ую гонку.
Клавдия теряла последние силы. Последняя схватка произошла вчера. Погиб почти весь отряд. Утром того дня Марк Прокула объявил рабам о предоставлении им свободы. Он заверил, что документы будут оформлены сразу же по возвращении в Рим; с сегодняшнего дня они могут считать себя свободными людьми. Теперь рабам было что защищать. Ещё вчера они готовы были сдаться германцам: не всё ли равно, где влачить рабство, но сегодня руки их сами потянулись к оружию.
Клавдией владел страх попасть живой в руки германцев. Притуплённое усталостью желание жизни не оставляло её, и неосознанно она отодвигала мысль о последней минуте, надеясь неизвестно на что. Боги! Разве можно уйти из жизни в самом начале пути!
Германцы настигли их на берегу небольшой лесной речушки с песчаной отмелью на противоположном берегу. Германцы были не в лучшем состоянии. Они растянулись на несколько стадий, и к месту схватки подскакало не более десяти человек. Появилась надежда отбиться.
Элий Галл взял под уздцы лошадь Клавдии и вброд перевёл её на другой берег. За ним последовала Нихушта, Марк Прокула. Другие остались на высоком берегу, приняв решение отбить врага. Сзади раздался шум начавшегося сражения, но Элий Галл уже гнал коней вперёд.
Утром преследование продолжалось. Отдохнувшие кони начали совсем неплохо, но к полудню были в пене.
— По всем признакам придётся принять бой, — думал Элий Галл. — А какая красота пропадает! — И глядел на Клавдию:
— Эта девочка себя заколет.
Вот и небольшой ручеек.
— На той стороне остановимся, будем отбиваться. Хорошо ещё, что тот берег высок и дорога узка.
Проскакав небольшую поляну перед ручьём, Элий Галл боковым зрением уловил какое-то движение. Сердце его захолонуло страхом. По краю поляны стояли воины, замаскированные ветками. Так он и влетел в расставленную ловушку. Повернув голову, Элий Галл увидел шлем и плюмаж декуриона. Сердце подскочило от радости.
На том берегу их ждали свежие кони и охрана человек в двадцать. К ним подъехал декурион.
— Элий Галл! Приветствую тебя. Советую продолжать путь; вы находитесь на территории врага. Охрана уже ждёт вас.
Затем Аман Эфер вспомнил, что Марк Прокула и есть тот самый представитель комиссии сената, которого он должен сопроводить в Нижний лагерь по указанию легата.
— Достойный Марк Прокула! Я должен знать путь, который ты определил для себя.
— В Рим, декурион, в Рим! Какие сейчас комиссии после ужасов преследования! Дочери необходимо вернуться домой, одну я её не могу отпустить.
Слушая Марка Прокулу, декурион спокойно, но с интересом рассматривал Клавдию. Да! Недаром Флав потерял голову.
Крупная телом девушка ловко сидела на свежем коне, силы которого, казалось, уже успели перелиться в тело наездницы. Сильное, разгорячённое тело просматривалось сквозь тонкую тунику; Аман Эфер увидел чёрные глаза, полные энергии, тонкое, римского овала лицо. Всё было прекрасно в этой девушке.
«Барра Понтию Пилату», — подытожил про себя декурион.
Пока велись разговоры, на поляну вылетела группа преследователей. От опушки леса отделилась могучая фигура воина, начавшего метать дротики с удивительной быстротой. Во всей его повадке двигаться было для Клавдии что-то знакомое. Через минуту по поляне носился только десяток коней без всадников.
— Такое я вижу впервые, — заговорил Элий Галл, — но по слухам, до меня доходившим, передо мной должен быть Понтий Пилат.
Клавдия бессознательно повернула коня и хотела поехать навстречу Понтию Пилату, но из леса вылетела новая группа преследователей.
— Следуй дальше, Элий Галл, — проговорил декури-он, — у нас ещё много дел. Надо сходить на место последней схватки, может, кто-нибудь остался жив или лежит раненый.
Чья-то твёрдая рука взяла повод коня, и вот Клавдия уже скачет вперёд. Обернувшись, она видит поднятую в прощальном приветствии руку Понтия Пилата.
ЧАСТЬ VI
Германия. Бой Цецины Севера
Историки последующих поколений запишут: в этом году римские легионы активных действий за Рену сом не предпринимали. Историки будут правы, думал Понтий Пилат, а потомки, читающие сочинения, не смогут оценить наш труд, наше напряжение сил. Сегодня пересекли две болотистые равнины, хорошо ещё к вечеру вышли на возвышенное место, а то могли бы заночевать в болоте, как случилось неделю назад. Мало того, в середине дня были атакованы две центурии прямо в болоте. Конечно, я вовремя пришёл на помощь, но трое ранены. Неделю идём сырыми местами, ноги всегда мокрые, обсушиться негде: костры не горят; комары ночью сильно досаждают и не дают спать. Невыспавшийся солдат никуда не годится, он и неприятеля подпустит, и стрелу просмотрит. Сегодня нам повезло, мы вышли на сухое место. После утомительного перехода надо рыть ров, ставить палатки. Поел и сразу спать, не успел заснуть — подъём. И так каждый день.
