Мы оставались в пещере до конца ночи. Подробности тех часов я помню смутно. Знаю, что после того, как порошок наконец осел, стали видны необъятные размеры пещеры – она уходила вглубь скалы футов на сто и достигала сорока футов в самой высокой точке свода. В ней, несмотря на обилие различных вещей, царил порядок, как на складе. В каждом уголке или щели были сложены бочонки с химикатами и стопки поддельных денег в рост человека. Все было присыпано белой пылью, и мне не нужно было спрашивать, что это за вещество. Нитрат серебра, я сразу понял это по его запаху.
Помощник шерифа Бьютимен приволок Руфа Джонса в пещеру и привязал его спиной к спине Оллереншоу, который так и не пришел в сознание. По какой-то причине – то ли рассчитывая на милость суда в случае его содействия полиции, то ли просто желая облегчить совесть – изворотливый бандит был крайне разговорчив в ту ночь. Невзирая на то что во рту у него почти не осталось зубов и один глаз полностью заплыл, Руф Джонс начал щедро делиться тонкостями их преступного бизнеса, как будто шериф с помощником о чем-то его спрашивали. Но они не спрашивали. Они знали, что рядом лежит мертвый человек. Это обстоятельство требует от окружающих молчания. Но Руфа Джонса подобные соображения не тревожили.
– Видите вон ту штуковину? – говорил он с наигранной живостью, которую я помнил с той ночи, когда забрали Па. – Это гравировальный станок для нанесения узоров. Правда, на этот раз мы им не так уж много пользовались. Пробовали кое-что новенькое. Вот там слева – видите? – Он подбородком указал в левый дальний угол пещеры. – Там мы полоскали в растворителях банкноты, чтобы смыть с них чернила. Небось вам интересно узнать, где мы брали банкноты, да?
– Закрой свой рот, – сказал помощник шерифа.
Руф Джонс сплюнул еще один выбитый зуб и пожал плечами:
– Просто я думал, вам нужно разузнать все до последней мелочи. Ну, как хотите.
– Мне следовало бы пристрелить тебя прямо здесь за то, что ты изуродовал мне ухо.
– Это не я! Я ужасно стреляю.
– Заткнись уже, наконец!
– Кстати, я готов давать показания против Оллереншоу. Мне известны все детали его плана. Я всеми силами буду помогать полиции и суду в обмен на некоторое снисхождение. Не забудьте упомянуть об этом судье.
– Хватит болтать! – коротко приказал шериф.
Все это происходило у меня за спиной, пока я продолжал сидеть возле тела Па, накрытого одеялом. Митиваль сидел рядом и обнимал меня за плечи. За ночь я ни разу не сдвинулся с места.
– Я только хочу, чтобы вы знали: у меня и в мыслях не было, что все зайдет так далеко! – не умолкал Руф Джонс. – По природе я вовсе не жестокий человек. Я фальшивомонетчик, да, но не убийца. Можете любого спросить.
– Ты когда-нибудь закроешь свою пасть?! – с угрозой в голосе спросил помощник Бьютимен.
– Это все Док Паркер виноват, если хотите знать мое мнение, – зачастил Руф Джонс, стремясь выложить как можно больше сведений. – Предполагалось, что он будет мозгом нашего дела, но он во всей этой химии вообще не разбирался! Даже не смог понять, отчего у него пальцы посинели. Между прочим, это ведь он рассказал Оллереншоу о фотографе из Боунвиля! Это все его затея! Он сказал Оллереншоу, что фотограф, у которого он заказывал портрет жены, умеет делать отпечатки на бумаге. Тогда Оллереншоу поехал в Боунвиль, чтобы поподробнее узнать об этом фотографе. И что? Стоило ему услышать, что фотограф этот родом из Шотландии, все – тут же решил, что это не кто иной, как Мак Боут, легендарный фальшивомонетчик, скрывающийся под новым именем. Он и всех нас в этом убедил!
Думаю, Руф Джонс смотрел на меня, пока рассказывал об этом, но я ни разу не оглянулся.
– В общем, когда Оллереншоу вернулся сюда, – тараторил Джонс, – то приказал мне взять близнецов и пару запасных лошадей и привезти фотографа в пещеру. Ну я так и сделал. Ничего личного. И не забудьте: если бы я привез и мальчишку, как мне было велено, то сейчас бы он уже был мертв, как и его отец. Так что в некотором роде я спас ему жизнь и надеюсь, что вы, парни, так и скажете судье, если он…
Ему не удалось закончить фразу, потому что помощник Бьютимен подошел к нему сзади и второй раз за вечер ударил его по голове. Руф Джонс второй раз за вечер лишился чувств.
– Ну наконец-то, – утомленно выдохнул шериф Чалфонт.
– Некоторые люди не понимают, когда нужно помолчать, – заметил его помощник и занялся своим ухом, из которого по-прежнему текла кровь.
Без болтовни Джонса в пещере установилась глухая тишина. У меня возникло странное ощущение: как будто я, бестелесный, парю под сводами пещеры и смотрю сверху на самого себя. Я видел, как жалко я выгляжу. Как я мал. И как одинок. Как и при въезде в Чащобу, мое лицо вымазано засохшей кровью, только теперь это была не моя кровь, а Па, потому что я прижался к его груди лицом, перед тем как шериф накрыл тело одеялом. Я помню, как смотрел на себя из какого-то другого места и думал: «Должно быть, это печать моей судьбы – наполовину красное, наполовину белое лицо. Так я и живу – наполовину в мире живых и наполовину в мире мертвых».
