Лицо имперского легата оставалось неподвижно, но он весь напрягся, и мысли стремительно неслись навстречу новым известиям: «Тут не только сенатор, но и я сам могу лишиться головы. Однако дело пошло через меня, и, следовательно, опасность пронесло стороной. С такими известиями дело сразу можно было бы перевести в Рим, но Понтий Пилат предпочел передоверить его мне. Будет учтено! При таком раскладе событий любые мои административные действия будут для сенатора Марка Менлия благодеянием: мы будем только подразумевать скрытую связь центуриона с торговцами оружием.
— Сведения действительно чрезвычайной важности, — вслух произнёс наместник, — и требуют тщательного расследования. Судьба центуриона в свете новых данных решается сейчас. Я подпишу указ о порочащей его отставке из армии. В документ на моё имя должна быть занесена дополнительная фраза, в которой говорится о возможной причастности Муния Луперка к людям, организующим проводку специальных караванов. Под словом «специальный» пока скроем известные нам сведения. Что касается самого каравана, я хотел бы знать, не найдены ли караванщики, нет ли выхода на кого-либо из армейских чинов в Антиохии.
Понтий Пилат обрисовал состояние дел и попросил помощи в розыске владельца постоялого двора из Вифании, по всем данным, выехавшего к своему брату в Антиохию; для этой цели он привёз человека, знающего владельца в лицо. Затем просил разрешения увезти бывшего владельца постоялого двора с собой как ценного свидетеля, способного опознать каждого караванщика.
— Я отдам необходимые распоряжения. Сейчас я прощаюсь с тобой, прокуратор, но в восемь часов вечера жду тебя на обед: мои октофоры прибудут за тобой. Пусть боги благоприятствуют тебе!
Приглашение на обед в дом наместника о многом говорило и Понтию Пилату, и всему служебному окружению. В знак уважения хозяин посылал за гостем лектику. Наместник же посылает свои личные октофоры, тем самым он сознательно перед всеми подчеркивает своё особое отношение к прокуратору.
«Донесение и его значимость оценены высоко, — размышлял Понтий Пилат, — теперь мне обеспечена поддержка наместника, мой служебный авторитет должен повыситься. О случившемся уже через день узнают в Иерусалиме и в соответствующих кругах задумаются. Пусть думают!»
После ухода Понтия Пилата наместник вызвал начальника тайной канцелярии и, умалчивая пока об утечке оружия из арсенала, приказал оказать содействие людям прокуратора. Наместник не собирался отпускать своего чиновника:
— Нет ли в окружении Понтия Пилата человека или группы лиц, способных повлиять положительно на его образ мышления, приобретение философских знаний, овладение способом исторического анализа?
Осведомленность начальника канцелярии была удивительной.
— Предположительно такое лицо можно назвать. Это Аман Эфер, командир всех кавалерийских сирийских отрядов в Иудее. Нет, нет, он не сириец. Он грек из города Коринфа, прекрасно знает сирийский язык с детства, чем и воспользовался после бегства из Греции. Во время стычки из-за женщины убил соперника. По греческим обычаям был обречён на смерть или, в лучшем случае, на изгнание. Аман Эфер в прошлом подающий надежды ученик греческого философа Аристида. Доходят слухи, что Аристид до сих пор переживает внезапное исчезновение своего ученика. Он отмечает блестящий критический ум Эфера и горюет о Греции. По его мнению, страна потеряла будущего учёного, способного прославить её в веках.
— И мы знали об Амане Эфере и не откликнулись на просьбу города Коринфа о выдаче преступника? — спросил наместник.
— Его первый легат из консуляров сказал о необходимости иметь в легионах отличных командиров, а потом уже думать…, а поскольку Аман Эфер был отличным командиром, то все сделали вид, что поверили в его новую национальность и новое имя. Легату жалко было терять такого командира: для каждого боя он строил своих сирийцев особым образом и вёл бой по своей схеме. В результате сирийцы почти не имели потерь, а раненых Аман Эфер своими способами лечения быстро возвращал в строй. Пять лет назад с представления Понтия Пилата Аман Эфер за пятнадцать боевых кампаний получил римское гражданство и должность центуриона римской армии.
Постоянные контакты с таким острым и образованным умом не могут не повлиять на человека, имеющего тягу к знаниям, каковым является прокуратор Иудеи. Они дружны, и эта дружба длится чуть ли не с первого года службы прокуратора. Такой длительный срок не может не дать своих результатов.
Наместник пребывал в задумчивости. Теперь он лучше понимал Понтия Пилата, представлял его уровень и возможности. Личность прокуратора в его сознании была достойна доверия, и он принял решение выделить первые полмиллиона сестерциев на организацию идеи великого раскола.
