гры, сволочи-коммунисты, демократы…аные, кровопийцы-капиталисты, фашисты – всех, детей и взрослых, она кроет последними словами и злобно описывает, какие их ждут страшные мучения, когда правда восторжествует, всем желает сгореть в страшном огне. Любая остановившаяся под окнами машина – это передвижная пыточная станция, из которой ее жгут лучами. Продавцы всех окрестных магазинов при ее появлении впадают в испуганный ступор. И когда я пытаюсь представить себе, какими же они были до болезни, эти две женщины, и мысленно как бы соскребаю болезнь слой за слоем, я вижу одну как одинокую вечную хлопотунью, так мечтающую вырваться из своего одиночества, а вторую – кем-то вроде Золушкиной мачехи, за злостью которой – бездна неосознаваемых ущемленности и страхов. Так одни из нас в пылающем тигле бреда величия переплавляются в изобретателей эликсира бессмертия, а другие – в Великих Инквизиторов.
Девочка 8 лет. Тетя с писей
Психоанализ видит в психозе нечто вроде вулканического прорыва или разлива (в зависимости от остроты психоза) бессознательного, и, надо сказать, порой такое видение позволяет нащупать облегчающие состояние человека пути помощи. Другие психологические школы дают другие объяснения. Но так или иначе все они обращаются к допсихотической личности, допсихотическому опыту, который наполняет общую форму психоза очень индивидуальным содержанием. А нередко психоз и вообще понимается как особое бытие, уход в особую реальность людей, для которых реальность так называемой «здоровой жизни» оказывается не по силам. Однако это – теории…
Но спустившись с их заоблачных высот на грешную землю практической жизни, мы уже едва ли с прежней уверенностью скажем: «Не психологизируй». И уже не сможем все в поведении душевнобольного человека объяснять его болезнью, то есть попросту отказывать ему в праве на свой душевный мир, свои проблемы, свои переживания, а стало быть – и в праве на помощь не только его мозгу, но и ему как человеку. «Хорошо, пусть так. И пусть себе разбираются в этом психиатры и психологи… Пусть психиатру – психиатрово, а психологу – психологово. А мне-то, простому человеку, что с этим делать?» – слышу я довольно часто. И в ответ привожу обычно пример «двойной ловушки», или «двойного зажима». Вот как ее описывают Грегори Бейтсон с коллегами.
Молодого человека, состояние которого заметно улучшилось после острого психоза, навестила в больнице его мать, с которой он обычно был неласков. Обрадованный встречей, он порывисто обнял ее, а она напряглась и отстранилась. Он сразу убрал руки. «Разве ты меня больше не любишь?» – тут же спросила мать. Он покраснел, а она сказала, как говорила ему не раз до этого, что он не должен бояться своих чувств, которые ей так приятны. Он после этого уже не смог быть с ней дольше нескольких минут, а когда она ушла, он в «немотивированной» ярости набросился на санитара. Описанная ситуация, когда отвергают то, к чему сами поощряют, и получила название «двойного зажима» – что-то вроде «черный и белый не бери, "да" и "нет" – не говори»: сделаешь – плохо, не сделаешь – тоже плохо. Ситуация могла бы быть иной, если бы он матери, а мать себе могли сказать и сейчас, и много раньше, что ей хочется, но трудно принимать проявления его любви. Но они оба не могли этого сделать. Как и мы часто не можем, закрываясь словами «не психологизируй» – не психологизируй психоз, хулиганство, воровство… А что, если все-таки попробовать и попсихологизировать? Все ведь под Богом ходим – сегодня они в больнице Всех Скорбящих, завтра, может статься, мы. Что, если помогать друг другу и себе, не перекладывая ответственность за эту помощь только лишь на профессионалов?
Этот… стресс. модное слово или реальность?
Если сейчас вы оглянетесь на пару секунд назад, то скорее всего заметите, что ваше сознание автоматически подставило на место многоточия в заголовке какое-то слово или воспоминание, образ. Или, может быть, у вас возникло какое-то физическое ощущение либо какое-то переживание. Я не знаю, какие именно эти слова, воспоминания, ощущения, переживания. Но одно я знаю совершенно точно: нет человека, у которого слово «стресс» не вызывает глубокого личного отклика. Потому что нет человека, который не переживал бы стресса. И гораздо чаще, чем он сам думает.
Откуда взялось это слово – не совсем ясно. Может быть, от английских Strengthen – усиливать и Strenuous – напряженный, требующий усилия. А может быть, от какого-то другого совсем в другом языке. Модное слово или реальность? Но впервые оно появилось в стихотворении английского поэта Роберта Маннинга в 1303 году, описывавшем выведение Моисеем евреев из Египта:
И эта мука была манной небесной,
которую Господь послал людям,
пребывавшим в пустыне сорок зим
и находившимся в большом стрессе.