– Эй, Сайлас, – ласково окликнул меня шериф, – не хочешь посидеть рядом со мной?
Он расположился около корзины с яблоками. Другой еды в пещере фальшивомонетчиков не было.
– Нет, спасибо, – ответил я.
Кровь из носа у меня больше не текла, хотя нос распух и сильно болел. Но я как будто оцепенел.
– Может, поешь? – спросил шериф, протягивая мне яблоко.
Его рукав был покрыт коркой подсохшей крови, и непонятно было, то ли это его кровь из раны от задевшей его пули, то ли кровь моего Па.
Я качнул головой.
– Вот что, Джек, – обратился шериф Чалфонт к помощнику, – когда закончишь со своим ухом, может, попробуешь найти тех кроликов, которых мы с тобой сегодня подстрелили? Надо бы приготовить для Сайласа горячую похлебку. Здесь, кроме яблок, нечего есть.
– Прямо сейчас и пойду, – подскочил помощник Бьютимен.
Он заменил намокшие банкноты, которыми останавливал кровь из уха, на пачку свежих, прижал их шляпой и направился к лестнице.
– И вот еще что, Джек, – окликнул его шериф, – проверь заодно, как там его конь, хорошо? Надо привязать его покрепче, чтобы не убежал.
– Пони никуда не убежит, – тихо сказал я.
– Деси, брось-ка мне парочку яблок, – попросил помощник шерифа. – Этот волшебный конь заслуживает награды за поимку вон того пустомели. Видел бы ты, Деси, как он обрушился копытами на Джонса. В жизни ничего подобного не видывал.
Шериф кинул ему несколько яблок, и Бьютимен спустился к ручью.
Через несколько часов в пещере запахло похлебкой из крольчатины. Шериф пытался накормить меня, даже поднес к моему рту ложку, словно я был младенцем, но я не мог проглотить ни капли. Остаток ночи и шериф, и помощник Бьютимен по очереди справлялись о моем состоянии. Оба они были хорошими людьми.
Глава десятая
Не боюсь теперь ни грома, ни моря, ни вихрей!
Как только рассвело, шериф Чалфонт поднялся на край ущелья проверить, не затаился ли где-нибудь Док Паркер, но бандит с синими пальцами, раненный моим выстрелом и укушенный Аргусом, уже исчез. Вслух я ничего не сказал, однако эта новость принесла мне облегчение, потому что она означала, что я не убил его. Даже несмотря на то, что именно из-за него Па оказался втянут в эту ужасную историю, я не желал Доку Паркеру смерти. Достаточно я уже видел смертей.
– Его все равно скоро арестуют, – сказал шериф, вернувшись в пещеру. – В мире не так уж много людей с синими пальцами.
И он не ошибся. Через несколько дней Дока Паркера задержали, когда он пытался пробраться на пароход, идущий в Новый Орлеан.
– Хотите узнать, как его пальцы стали синими? – спросил Руф Джонс, который вел себя как ученик, стремящийся произвести впечатление на учителя; даже со связанными руками и ногами, в синяках от копыт, он не утратил своей разговорчивости. – Это из-за ни-тра-та серебра.
– Из-за тартрата железа, идиот, – пробормотал я.
Руф Джонс расплылся в ухмылке. У него практически не осталось зубов, десны все еще кровоточили.
– Ты только посмотри, Роско! – воскликнул он и ткнул локтем Оллереншоу, который только к утру пришел в сознание. – Малец-то соображает в этом деле! Может, нам надо было брать его, а не отца.
– Вы только скажите, молодой человек, – обратился ко мне Оллереншоу глубоким низким голосом, напоминавшим мычание коровы, – и я возьму вас на работу, когда опять возобновлю свой бизнес.
– Если один из вас скажет еще хоть слово… – Помощник шерифа Бьютимен пригрозил им кулаком.
Руф Джонс тут же затих, а вот Оллереншоу рассмеялся, словно его ничего на свете не волновало. У него были манеры человека, привыкшего быть боссом, и, судя по шелковому фраку и узкому галстуку, он мнил себя более утонченным, чем остальные обитатели пещеры.
– То что? – спросил он с самодовольной улыбкой. – Вы хотя бы догадываетесь, что с вами произойдет, когда я выйду из тюрьмы?
– Ты не выйдешь из тюрьмы, – насмешливо бросил помощник Бьютимен. – Мы взяли тебя с поличным. К тому же твой партнер ждет не дождется, когда можно будет заложить тебя с потрохами.
– Неправда! – побледнев от страха, возразил Руф Джонс.
– Это не имеет ни малейшего значения, – ответил Оллереншоу, невозмутимый как рыба. – Руфус Джонс знает, что человек, перешедший мне дорогу, долго не проживет. А что касается меня, то нет такого судьи отсюда и до Нью-Йорка, которого я не смог бы подкупить.
Даже когда помощник Бьютимен сделал к нему шаг с грозным видом и опустился на корточки прямо перед ним, Оллереншоу казался невозмутимым.
– Еще не поздно, – продолжил он. – Здесь куча денег, сами видите. Хватит, чтобы пожить в свое удовольствие! Никто не узнает, что вы…
Он не успел договорить – помощник шерифа выплюнул в его самодовольное лицо полный рот табачного сока. И это заставило Оллереншоу умолкнуть, по крайней мере на какое-то время.