ных сочетаниях ищет оправдания своим фантазиям…
И сюжетов очень немного: массив земли, массив города, в городе силуэт цирка, случайная эстрада, остатки отшумевшего народного торжества, пятно лавчонки на фоне ажурного железнодорожного моста, проволочные нервы города.
Сергей Калмыков любит солнце, землю и воздух. Но солнце у него за сеткой его навязчивых точек, линий и туманностей. Свет на его картинах рассеянный, серебристый, скупой, неяркий…И воздух в творениях художника не чистый, лесной, призрачный, а городской, чадный, заселенный туманами, звуками, опутанный проводами, испарениями, пылью.
Человек не в состоянии представить себе чего-либо невозможного. Раз я это ясно себе представляю – значит, возможно. Те, кому это кажется невозможным, попросту никак не могут себе этого представить.
1964 год. Говорили обо мне. Недоумевали. Один назвал меня безумным. Ему стали возражать. Нет, я не безумен. Я вижу особые миры. Мне открыты тайны природы. Я слышу, как растет трава…И не для выставок я работаю. Я никого не хочу учить, я сам хочу учиться и изобретать. Я сам хочу научиться видеть, понимать, разобраться – досконально и дотошно в том, что передо мною. И что внутри меня».
Я часто думал: как повезло Сергею Ивановичу и его зрителям, что он не попал в больницу раньше: тогда еще выставки творчества больных не устраивались, и диагноз сам по себе, не говоря уже о не самом легком течении болезни, просто выбросил бы его из жизни. И еще о том, как повезло мне, зеленому психиатру, в самом начале работы соприкоснуться с его жизнью и творчеством (пусть и не вживе) и почувствовать под легко узнаваемой и не вызывающей сомнений формой болезни живое, теплое, мятущееся и честное содержание его души. Почувствовать с тем, чтобы никогда больше диагноз не закрывал от меня человека.
Характер: реальность и легенды
Психопат – в быту это слово если не ругательное, то уж во всяком случае и не одобрительное. Звучит оно чаще всего тогда, когда заподозрить человека в психозе или слабоумии мы не можем, а поведение его или поступок вызывают не сопереживание, а раздраженное неприятие, протест. Противоположность психопатии – «хороший характер», когда общение с человеком легко и приятно. Где-то в промежутке между ними – характеры «плохие» и «ужасные», когда и «хороший» уже не скажешь, а «психопат» – вроде бы и рано.
Вот сидит у меня в кабинете мать восьмилетней девочки: «У нее ужасный характер! Сплошная психопатия! Что ни слово – то поперек! Если на скамейке сидит ребенок, она ни за что не сядет на свободное место, а обязательно сгонит его!..» Минут через десять осторожно спрашиваю, на кого девочка похожа по характеру: «Я понимаю, доктор, что вы хотите сказать. Но мне-то она должна подчиняться!» Другая мать со скоростью триста слов в минуту и все больше «заводясь» от слова к слову говорит о том, как непоседлив и невыдержан ее ребенок.
Сегодня не в чести ссылки на классиков марксизма. Однако правота известного замечания о том, что слова Павла о Петре часто больше рассказывают о Павле, чем о Петре, от этого не становится меньше. Но попытаемся все же обратиться к Петру. Только не с позиции «нравится – не нравится», а вглядываясь в проявления его характера.
Сначала уточним несколько понятий. Если полистать разные книги, очень легко заметить, что слова темперамент, характер, личность нередко используются если не абсолютно, то почти как синонимы. Действительно, в целостном поведении далеко не всегда легко или вообще можно разделить: где проявления одного, другого и третьего. И все-таки за ними кроются разные смыслы.
Темперамент (с ним мы появляемся на свет) – это свойство реактивности нервной системы или, иначе говоря, тип реагирования на те или иные раздражители. Если представить себе пространство, образуемое осями «сила – слабость», «раздражимость – инертность» и «уравновешенность – неуравновешенность», то в нем и будут расположены типы темперамента, описанные Гиппократом и И.П. Павловым. Характер же – это индивидуальный почерк поведения, оцениваемый по набору определенных черт. Черты эти в разных системах диагностики могут быть разными, но принцип от этого не меняется. В каком-то смысле эти черты можно сравнить с подробной «разверткой» темперамента или рассматриванием темперамента под микроскопом.
В. Набоков очень точно отметил в своем эссе о Гоголе, что о характере звонящего по телефону то, как он набирает номер, может рассказать больше, чем содержание сказанного. Образующие характер черты настолько устойчивы (хотя, конечно, в ходе жизни одни из них притираются, обминаются, другие заостряются), что по наблюдениям за поведением 8—9-месячных детей можно с довольно высокой точностью описать их характер в будущем.
Личность удобнее сравнивать с содержанием переживаний и поведения, а не с почерком. Любовь остается любовью, хотя обладатели разных характеров выразят ее очень по-разному: любовь Ромео проявляется не так, как любовь Дафниса, и ответ на нее Джульетты – не так, как ответ Хлои, а любовь Петрарки к Лауре – не так, как Маяковского к Л. Брик. Горе – переживание личностное, а выразится оно в уходе в одиночество или стремлении излить его кому-то, обрушится оно водопадом или будет похоже на высыхающее русло недавно еще полноводной реки – вопрос скорее характера. Хотя темперамент, характер и личность – это лишь грани, стороны человека, а не элементы конструктора под названием «человек», разница между ними все же не выдумка, не «голая теория».