ЧАСТЬ II
Германия. Первый бойАман Эфер. Первая любовь
Лето приближалось к концу. Пошли разговоры о переходе в Старый лагерь на Ренусе, где размещались зимние квартиры Пятого легиона. Дорога была хорошо известна старым легионерам: её строили во времена императора Августа. Проходила она через долину Дора Балтеи к столице Галлии городу Леону и далее к берегам Ренуса. Живописные места и девственная природа оставляли незабываемые воспоминания. Дорога была удобна для передвижения. Но неспокойно на границах с Германией. Часто переправляются через Ренус отряды сугамбров, херусков, узипиев и совершают набеги на селения, а то и на сторожевые римские посты.
Военная кампания этого года была первой для Понтия. В Старом лагере (он находился напротив устья реки Липпе) размещались 1,5,20,21 легионы, и командовал ими известный полководец, легат Авл Цецина Север. Под его наблюдением были созданы укрепленные лагери, но вместо палаток построены стационарные казармы, рассчитанные на более суровый климат.
Лагерь был обустроен со знанием дела. Римская система воспитания легионеров, особенно новобранцев, известна своей последовательностью. Каждый день, невзирая на погоду, утром и во второй половине дня новобранцы упражнялись в применении всех видов оружия. Необходимо было овладеть многими навыками боя: поражать врага, защищать себя, держать ряды, следить за знаком своей центурии, слышать звук горна и трубы, особенно сложно было выполнять команды при схватке на мечах. Не менее важно было уметь пользоваться копьём, дротиком, укрываться щитом, умело маневрировать на небольшом пространстве, не забывая о соседях по обе стороны от себя. Воспитывая силу и выносливость, новобранцев заставляют рубить лес, прыгать через рвы, носить тяжести, плавать в реках, ходить полным шагом с соответствующей выкладкой. Легионер обречён вести такой образ жизни 16 лет основной службы.
Понтий прошёл все стадии обучения ещё под руководством Карела Марцеллы и сейчас занимался с ветеранами. Их программа тренировок была более сложной и тяжёлой. Легенда о его приходе на вербовочный пункт последовала за ним в легион. Некоторые задиристые легионеры, служившие по многу лет и считавшие себя знатоками владения оружием, пытались подавить новичка своим превосходством, но после коротких схваток понимали, что с талантом не поспоришь, и вскоре оставили Понтия в покое.
В том году особенно увлекались метанием пилума. Упражнение требовало силы, ловкости и меткости. Понтий в метании пилума показал результаты, удивившие бывалых воинов. Мало того, что он метал пилум в полтора раза дальше любого из них, он показал удивительные результаты по точности метания. Из любого положения Понтий всегда поражал цель точно.
Авилий Флакк считал результат Понтия настолько замечательным, что стал называть его Понтием Пилатом (мастером пилума). Прозвище так подошло к Понтию, что через некоторое время его стали называть в легионе именно так.
Как только подсохли дороги и тропы, все восемь легионов из Старого и Верхнего лагерей (последний располагался в верховьях Ренуса) переправились через Ренус и крупными отрядами, вплоть до легиона, двинулись в среднее течение реки Везер. Пятьдесят тысяч обученных, готовых к бою солдат наводнили страну херусков. Много прибыло к херускам добровольных отрядов из соседних племён для борьбы с римскими легионами. Но сплочённые ряды легионеров, ощетинившиеся копьями, подвижный, прикрытый с тыла глубоко эшелонированный строй, атакующая стена, выстроенная из тяжёлых щитов, безусловно превосходили свободную толпу храбрецов.
Понтий Пилат уже участвовал в нескольких сражениях с отдельными германскими отрядами, проявил прекрасную выучку, рассчитанную на свободный, не стиснутый рамками строя бой, и добился признания своего воинского мастерства в среде старейших ветеранов. Авилий Флакк фактически был помощником центуриона, и если тот находился на одном из флангов своей центурии, то другой фланг держал старший принципал. Легионеры палатки Авилия Флакка вынуждены были искать лидера, который бы вёл бой и являлся опорой строя их маленькой группы. Когда в стычках возникало несколько очагов борьбы, один из них всегда возглавлял Понтий Пилат, и все считали такое положение дел естественным.
По дорогам войны гнали рабов: мужчин, женщин, детей. Воспользовавшись растерянностью германцев, вожди которых недальновидно направили свои отряды в Галлию, оставив беззащитными родные селения, римские войска занялись грабежом захваченной территории. Не успев угнать скот в труднодоступные лесные и болотистые места, страшась бросить нажитое добро, германцы задерживались в селениях в надежде решить свои житейские дела.
Наукой захвата рабов римляне владели давно. Охватив селение заслонами пехоты и кавалерии, римляне стягивали кольцо окружения. Все, кто находился в селении, становились добычей армейских подразделений; неспособные двигаться уничтожались. Колонны рабов, связанные верёвками, а мужчины и юноши ещё и с колодками на шее, в сопровождении легионеров старших возрастов и отрядов вспомогательных войск двигались к Рену су. В любую минуту могли появиться германские отряды. Было тревожно, охрана торопила колонны.