Однако преобладает мнение, что эволюция человека продолжается. Одним из доказательств этого является повсеместная акцелерация (ускорение) развития. (Сейчас этот процесс замедлился и, по существу, сходит на нет. – В.К.) Это ускоренное, но не гармоничное развитие сопровождается своеобразным протеканием созревания психического. При акцелерации быстрое и раннее накопление информационного багажа, раннее развитие интеллекта, ранний рационализм и критицизм сочетаются с эмоциональной детскостью, нравственной незрелостью, слабостью привязанностей, снижением внимания и живого непосредственного интереса к окружающему. С этим связано и запаздывание развития чувства долга и ответственности. К. Лоренц пишет, что "абсолютная слепота ко всему прекрасному, которая с такой быстротой повсеместно распространяется в наши дни, – это душевная болезнь, к которой следует отнестись со всей серьезностью хотя бы потому, что ей сопутствует нравственная глухота".
Такой ход психического созревания свидетельствует о том, что в развитии современного человека левополушарные механизмы начинают забегать вперед правополушарных.
Подростковые психиатры утверждают, что уже сейчас многие люди достигают полной психической зрелости лишь к 30–35 годам и что невротические и многообразные психопатологические состояния, все чаще встречающиеся у молодых людей, являются следствием конфликта между требованиями общества и психической незрелостью.
Некоторые антропологи, рассчитав ход развития ряда признаков человека в прошлом и приложив эти данные к будущему, пришли к заключению, что человека ожидает прогрессирующее развитие мозга, уменьшение лицевого скелета и зубного аппарата. Все большее развитие психических функций приведет к потребности в большем времени для их созревания, так что психическая зрелость должна будет наступать годам к сорока. Разумеется, речь здесь идет не о психике в целом, а о запаздывании созревания социально-эмоциональной зрелости.
В какой мере такие прогнозы основательны – судить трудно. Надо надеяться, что люди найдут способы выбирать более гармоничные пути развития. Весьма вероятно, что в игру вступят механизмы культурной саморегуляции, которые сегодня уже дают о себе знать оживлением интереса к истории и исторически ранним формам творчества (сагам, сказаниям, сказкам), тягой к природе, отливом молодежи из технических вузов в гуманитарные, что кажется парадоксальным в век научно-технической революции.
В связи с вопросом о путях эволюции человеческого мозга встает вопрос о факторах, определяющих эту эволюцию. На этом вопросе я не могу остановиться подробно. Одно ясно: по мере того как будут утрачивать проблемный характер такие факторы, как питание, климат и т. п., все отчетливее будет становиться значение факторов социальных – прогрессирующей урбанизации, стресса ускорения темпа жизни, изменяющего сознание информационного взрыва, и др. Это ведь тоже факторы окружающей человека среды, которые должны вести к дальнейшему прогрессивному развитию функций мозга, и прежде всего – левополушарных механизмов адаптации. Не исключено, правда, что катастрофическое загрязнение среды обитания не прекратится, и тогда вновь обретут значение факторы биологического отбора.
Итак, в каком направлении пойдет функциональная специализация полушарий, сейчас сказать трудно. Сохранится ли гибкий баланс взаимодействия полушарий или верх одержит намечающаяся тенденция более быстрого развития механизмов левополушарного типа – решить пока нельзя».
Сколько я помню, Лев Яковлевич всегда избегал слов, в ту пору воспринимавшихся как «красивые», – духовность, духовная экология, гуманизм и пр., подчеркивая, что предмет его интересов предельно конкретен – мозг и психика. Представленный отрывок доклада двадцатилетней давности тем не менее показывает, что все дороги, если это и правда – дороги, ведут в Рим целостного гуманистически-экологического проектирования человеческой жизни и человеческой эволюции.
Не психологизируй
Не психологизируй – так говорили нам наши учителя, когда мы, будущие и молодые психиатры, пытались подойти к пониманию и лечению больного с душевной меркой, отыскивая психологические истоки тех или иных нарушений. Была в этом своя – и немалая – правда: действительно, если машину с внезапно отказавшими тормозами заносит, то что уж рассуждать о замечтавшемся водителе?! При этом, правда, всегда признавалось, что содержание болезненных переживаний зависит от господствующих в обществе и культуре воззрений и идей: Бога, святых, дьявола, ведьм в бреде больных прошлых веков в этом веке сменили инопланетяне, контактеры, лучи, председатели госбезопасности всех планет и т. д. В одержимости больных заявляет о себе доведенная до абсурда одержимость здоровых.
