По крайней мере, это я уяснил за четыре дня в Чащобе. За эти четыре дня я узнал об окружающем мире больше, чем за предшествующие двенадцать лет на этой земле. Судьба тех призраков в Топях – вот настоящая жизнь. Гибель детей моложе меня – вот настоящая жизнь. Всадники, приехавшие забрать моего Па. Федеральный маршал, рассказывающий о перестрелках. Братья Мортон, связанные и оставленные лежать без сознания на голой земле. Вот это все и есть реальный мир.
До сих пор я был огражден от него. Я жил в Боунвиле с Па и Митивалем, как в коконе. Всю жизнь я провел в коконе их забот. Но стоило мне выглянуть наружу, как я тут же вообразил, будто что-то понимаю. Сблизились, как люди на войне… Спартанцы… До чего же глупо! И по-детски. Вот почему они не захотели взять меня с собой. Оставайся дома, Сайлас. Возвращайся, Сайлас. И Па, и Митиваль знали, что для меня больше не будет возврата. Нельзя перестать знать то, что ты узнал. Нельзя развидеть увиденное.
Наконец-то я стал осознавать, сколько для меня сделали Па, с его книгами и рассказами, с бесконечной тяжелой работой по двадцать пять центов за сапог, и Митиваль, даривший мне смех и радость на протяжении моего бесконечного одиночества. Раньше мне и в голову не приходило, как мне повезло.
А может, в этом и был весь смысл. Как можно дольше держать этот другой мир на расстоянии. Сохранить это время.
А может, и это тоже часть реального мира. Отцы, и матери, и привидения, живые и мертвые, ловящие бабочек из ниоткуда. Осторожно удерживающие их на ладони столько, сколько смогут. Не вечно, но сколько возможно. Призывая чудо. Но никогда для себя. Пусть ненадолго. И тут важна не фантазия, а попытка ее воплотить. И это тоже реальный мир, да.
Вот что я думал, когда девушка, которую я видел в конторе шерифа, вдруг вышла мне навстречу из-за деревьев.
– А куда пошел Десмонд? – спросила она.
Ее ладони были изящно сложены поверх раны на груди. Ручьи крови заливали бледные пальцы и пышные рукава желтого платья.
– Он отправился за плохими людьми. Они прячутся ниже по течению ручья, – ответил я, изо всех сил стараясь не смотреть на ее рану. Глаза у девушки были цвета корицы.
– А-а, – кивнула она с улыбкой. – Десмонд отлично справляется с плохими людьми. Это работорговцы?
– Не знаю.
– Мы приехали на Запад, потому что здесь запрещено рабовладение. Мы – это вся наша семья.
Я кивнул, хотя не очень понимал, о чем речь.
– Вы покажете мне, куда идти? – спросила она. – Пожалуйста! Мне нужно найти его.
– Идите вот по этой тропе. – Я показал рукой направление.
Девушка посмотрела в ту сторону.
– Не согласитесь ли вы проводить меня? – вежливо спросила она.
Я пожал плечами:
– К сожалению, я не могу. Десмонд велел мне оставаться с лошадьми. Можно ли узнать, как вас зовут?
– Матильда Чалфонт.
– Вы жена Десмонда?
Она рассмеялась:
– Нет, глупыш! Я его сестра. Ну что ж, я пойду за ним. Благодарю вас.
– Удачи вам.
Она обошла меня и стала спускаться по тропе, но затем вдруг обернулась:
– Если я разойдусь с ним, не передадите ли вы ему сообщение от меня?
– Конечно, буду рад.
– Скажите ему, что я оставила для него мамин сливовый пудинг, но потом почти весь съела и что я прошу у него за это прощения. Хорошо?
– Хорошо.
– Спасибо! – с улыбкой ответила она.
У нее на щеках играли ямочки точь-в-точь как у шерифа Чалфонта, и у них обоих были кудрявые волосы.
Тем временем вернулся Митиваль, и мы вдвоем проследили, как девушка скрывается за поворотом. Мне хотелось сказать ему, что они престранные создания.
– Как по-твоему, что это было? – спросил я вместо этого.
– Должно быть, она очень переживала, что съела пудинг, – ответил он рассеянно, как будто не счел вопрос достойным размышлений. – Я видел, как шериф устанавливает чучела. Они и вправду похожи на людей!
– Ты считаешь, этого достаточно?
– Что? Чего достаточно? – Он смотрел на меня, явно не понимая, о чем я спрашиваю.
– Достаточно, чтобы человек… остался, – пояснил я, весьма озадаченный своим открытием. – Переживания из-за какого-то пудинга! Неужели ее удерживает здесь такая мелочь? Я думал, это должно быть что-то более важное. Пудинг! У меня в голове не укладывается. Митиваль, скажи, почему кто-то уходит, а кто-то остается?
Он наморщил лоб и уставился в собственные ладони, как будто рассчитывал найти в них ответ.
– Чтоб я пропал, Сайлас, – не знаю.
– Митиваль, может, ты мой дядя?
– Твой дядя? – удивленно переспросил он.
– У моей матери был брат.
– Нет, Сайлас. Я не думаю, что я – это он.
– Тогда кем ты мне приходишься? – возбужденно вопросил я. – Как мы связаны? Почему ты ко мне пришел? Разве тебе это не известно?
Он тер лоб в мучительных поисках ответа, который устроил бы меня.
– Я и в самом деле не… – начал он.
– Прошу тебя, хватит! Не говори больше, что ты не знаешь! – закричал я, потому что эмоции вдруг переполнили меня и я не мог сдерживаться. – Мне надоело это слышать, Митиваль! Не знаю, Сайлас! Не знаю! Не знаю! Как ты можешь всего этого не знать?
