— Вопрос этот также решается просто, — глаза странника смеялись. — Ученики Иисуса забудут и об этих тезисах Учителя.
— Так чем же они будут заниматься в Иерусалиме? Зачем тогда необходимо их пребывание в городе?
Странник выразил недоумение.
— Зачем? Я и сам не могу понять, зачем ученики галилеянина потребовались в Иерусалиме. Но чем они будут заниматься, представляю: жить, молиться в храме во славу Господа, вспоминать своего Учителя, его добродетели, ум, любовь к людям. За ним числятся кое-какие деяния; их тоже необходимо обсудить.
— На таком фоне решения синедриона выглядят далеко не мудро. Сознанию людей будет трудно примириться с подобными противоречиями.
Странник глубоко вздохнул.
— С этим вам придётся примириться. Сознание же людей способно удовлетвориться такими объяснениями, что только диву даёшься. Для выявления противоречий нужен активный и мыслящий ум, но откуда он у рыбаков, плотников, земледельцев? Не усложняй дела, мой господин! Если верить твоим словам, то твой сын, равви, непричём. Как будто он и не связан с проводкой каравана с оружием. Факт насилия оставим в стороне.
— Каким бы негодяем ни был мой сын, он мой сын, и я не собираюсь позволить римлянам довести дело до галер или рудников.
— Какие рудники, равви! Смерть на кресте — вот его судьба; о твоей судьбе и говорить не хочется. Думаешь, в Антиохии ничего не известно?
— Тем более, есть из-за чего беспокоиться, — оглядываясь кругом, возразил Каиафа. — Прокуратор вон как организовал дело: и обжаловать его поступки перед императором нельзя, и возмутиться нельзя. Плотно взяли римляне, не вырваться. Будь по-другому — не видать последователям галилейского еретика Иерусалима.
— Закончим наш разговор. Я думаю, равви, и убеждать тебя не стоит: никаких слухов, тем более интриг; тишина должна стоять мёртвая. В противном случае возможны непредсказуемые последствия, вплоть до… и скорее всего. Сообщаю малоизвестные новости. При захвате лже-Манассия убито вместе со старшиной восемь человек. Караван сопровождало десять: выводы напрашиваются.
Странник и Каиафа посмотрели друг на друга понимающим взглядом.
— Думаю, разворачивается большая игра, в которой все средства будут хороши. Основные битвы впереди, мой господин!
Понтий Пилат принял известие о переводе миллиона сестерциев и о получении согласия синедриона на создание в Иерусалиме общины почитателей Иисуса с чувством брезгливости и раздражения. Какой грязью он должен заниматься! И это называется победой. Вот раньше! Ему вспомнилось, что ровно 30 лет назад в битве с маркоманами он стал центурионом. Какой душевный подъём испытывал он в тот день!
Царь Марабода. Меч Понтия Пилата
Пятый Германский легион был выстроен для битвы в глубокой долине между грядами высоких холмов. События не благоприятствовали легиону. Связь с командующим римскими легионами Гаем Сентием Сатур-нином была утеряна не без вмешательства маркома-нов. Командующий знал только общее направление движения легиона и в ближайшие часы вряд ли мог придти на помощь. А помощь была бы очень кстати. Численность маркоманов, возглавляемых опытным полководцем Марабодой, значительно превышала состав легиона. В организации войск противника чувствовалась определённая система, заимствованная у римлян. Перед легионом стояла не толпа, а обученное и вооружённое войско, не с такой тщательностью вооружённое, как римская пехота, но вооружённое не чем попало.
Понтий Пилат стоял в первом ряду, и ничто уже не отделяло его от неприятеля. Перед ним на некотором отдалении стоял плотный строй вражеской пехоты. Только сейчас он почувствовал ответственность: он должен устоять перед ударной силой маркоманов. Сейчас он чувствовал себя не так уверенно, как когда видел бой легиона со второй линии.
Десятая когорта стояла в центре легиона, в руках Понтий сжимал сариссу; сегодня он не так был уверен в её всесокрушимости. На правом фланге легиона, как всегда, стояла могучая когорта тысячников, придавая всему строю легиона устойчивость монолита.
Удар вражеской пехоты был тяжёл. Строй центурий первой линии до предела напряг свои силы. Чтобы не дать смять строй в первую же минуту, Понтий несколько раз стремительно выбросил сариссу на полную длину рукояти, целясь в незащищённые места вражеских воинов, и после каждого броска сариссы с поля боя уносили сражённого маркомана. Легион был связан боем с таким сильным противником, что о его продвижении не могло быть и речи. Постепенно силы сторон уравнялись, и бой развивался.
Вскоре Марабода установил наличие в строю римской пехоты сариссы и принял меры. Понтий почувствовал тяжёлый удар копья в середину щита и выбросил сариссу на полную длину, но щит маркомана достать не смог. Перед ним встали два воина с большими прямоугольными щитами и попеременно стали бить своими копьями щит Понтия. Воины были недюжинной силы, и щит Понтия не мог долго выдержать. Пластины, заклёпки и дубовые щепы стали отлетать от основы щита.
