д. Они драгоценны, и я очень благодарен всем тем, с кем у меня такие разговоры удавались, принося облегчение, помогая принять решение, укрепляя и поддерживая.
Но иногда они не только не помогают, а даже наоборот. Обычно это случается, когда дело не во внешних событиях, а в том, что они заострили и сделали болезненно конфликтными какие-то наши внутренние противоречия. Их множество, и без них, я думаю, наша жизнь не была бы жизнью человеческой. Вот мы рожаем детей, для которых многое в собственной жизни придется изменить, от многого отказаться. Это же так естественно! Я не хочу оскорбить ничьи родительские чувства, но задумаемся – откуда столько несчастливых детей (я говорю сейчас не об избиваемых или насилуемых родителями, выбрасываемых сразу после рождения или оставляемых позже, посылаемых на панель и т. д. – нет, просто о несчастливых)? Что, родители – выродки или звери? Тридцать лет работы дают мне основания сказать: как правило, нет.
Один пример. На приеме – мать и ее сын с выраженным неврозом. Она родила его поздно, уже отчаявшись обзавестись семьей, от человека, полного достоинств, но бывшего ей как женщине предельно неприятным. И очень хотела девочку. А родился мальчик, уже в пеленках как две капли воды с отцом схожий. Она ему действительно всю свою жизнь посвятила. Но каждым своим жестом, интонациями, привычками он напоминал ей того мужчину. Ну привели к тебе ребенка – и лечи ребенка! Но из нескольких встреч я понимаю, что в его душе существуют очень контрастные чувства к матери: любовь, страх ее потерять, ненависть – в моменты, когда она по непонятным для него причинам враждебна к нему, и стыд и страх за эти искры ненависти; и именно в этой пугающей его эмоциональной неразберихе, которой он с матерью поделиться не может, и сидит корень его невроза. Души обоих терзает один и тот же конфликт – «люблю – ненавижу». По-своему несчастны оба. Если они увидят причину этого друг в друге – их отношениям конец. А шансы для этого есть – ведь это страшно сказать себе, что ненавидишь мать или ребенка. Особенно страшно, если при этом с такой же силой и любишь. Будь я другом каждого из них, выслушал бы и одного, и другого, посочувствовал бы, что-то посоветовал. Но это уже было в их жизни – и слушали, и сочувствовали, и советовали. Моя же работа в другом – помочь каждому из них найти свои внутренние пути разрешения этого конфликта. Вот зачем они на самом деле пришли ко мне, хотя едва ли так это сформулируют.
Итак, друзья и близкие помогают нам в какой-то ситуации. Психолог-консультант поможет, когда мы чувствуем, что причина не в самой ситуации, а в чем-то внутри нас – в тех противоречиях, которые в 99 случаях из 100 никак не мешают, а в этой – заклинило. И, наконец, психотерапевт будет помогать, когда наши ставшие более или менее конфликтными внутренние противоречия сказываются во многих, даже разных ситуациях. Да, есть люди, которые тяжким душевным трудом способны сделать ту работу, которую сделали бы с помощью психотерапевта или консультанта. Их меньше, чем нуждающихся для этого в помощи извне. И не относиться к их числу – вовсе не значит быть психом. В конце концов, я до сих пор не до конца понимаю, почему самолет не падает и как телевизор работает, но это еще не основание считать меня идиотом.
Доктор, мой ребенок…
Если призрак психических расстройств пугает взрослых: «Не дай мне Бог сойти с ума – уж лучше посох и сума», то что тогда говорить об отношениии к психическим нарушениям у детей?! Я уже говорил, что у меня, съевшего не одну собаку в детской психиатрии, каждый раз при постановке первичного диагноза ребенку бывает ох как нехорошо на душе. Было бы странно, если бы это было не так.
Детская психиатрия – особый мир. С одной стороны, она часть психиатрии – такая же, как, к примеру, психиатрия пожилого и старческого возраста. А с другой, душевный мир и ситуация жизни ребенка так отличаются от взрослых, что могут перекрывать и затенять общепсихиатрические закономерности. Но есть еще и третья сторона: вмешательство болезни в развитие ребенка может сильно искажать и задерживать это развитие. Я уже не говорю, что и подход к ребенку, и использование психотропных средств здесь очень отличаются от взрослой психиатрии. И наконец, семья или те, кто ее заменяет, в детской психиатрии не просто «обходятся с больным», но участвуют в его лечении и развитии не меньше, чем врач (насколько целебно или болезнетворно такое участие – иной вопрос).
Когда ребенок оказывается на приеме у психиатра? Когда родителям или заменяющим их взрослым кажется, что у ребенка что-то не так. Это так и во взрослой психиатрии, с той лишь «маленькой» разницей, что ребенок – существо принципиально несвободное. Его жизнь – даже просто физическая жизнь – напрямую зависит от взрослых, которые зарабатывают, кормят-поят, одевают-обувают, выбирают школу и т. д. Еще не перерезана та эмоциональная пуповина, которая делает ребенка душевно зависимым от семьи. Самый сильный страх у детей – это страх сепарации (отрыва от родителей), с которым у взрослых сравним разве что страх смерти. Не каждый ребенок сможет высказать это, но каждый нуждается, как в хлебе, в проявлениях принятия родителями, их тепле, поддержке; подчеркну – не в намерениях, а в проявлениях. «Золотое» наше детство, о котором мы так ностальгически вспоминаем, став взрослыми, на поверку оказывается не самой высокой пробы, содержит множество примесей.