Ни разу еще не встречал человека, которому было бы неинтересно, к какому типу относятся его и интересующих его людей характеры. Столь же удивительно, сколь закономерно, что люди обычно больше доверяют тестам (даже самым глупым), чем собственным наблюдениям. Вопрос о характере – собственном или ребенка – ставит множество людей в тупик: ну, тихий или беспокойный, хороший или плохой… Что ж, сегодня так много разных тестов, что можно выбрать любой – короткий или длинный, выделяющий три типа характера или шестнадцать. Бывает интересно «поиграть» с тестами, но и у этой игры есть свои правила. Прежде всего, имеет смысл задать себе вопрос: зачем вам эта игра? Просто поиграть? Но так «просто» – ни с того, ни с сего и низачем – не бывает. Даже пасьянс можно раскладывать ради удовольствия или «загадывая» на удачу или неудачу. Даже ромашку можно лишить лепестков, разряжая гнев или агрессию, а можно с трепещущим ожиданием – «любит – не любит». И вечный интерес человека к самому себе – не совсем то же, что глубинное желание доказать самому себе, какой я хороший, обычно возникающее в периоды более или менее напряженных отношений с кем-то. Тест ведь не металлический метр, который одинаков для всех, к кому его ни приложи. Мы отвечаем на вопросы тестов либо так, как чувствуем в этот момент, либо с тайным, неизвестным нам самим подсознательным умыслом. Любите ли вы помидоры? «Да», – выдыхает огородник, «Терпеть не могу», – отвечает попавшийся на краже этих треклятых помидоров огородный воришка, «Кушать – люблю, а так – нет», – говорит персонаж известного анекдота. Вы можете так ответить на все вопросы теста «на вспыльчивость», что окажется – вы тише воды и ниже травы или что-то вроде слона перед моськой. А порадовавшись результату – закатить скандал домашним за невыключенный в туалете свет. Но если вы выполняете задания теста открыто и искренне, вы можете получить довольно интересный материал для размышлений о себе. В любом случае не стоит возводить тесты в ранг некоего всевидящего божества, в молитвах которому расшибаешь себе лоб. А вот своих друзей и близких тестировать я бы не стал – просто потому, что это означало бы обретение каких-то сведений о них (тут даже неважно – соответствующих истине или нет), владение которыми похоже на владение «компроматом» в нашей публичной политике последних лет. Это равно опасно для тех, о ком знают или «знают», и для тех, кто знает или думает, что знает: тихо висящее в комнате убежденного пацифиста ружье в любой момент может выстрелить. С чем еще стоит быть осторожными – это с тестированием, похожим на взвешивание за плату на привокзальной площади. Оно не ставит целью непременно обмануть вас, но действует прежде всего по правилам рынка, а потом уже по правилам психологии. И главное, чего надо остерегаться, это поиска у себя «хороших» и «плохих» черт характера. Во-первых, их просто нет. Во-вторых, нахождение «хороших» черт не делает нас лучше – мы относимся к ним как к тому, что у нас есть и всегда будет. В-третьих, как я уже говорил, можем передергивать карту в процессе выполнения теста так, что «плохого» не окажется. В-четвертых, восприняв «плохое» со звериной серьезностью, можно начать такую войну против самих себя, что и миротворческие силы ООН будут не в состоянии нам помочь. Черты и характер в целом не хороши и не плохи – они таковы, каковы есть. Дело в том, как мы используем их в жизни.
Вот этот шкет с вечным гвоздем в месте, на котором сидят, от которого стонут учителя, перешли на анальгиновую диету родители и катаются от смеха дети, не новый ли это Райкин? А этот занудливый педант, не вынимающий голову из книг, не слышащий ничего и никого вокруг, не знающий радостей детских игр и не умеющий защитить себя, затюканный сверстниками и затасканный по психиатрам родителями, – не он ли прочтет на рассыпающемся от времени камне остававшиеся двести лет непонятными сотням «яйцеголовых» взрослых надписи, открывающие неизвестный пласт истории?
То в характере, что мы принимаем, доступно контролю и управлению, а то, чего не знаем или что отвергаем, чаще всего начинает управлять нами. В конце концов одни струны у скрипки нравятся мне больше, другие – меньше, но дело в том, знаю ли я их и умею ли ими пользоваться – если не так, как Паганини, то хотя бы как выпускник музыкальной школы.
И все-таки – есть представление о нормальном характере или нет? Вопрос риторический. Есть, конечно, только строится оно не на выявлении «плохих» или «хороших» черт, а на их выраженности. В достаточно гармоничном характере отдельные черты не перебивают и не заглушают друг друга, так что складывается целостная музыка поведения. У части людей те или иные черты выражены ярче, четче других и отчетливее проявляются в ситуациях напряжения; музыка поведения от этого не нарушается – просто какие-то черты играют ведущую партию. Тогда говорят об акцентуированном характере. И гармоничный, и акцентуированный характеры лежат в зоне нормы: указание на тип характера или акцентуацию каких-то черт – не диагноз.