Понтий нейтрализован, блокирован, сила его оружия упразднена. Он приказал встать на своё место одному из своих легионеров и вооружил ещё двоих тяжёлыми копьями. Теперь он мог оглянуться и составить представление о сражении. Бой кипел на протяжении всего фронта легиона. Понтий убедился, что легион лишён возможности манёвра. С фронта он был облеплен пехотой, а фланги непрерывно атаковывались конницей.
Внимание Понтия было приковано к когорте тысячников. Именно там шёл самый тяжёлый бой. Было видно, как с той и другой стороны относили раненых и убитых. Понтию бросился в глаза плотный и глубокий строй пехоты маркоманов в этом районе и сокращённая глубина построения первой когорты. Что же там происходит? И вдруг ему стало ясно: да маркоманы просто перетирают первую когорту. Что такое легион без первой когорты? Неужели легат не понимает происходящего? Почему не принимает мер? К Понтию Пилату протиснулся центурион. По внешнему виду было видно, что его недавно сменили. Помятый вид имел Авилий Флакк.
— Что случилось, Понтий? Устал?
— Не только. Посмотри, прошёл час с небольшим, а первая когорта потеряла уже треть состава. Ещё час сражения и в Пятом Германском первой когорты уже не будет. А что такое легион без первой когорты, где его ударная сила? Думаю, план Марабоды и состоит в уничтожении первой когорты. По-моему, наша сторона этого ещё не понимает.
Не прошло и десяти минут, как мысль Понтия Пилата была доложена легату. Легат сам уже чувствовал существование цели, которую противник проводит в жизнь, но в чём эта цель заключается, постигнуть не мог. Как же он не догадался сразу! Префект попросил центуриона заменить Понтия Пилата и отвести назад от линии боя для беседы: нужно задать пару вопросов.
— Твоя мысль, принципал, понятна легату. Он составил план действий. Для успешного проведения его плана в жизнь нужно охватить фланги пехоты маркоманов, что бьётся с первой когортой. Все известные мне способы прорыва центра неосуществимы из-за превосходства сил противника. Но вдруг тебе известен способ спасения первой когорты — смог же ты рассмотреть опасность.
— Если только я сам поведу прорыв, — сказал Понтий, — может что-то и получиться. Прорыв надо сделать быстро, чтобы Марабода не успел бросить сюда резерв. Делаем так: сзади меня должны стоять два человека, один вкладывает в руку копьё, которое я бросаю в воина, стоящего напротив, а второй — сариссу, когда рука освободится. Запас копий должен быть не менее десятка. Идти вперёд я буду бросками, но за это время справа и слева от меня кто-то должен создавать строй и его уплотнять.
Строй маркоманов около десяти рядов, и я пробью его. Сразу же без пауз надо выбежать вперёд шагов на 50, и весь клин следует за мной. Сам я поверну направо и поведу центурию навстречу нашей пехоте, которая уже должна начать стягивать горловину окружения. Прорыв не должен занять более 15 минут. Самое главное — плотность нашего строя, и ты, игемон, должен его организовывать, непрерывно создавая клин прорыва.
— Э нет, Понтий. Я встану слева от тебя, никому тебя не доверю. Организовывать будет примипиларий, префект — его легат для этого и послал сюда.
Авилий Флакк быстро разыскал примипилария и префекта и изложил им план Понтия Пилата.
— План Понтия Пилата опирается на его личное воинское мастерство. Его бросок копья способен опрокинуть щитоносного противника; тебе, игемон, известна сила его броска — она равна удару карабалисты. Далее принципал действует сариссой и пробивает строй воинов с мечами до новой встречи с копьеносцем, способным преградить путь сариссе. Снова бросок копья и работа сариссой. И так столько раз, сколько нужно. С построением клина прорыва одна моя центурия не справится, необходимо задействовать десятую когорту. Я же заменю в своей центурии первый ряд свежими легионерами, назначу принципалу оруженосцев, и сам встану по левую сторону Понтия Пилата. Его надо сберечь на всю глубину прорыва — никто в легионе такой глубины строя прорвать не сможет.
Через несколько минут всё было готово к прорыву. Сзади Понтия встали оруженосцы, легионеры центурии приготовились к смене первого ряда, слева от себя принципал увидел Авилия Флакка.
Центурион даёт сигнал. Понтий Пилат производит смену впереди стоящего легионера и сразу же бросает копьё в щит маркомана. Зная результат, Понтий не дожидается падения тела, а протягивает руку назад и, почувствовав в ней сариссу, бросается вперёд, поражая маркоманов в ближнем секторе. Рядом неотступно следует Авилий Флакк, и только теперь Понтий понимает роль центуриона: он оберегает его левый бок, расширяет пространство действия. Четыре раза вынужден был Понтий бросать копьё, прежде чем удалось прорвать строй маркоманов.
Римские войска стремились окружить отряд маркоманов, действовавший против первой когорты, а Марабода прилагал все усилия к тому, чтобы не дать римлянам замкнуть кольцо окружения.
К чести Марабоды, войска маркоманов отступили в достойном виде, хотя и были сильно потрёпаны. За время перегруппировки маркоманов легат не терял времени, и когда маркоманы готовы были продолжать сражение, то обнаружили линию свежих, только что введённых в бой когорт. Легион казался восставшим из праха. Снова начинать сражение? Когда же Мара-боде доложили о потерях, он прекратил подготовку к новому сражению.