Слова, слова, слова? Что ж, попробуйте выполнить (для себя, только для себя) парочку простых тестов. Попытайтесь в течение одного дня посчитать, сколько раз вы обратились к ребенку с позитивными посланиями (Доброе утро. Я рад тебя видеть. Спасибо. У тебя это здорово получилось. И т. д.) и сколько с негативными (Ты проснешься наконец? Завтрак стынет, а ты еще грязный. Опять портфель не собран. Ты плохой – мне такой не нужен. И т. п.). Не сомневаюсь, что вы будете контролировать себя более обычного, но и при этом счет «позитивное – негативное» скорее всего будет 1: 5—10 в лучшем случае. Это был тест № 1.
Теперь тест № 2. Представьте себе, что каждый день по возвращении с работы вас встречает кто-то из членов семьи вопросом: «Ну как дела? Сколько ты сегодня заработал? Начальник тобой доволен сегодня? Ну, погоди! Вот придет… (мама, папа, бабушка, дедушка) – покажет тебе». И каждый следующий повторит тот же вопрос, и каждый поругает, а потом они сделают это все вместе, а то еще и вывесят на кухне (как это было с одним моим пациентом) «экран соревнования» с более успешным членом семьи, и на этот экран будут смотреть все в семье и гости… И так будет изо дня в день. Представили? А теперь скажите: через сколько дней вы по дороге домой купите или подберете что-нибудь поувесистее для ответного метания?
Сексуальная тема в рисунках здоровых детей. Мальчик 7 лет. Эйфелева башня
Обычно мы судим о своей любви к детям по намерению, по замыслу, а не по тому тексту наших слов и поведений, которые воспринимает ребенок. Текст же часто выглядит как устав строевой службы, невыполнение которого наказуемо. И там, где незыблемое армейское правило «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим» (хорошо вести себя в детском саду и школе, не грубить бабушке, не сосать палец и проч., и проч.) не действует, может возникнуть мысль, что у ребенка что-то с психикой не так.
Самой яркой в моей памяти иллюстрацией этого остался 8-летний мальчик. Его родители – учителя во втором поколении. Он учится во втором классе. Учится хорошо… если бы вот не тройка по пению, повергающая в панику родителей и бабушек с дедушками. «Он упрямый, – говорят они, – ведь дома часто что-то напевает, и неплохо. А в школе – ни за что!» Второй год они всеми средствами пытаются уговорить, заставить, умолить его петь на уроках пения, чтобы исправить тройку. Зайдя в кабинет, мальчик сказал: «Я понимаю, что нужно петь хором. Тем более – у нас страна такая. Но я же не виноват, что люблю петь один!» (шел, если правильно помню, год 1977—1978-й).
Другая частая причина обращения – трудности в приспособлении к детскому саду или школе. К сожалению, эти заведения сегодня по различным причинам (учителей не хватает, зарплата у учителей смешная, классы переполнены, учебных пособий и учебников мало и не всем они по карману и т. д.) просто не могут подойти к каждому ребенку индивидуально. Это тяжело и для учителей, которые выгорают психологически на работе, и для детей, а вместе эти трудности замыкают порочный круг травмирующих отношений. Но взрослые редко вспоминают о том, что отношения – дело взаимное, а успех дела, как утверждают психологи, лишь на 10 % зависит от свойств участников отношений, а на остальные 90 % – от самих отношений.
Сексуальная тема в период обострения болезни. Девочка 6 лет
В том, что это так, убеждает, например, работа амбулаторного реабилитационного отделения на основе прикладных ремесел и искусств со школой, организованного объединением «Детская психиатрия» и Управлением народного образования; здесь даже не самые «легкие» дети учатся с удовольствием, и с программой справляются, и удивительные вещи своими руками делают.
Много лет уже Институт психотерапии и консультирования «Гармония» проводит в Петербурге и многих других местах России семинары по гуманистической педагогике; мы имеем возможность убедиться в том, как это меняет ситуацию в школе и помогает детям учиться с удовольствием. Поэтому детский психиатр всегда пытается разобраться и понять, с чем же он имеет дело: это проблема школы? ребенка? семьи? всех вместе?
Часть обращений обусловлена действительно серьезными нарушениями развития и психики у детей. Насколько я могу видеть и судить, эти обращения, как правило, запаздывают – надо бы раньше или много раньше. И это можно понять. Интуитивно мы всегда (или почти всегда) знаем, с чем имеем дело. Нетрудно представить себе, что родители настолько же заинтересованы в помощи, насколько боятся окончательного признания психического неблагополучия ребенка. Принять такую «новость» действительно крайне трудно – это требует колоссального мужества и очень изменяет жизнь всей семьи. И у одних родителей на какое-то время, у других – надолго или навсегда образуется психозащитная слепота: они тем меньше видят необычность поведения ребенка, чем она очевиднее. «Бабушкина психотерапия» в виде умных советов тут не срабатывает. Да и далеко не все мы можем так вот сразу взять и вылечить – навсегда и полностью. Но имеет смысл учесть, что болезнь, как я уже говорил, вмешивается в развитие. Обращение и общение с заболевшим ребенком требуют особых навыков, которые легче выработать с помощью и при поддержке врача. Поэтому чем раньше – тем лучше.