В повседневный язык оно вошло лишь во второй половине нашего века благодаря канадскому ученому Гансу Селье. Он описал стресс как состояние напряжения, возникающее в организме в ответ на сильные воздействия. Реакция на воздействие стрессора обычно проходит три стадии: тревоги (мобилизации защитных сил), приспособления и – при сильном и длительном стрессе – истощения и, возможно, смерти.
Он же ввел понятие дистресса, то есть негативного, плохого стресса. Организм ведь беспристрастен – он отвечает реакцией напряжения на все, что выводит его из состояния равновесия: на горечь утраты и на радость встречи, на голод и переедание, на неожиданный дружеский и агрессивный удар по плечу. Говорят же, что можно умереть от счастья.
И, различая стресс жизни и дистресс, Селье подчеркивал, что жизнь без стресса – без напряжения и преодоления – пресна, пуста, скучна и, строго говоря, в принципе невозможна. Но слово «дистресс» как-то не привилось, вместо него чаще всего используют слово «стресс».
И закончим на этом общие рассуждения, подчеркнув только, что стресс – это не сама жизнь, не то или другое событие, а напряжение преодоления, совладания.
Спектр приводящих к стрессу событий очень широк: от связанных с угрозой жизни и физической целостности (своей и других) и вызывающих негативный стресс почти у любого (катастрофы, землетрясения, наводнения, вооруженные конфликты) до событий, имеющих значение только для этого человека (гибель домашнего животного или утрата связанной с памятью о ком-то очень близком вещи).
В том, что сегодняшнюю нашу жизнь называют стрессовой, нет никакого преувеличения: катастрофы и конфликты, резкая смена стереотипов жизни, экономическая нестабильность, социальная и политическая непредсказуемость, угрожающая личной жизни и безопасности преступность… Каждому это так или иначе, больше или меньше знакомо по собственному опыту.
Если обычно повышенный уровень тревожности отмечается примерно у 15 % людей, то у нас сегодня он больше чем у 60 %. «Известия» недавно сообщили, что среднестатистическому кандидату в российский парламент присущи «невротические черты характера, довольно неустойчивая психика, обилие душевных травм и стрессов в прошлом».
И пока ученые бьются над научным разрешением проблем стресса, мы вынуждены как-то решать эти проблемы уже сегодня, сейчас. Мы вынуждены помогать не только самим себе, но и другим людям, которые в свою очередь могут помочь нам.
Каковы же признаки стресса?
Их можно разделить на четыре большие группы.
Физиологические: учащенное сердцебиение, повышение кровяного давления, чувство сжатия в груди, затрудненное дыхание, потливость ладоней, дрожание и подергивание мышц, напряженность мышц шеи или спины, тяжесть в руках и ногах, головные боли, частое мочеиспускание, расстройства стула, тошнота, рвота, бессонница, потеря аппетита, частое чихание, приступы слабости, склонность к простудам и аллергиям, скрипение зубами и другие нарушения во сне, «придавленная» поза.
Эмоциональные: повышенные раздражительность и гневливость, чувство собственной никчемности, подавленность, подозрительность и мнительность, ревнивость, тревожность, нетерпеливость, безразличие, отчужденность, снижение интересов и инициативы, плаксивость и «внутренний плач без слез», снижение способности сочувствовать и сопереживать другим, склонность обвинять окружающих, повышенная критичность к себе и другим, самообвинения, повторение травмировавших событий в снах, внезапные и яркие вспышки пережитого в сознании.
Интеллектуальные: забывчивость, рассеянность, склонность застревать на мысли – мысленная жвачка, математические и грамматические ошибки, ошибки в определении расстояния, снижение концентрации внимания, периоды неспособности думать, снижение внимания к деталям, поглощенность прошлым, снижение творческих возможностей и продуктивности, ослабление воображения.
Поведенческие: суетливость, уход от общения, избегание всего напоминающего о травме, неспособность выразить себя устно или письменно, проблемы общения, семейные проблемы, конфликтность, вспышки гнева и/ или агрессии, усиление употребления алкоголя, табака, наркотизация.
Перечитав все эти признаки и примерив их к себе, мы рискуем оказаться в положении героя Дж. К. Джерома, который, продравшись сквозь дебри медицинской энциклопедии, нашел у себя все болезни, кроме родильной горячки и воспаления коленной чашечки. Да разве только герои Джерома? А «болезнь 3-го курса» у студентов-медиков, начинающих знакомиться с клиникой и тоже обнаруживающих у себя едва ли не все хвори? Каждый обязательно найдет в приведенном списке какие-нибудь свои симптомы – нет жизни без напряжения. Недаром говорят, что чувствующий себя утром абсолютно идеально человек либо влюблен, либо находится уже на том свете. Но чем больше симптомов, чем они регулярнее и чем более их появление связано с определенными событиями или сильными переживаниями, тем вероятнее, что речь идет о стрессовых нарушениях.
К тому же стрессовые нарушения – не что-то застывшее. Они развиваются, изменяются во времени, проходят вполне определенные стадии.