самому краю и высунулся так, что его голова свесилась со скалы. Я восхищенно наблюдал за его храбрыми действиями, но вдруг услышал, как он зовет меня:
– Малец, иди-ка сюда.
– Нет, спасибо, мне и тут хорошо, – ответил я и опять уткнулся в шею Пони.
– Подойди сюда!
Пришлось подползти к нему, а точнее – к его сапогам, дальше я не решился продвинуться.
– Нет, сюда, ко мне! – скомандовал маршал Фармер. – Зрение у меня уже не очень. Давай ты посмотри и расскажи, что видишь.
– У меня тоже слабое зрение, – сказал я.
– Сейчас же подойди сюда, – медленно проговорил он и сжал челюсти с такой силой, что на его лице выступили багровые пятна.
Я все не мог преодолеть оставшийся участок скалы. Но ведь где-то там, подумал я, на другой стороне ущелья может быть мой Па. И я костями, мозгом костей, сердцем и всеми фибрами души чувствовал, что ему нужна моя помощь. Тогда я как мог спрятал свой страх, лег, прижимаясь животом к гладкой каменной плите, и подтолкнул себя ногами вперед несколько раз, пока не приблизился к маршалу Фармеру. Вцепившись руками в камень, я лег с ним плечом к плечу, и наши головы свесились над бездонной, как мне казалось, пропастью.
– Посмотри вон туда, – велел старик. – Что видишь?
Я был уверен, что потеряю сознание, если посмотрю туда, куда он указывал, но этого не произошло. В глубине ущелья тек шумный ручей – до реки он недотягивал по размеру. Виляя и прыгая на крупных валунах, он прокладывал себе путь в узкой теснине, зажатой каменными стенами.
– Вижу ручей, – ответил я.
– Нет, вон туда смотри! – нетерпеливо показывал пальцем маршал Фармер на противоположную стену ущелья, до которой едва можно было бы докинуть камень.
– Ничего там нет, только утес.
– Тогда вон туда и еще туда! – последовал новый приказ, который сопровождался широким взмахом руки сначала влево, а потом вправо. На мой взгляд, это означало, что нужно искать везде.
– Но что мы ищем? – спросил я.
– Откуда я знаю? Для чего тебе даны глаза? Чтобы смотреть? Вот и смотри.
И тогда я стал смотреть, стараясь отыскать неизвестно что. Сначала я осторожно обвел взглядом всю стену напротив – и левую половину, и правую. Нигде ничего не было, кроме гладкой поверхности из желтоватого камня, и я уже собирался сообщить об этом маршалу, как вдруг мое внимание привлекло какое-то движение на вершине скалы. Это был Митиваль! Он стоял на краю и махал мне рукой. Так вот куда он подевался! Я едва смог сдержать радость от встречи с ним. Конечно же, с маршалом Фармером я не собирался ею делиться.
Митиваль жестами показывал мне куда-то вниз прямо под собой. Он находился над местом, где стена ущелья словно складывалась внутрь, образуя глубокую складку. Я перевел взгляд туда, куда показывал Митиваль – вертикально вниз, и там, примерно в двадцати футах над ручьем, заметил неровную продолговатую выемку в стене. Она была ничем не примечательна, если не считать того факта, что тремя футами ниже имелась еще одна такая же выемка, а еще ниже – третья. Всего их было шесть, и располагались они параллельно друг другу, доходя так до самой воды.
– Я вижу вон там небольшие выемки в камне, – сообщил я о своем открытии маршалу Фармеру. – Что-то вроде ступенек, вырезанных в камне.
Он посмотрел туда, куда я показывал, но, как ни щурился, ничего не увидел. Тогда он отодвинулся от края ущелья и ткнул в меня костяшками пальцев, чтобы я сделал то же самое.
Мы снова сели на лошадей и с четверть часа ехали по Чащобе вдоль ущелья, а затем повторили то, что делали на первой остановке. Здесь скала была гораздо круче, и, чтобы высунуть голову над краем, мне пришлось изо всех сил подтягиваться на руках. И этих сил не хватало, однако маршал Фармер только злился и кричал, вместо того чтобы помочь.
– Пошевеливайся, малец! Ну что за мозгляк! Давай же! – понукал он меня.
Наконец я сумел заглянуть через край, и моему взору открылась противоположная стена ущелья. Там, к моему облегчению, я опять увидел Митиваля. Он стоял на том же месте, где и раньше. Прямо под ним далеко внизу виднелись те самые шесть скобочек в стене. Но с нашего нового места я смог заметить то, что ранее оставалось скрытым. Над «лестницей», там, где стена сворачивалась внутрь глубокой вертикальной складкой, из скалистого массива выступал каменный карниз. А заканчивался этот карниз у какого-то отверстия в стене. Футов двенадцать в высоту и ширину. Но отверстие так пряталось в рельефе стены, что обнаружить его можно было, только находясь прямо напротив него. Другими словами, остановись мы на несколько футов правее или левее, то ни за что бы не увидели то, что несомненно являлось входом в пещеру.
– Святая макрель! – прошептал потрясенный маршал. – Ты нашел ее, малец. Мы нашли ее.
– Вы уверены? – спросил я.
– Сам посмотри! Даже мои старые глаза видят, что это пещера. И в ней должно быть темно, правильно? Но она не черная. Почему, как ты думаешь?
– Потому что она освещена изнутри?
– Вот именно! – кивнул он.
– Значит, мой Па там, в этой пещере? – спросил я, и сердце чуть не выскочило из груди.
– Готов биться об заклад, – убежденно ответил маршал. – По этим скобкам в стене они поднимаются наверх от ручья.
– Но как можно спуститься сверху на дно ущелья?
– Этого я не знаю. Должен быть какой-то проход, ведущий либо вниз, либо вбок. Ну-ка, а там что? – Он махнул рукой влево, призывая меня посмотреть туда, где выше по течению ручей разделялся на рукава вокруг узкого водопада. – Пороги, что ли? Мне слышится какой-то шум. Черт бы побрал эти старые глаза и уши!
– Да, сэр, там водопад.
– Поехали.
Он скользнул вниз от кромки обрыва, и я последовал за ним.
Мы проехали еще с полчаса. Пони все время держался возле деревьев, словно понимал, что я не хочу видеть провал ущелья. Маршал же вел кобылу близко к краю, но так, чтобы его не было видно через провал.