Он ответил не сразу, а когда заговорил, то был серьезен, как никогда.
– Но это так и есть, Сайлас. – (Я понимал, что он говорит мне правду.) – Неужели ты думаешь, что я стал бы что-то скрывать от тебя? А если серьезно: ты говоришь, что тебе надоело не получать ответа, но может, на самом деле тебе надоел я? В этом причина, Сайлас? Ты хочешь, чтобы я ушел? Или что?
Такое предположение застало меня врасплох.
– Нет! Конечно же нет! Я совсем не это имел в виду.
– Тогда перестань задавать мне эти вопросы! – воскликнул он с такой болью в голосе, как будто я сильно обидел его. – Не спрашивай меня о том, чего я не знаю! Тебе и так уже известно, что этого я не знаю! Я говорил тебе об этом миллион раз!
– Ладно! – остановил его я; лицо у меня горело. – Прости! Но только…
– Что «только»?
– Если достаточно пудинга, – выговорил я, с трудом подбирая слова, – почему тогда не остаются все? Почему она… – У меня прервался голос. – Почему она ни разу не приходила ко мне?
Я едва смог закончить фразу. Внезапно к горлу подступил комок. Должно быть, этот вопрос давно не давал мне покоя.
Митиваль вздохнул. Видимо, он наконец понял. Спустя несколько секунд он тихо произнес:
– Может, она и приходила, Сайлас. Просто ты не мог это видеть. Кто знает, как это бывает. Вспомнить хотя бы то, как твой Пони привез тебя сюда от самого дома.
– Да я не об этом, – прошептал я, вытирая щеки.
– Понимаю. – Он снова смотрел на свои руки, словно все еще надеялся отыскать в них правильные слова. – Понимаю, о чем ты. Сайлас, извини…
– Это я должен извиняться, а не ты. Само собой, я не хочу, чтобы ты ушел от меня. Я никогда этого не захочу. Никогда и ни за что. Без тебя я останусь совсем один.
Он слабо улыбнулся и прислонился спиной к стволу дерева, как будто вдруг обессилел.
– Вот и прекрасно, – ответил он. – Потому что я тоже не хочу от тебя уходить.
– Даже несмотря на то, что иногда я веду себя как дурья башка?
Он шутливо ткнул меня в плечо кулаком:
– Это я дурья башка.
В этот момент я поклялся сам себе, что больше не стану задавать ему эти вопросы. Они причиняют слишком много боли. Ему. Мне. Какие бы загадочные связи ни существовали между нами, какие бы причины ни заставили его стать моим спутником, главное же не в этом. Главное – что он здесь, со мной, всегда, до самого конца.
И тут мне пришла в голову одна мысль.
– Надо пойти вместе с ней, – заявил я. – Она же просила проводить ее к шерифу, я должен помочь ей.
– Принимая решение, мы всегда должны слушать свое сердце, – сказал Митиваль.
– Тогда я сделаю то, что мне подсказывает мое сердце.
Матильда Чалфонт не успела уйти далеко, и я без труда догнал ее, тем более что поехал на Пони, как будто чувствовал, что скоро он мне понадобится. Его копыта уверенно ступали по узкой крутой тропе, как я и предвидел.
Казалось, Матильда обрадовалась моему появлению.
– Не хотите ли прокатиться верхом? – спросил я галантно и протянул руку.
– О да, с удовольствием, спасибо! – ответила она и, ухватившись за мою ладонь окровавленными пальцами, поставила ногу в стремя и села в седло позади меня. Пони при этом не шелохнулся.
Мы продолжили спуск по склону вслед за Митивалем. Как ни странно, я так и не понял, видит его Матильда или нет, настолько увлечена она была нашей поездкой и даже засмеялась, когда мы попали под брызги водопада. Она как будто только что родилась.
Довольно быстро мы вышли к месту, где лежали связанные братья Мортон. К этому времени они очнулись и смотрели на меня полными слез глазами. Я чуть было не пожалел их, лежащих в нижнем белье на сырой земле, но спохватился при мысли о том, что это они забрали моего Па, это из-за их бессердечных поступков мы оказались в беде. И я заставил себя подавить всякие добрые чувства по отношению к ним. Спрыгнув с Пони, я пошел искать их ружья. Помощник шерифа Бьютимен, помнится, спрятал их где-то под стеной ущелья.
– Это те самые плохие люди, за которыми гнался Десмонд? – поинтересовалась Матильда, сочувственно разглядывая их из седла.
– Они были на пути к тому, чтобы стать плохими людьми, – ответил я, доставая из травы ружье. – Но может, теперь их поведение изменится к лучшему.
Меня ничуть не беспокоило, что братья услышат, как я разговариваю «ни с кем».
– Наверное, им холодно на земле, – обратилась ко мне Матильда.
Я хотел пропустить ее слова мимо ушей, но не смог. Ругая себя за мягкотелость, я направился к сложенным в стороне седлам, вытащил два подседельных одеяла и накрыл ими братьев, старательно избегая их благодарных взглядов.
Матильда улыбнулась мне, когда я снова сел верхом.
– Теперь им будет уютно, – мило заметила она.
Оттуда мы очень быстро добрались до того самого поворота, где я в последний раз видел шерифа Чалфонта и его помощника Бьютимена. Между стеной ущелья и ручьем было футов двадцать земли с крупными округлыми валунами, покрытыми мокрым мхом. На самом деле ручей был гораздо шире, чем мне казалось при взгляде сверху, и более бурным. Скорее, это была река, неглубокая, но быстрая. В громком плеске волн мне слышались хлопки миллионов ладоней.