Девочка 8 лет. Образ себя и матери
При этом всегда существует некая нейтральная полоса, ничейная земля, на которой больные и здоровые исповедуют настолько сходные идеи, что отличить одних от других если и возможно, то очень непросто. Вот ведь, творчество Шарля Фурье с психиатрической точки зрения – хрестоматийный шизофренический бред, а с точки зрения общественных наук – утопический социализм. Уж не знаю, был ли прав В.М. Бехтерев, который назвал Сталина «сухоруким параноиком», а потом «грибочков поел», но параллельность большевистской и фашистской паранойи ставит вопрос о том, что же происходило в обществах, так удивительно резонирующих этой паранойе и надолго принимающих ее как политику? Что это вообще – политическая паранойя фюрера/генсека или паранойяльная политика общества? Где разница между необучаемым идиотом и людьми, которые неспособны брать уроки у пережитого? Что такое общее происходит в мозгах некоторых немцев, уверенных, что газовые камеры и печи Освенцима, Майданека, Треблинки – выдумки злопыхателей; русских, полагающих Берию защитником прав человека, а ГУЛАГ – злоумышленной фантазией демократов и жидомасонов; и израильтян, находящих, что память о Катастрофе, унесшей шесть миллионов их братьев и сестер, – преувеличение? Да бред сумасшедшего по сравнению с этим – просто кристально ясная мысль…
Все это темы, требующие долгого и нелегкого обсуждения и многих размышлений. Но меня в них особенно занимает один, отдельно взятый живой человек. Как через его душу, его психику проходят нити, связывающие болезнь и культуру, – нити, без которых не было бы ни гениальных прорывов, ни потрясающей бездарности, ни счастья, ни ужасов нашей жизни? Не я, конечно, этот вопрос сформулировал – он существует давно. Первым, кто меня перед этим вопросом поставил, был мой Учитель – профессор С.С. Мнухин. По поводу одной больной, бред которой сводился к тому, что она беременна двенадцатью лебедями, он заметил: «Она не замужем, у нее никогда не было детей. И вот теперь, в бреду, она осуществляет глубинное желание, которому не дали сбыться ее судьба и болезнь, – она беременна прекрасными птицами, идеалом красоты». Значит ли это, что каждая бездетная женщина, заболевшая шизофренией, будет иметь вот такой бред? Да нет, были у меня и пациентки, зашивавшие себе суровыми нитками половую щель, и пациентки, убивавшие своих детей по бредовым мотивам. Всякое бывало. Но в этом всяком – разном и часто диаметрально противоположном, а то и просто несовместимом все ярче проступала для меня одна вещь: как «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», так что у здорового человека на душе, то у душевнобольного – в поведении.
Девочка 8 лет рисует себя и мать
Вот необычайно яркое подтверждение этого, о котором мне рассказал как непосредственный участник один из самых уважаемых мной психиатров старшего поколения – редкостно для нынешнего времени порядочный и мужественный в самом высоком смысле этих слов. Он вместе с коллегами изучал действие диэтиламида лизергиновой кислоты (ЛСД) – одного из мощнейших психотомиметиков, уже в ничтожных дозах вызывающего временные трудно отличимые от шизофрении расстройства. Участие в экспериментах было добровольным, и мой коллега вызвался быть испытуемым. На протяжении нескольких часов после приема ЛСД он давал подробный отчет обо всем, что с ним происходило под воздействием ЛСД. Среди прочего он отметил необычное ощущение «холодного жжения» в области позвоночника. Но после эксперимента коллеги сказали ему: «Ну, ты человек яркий, необычный… Знаешь, надо подобрать кого-нибудь еще – пообычнее, без особенностей». И в следующем эксперименте мой коллега участвовал уже вместе с еще одним тщательно подобранным доктором – по общему мнению, идеально здоровым. На том же этапе эксперимента, что и первый раз, коллега вновь почувствовал то же жжение и сообщил об этом наблюдателям. А «идеально здоровый» участник впал, без преувеличения, во временный психоз – с криком, что его жгут рентгеном, он начал бросаться на окружающих и громить все вокруг. Конечно, это можно объяснить разной биохимией их мозга или еще чем-то в этом роде. Но гораздо правдоподобнее другое объяснение. Ощущение в позвоночнике у обоих было одинаковым. Разным было его толкование, зависящее в первую голову от жизненного опыта и сформированных в его ходе переживаний и установок. Для одного оно оставалось ощущением – объектом наблюдения, у другого актуализировало неосознаваемые страхи и, как их продолжение, временный бред с защитной агрессией.
Девочка 8 лет. Образ матери (нарисовано при обострении болезни)
В одном доме со мной живут две душевнобольные пожилые женщины. Обе одиноки. И болезнь у них, насколько я могу доверять своему опыту, одна и та же. Первая иногда ворчит на мусорящих на лестнице подростков, вечно метет и моет площадку, всегда первой поздоровается, а иногда и заговорит. Одна беда – дважды в день она ухитряется обследовать все почтовые ящики. Может быть, и присвоит порой газету – на пенсию по душевному заболеванию не распокупаешься, кто знает? Но время от времени она звонит ко мне в дверь: «Вашу почту по ошибке ко мне в ящик бросили» и отдает пачку квитанций, извещений, писем. Вторая, судя по душераздирающим крикам, временами доносящимся из ее квартиры, испытывает очень болезненные, страшные ощущения – она кричит так жалобно, так просит о помощи в это время… Но как только эти ощущения ослабевают, она становится ужасна. Тогда у нее все попадающие в поле зрения – заклятые враги: проклятые хохлы, вонючие жиды, немецкие не