Люди держатся хорошо месяц, полтора, затем начинают уставать. Походы длятся по четыре месяца и больше, последние недели самые тяжёлые. Кажется, не кончится никогда изнуряющая душу и тело жизнь. А историк напишет: активных действий легионы не проводили.
Так рассуждал Понтий Пилат, сидя на коне и обозревая строй своей когорты. Он был доволен и собой, и конём. Наличие коня причисляло его к старшему командному составу легиона, предоставляя таким образом возможность перехода в сословие всадников после десяти проделанных на коне кампаний. Шестую кампанию проводил Понтий на коне, но военные действия шли вяло, и показать себя случая не представлялось.
Получение статуса всадника Понтий связывал с Клавдией, дочерью всадника Прокулы, о которой не переставал думать все время, прошедшее с момента последней встречи.
Время шло, а девушка оставалась для него такой же недосягаемой, как и в первый день встречи. Надежды прекрасны, но через год, два они рассеются сами собой: кто будет ждать его так долго и безнадежно? Понтию становилось неуютно, он видел себя незащищенным и уязвимым, как в тот день, когда увидел Герду. Тогда рядом был Авилий Флакк, а кто может быть сейчас?
Ожидались важные события. Прошёл слух о приезде Германика Юлия Цезаря в качестве нового командующего. Понтий встречал будущего командующего в Паннонии, но оценить его способности не мог потому, что тот командовал соседней армией. Люди, побывавшие с ним в боях, отмечали его ум, храбрость, уравновешенность.
Доходили сведения о желании Германика начать вторжение за Ренусом, но каждый раз император Август откладывал начало боевых действий. Многое изменилось в день кончины императора Августа. Временное безвластие подорвало дисциплину, появились сборища, началось непонятное для Понтия брожение умов. Он увидел в новом свете устремления и желания, которые раньше считал малозначимыми. Приходилось принимать к сведению, что для многих эти желания были очень важными. Понтий обратился с рядом вопросов к Аману Эферу, тот спокойно ответил:
— Ты проходишь путь познания.
Аману можно было и пофилософствовать. Его сирийцы, наблюдая нейтральную позицию своего командира в возникшей смуте, последовали его примеру. Люди же Понтия были подхвачены волной всеобщего волнения и негодования. Весной в легион прибыло новое пополнение из городской прослойки Рима. Не привыкшие к труду, прожившие жизнь за счет хлебных раздач и подачек политических деятелей, новички столкнулись с напряженной жизнью войска. Воспользовавшись периодом безвластья, новички старались возбудить легионеров, принудить войсковых начальников облегчить порядки и увеличить жалование.
Проходя мимо большого сборища, возникшего на плацу, Понтий слышал выступление одного из новичков:
— Посмотрите на своих ветеранов. Они служат при знамени по тридцать лет вместо двадцати. Всем известно, что многие увечны, покрыты ранами, и им тяжело выполнять полную нагрузку. Однако они не смеют протестовать из страха, что их лишат земельного надела пахотной земли. Под пахотной землей понимаются сырые или невозделанные места в труднодоступных местностях. Надо требовать земельную выдачу чистыми деньгами, что позволит ветерану купить участок земли, который ему понравится, в любом месте страны. Надо разрешить воину жениться и воспитывать детей после 16 лет службы. Многие из них так и остаются бессемейными, и о них некому позаботится в старости.
В другом месте разговор шёл на еще более острые темы:
— Мы нисколько не отличаемся от рабов. Наши центурионы жестоки и алчны. Всеми правдами и неправдами они стараются урвать себе кусок из нищенских 10 ассов, которые нам платят за день тяжёлых трудов и риска на войне. От жестокости центурионов приходится откупаться военной добычей и жалованием. Пора рассчитаться с ними. Пришла пора, и вы все с оружием. Центурионы должны помнить о расплате ценой своих жизней.
На следующий день Понтий услышал суждения о преторианской гвардии:
— Легионеры гвардии получают два денария в день и возвращаются к своим домам после 16 лет службы. Но разве они берут на себя большие опасности? Мы живём среди диких народов и видим неприятеля из своих палаток. Не будем плохо говорить о караульной службе в Риме, но было бы справедливо платить нам хотя бы один денарий в день и считать 16-летний срок службы окончательным без права удержания при знамени.
Такие разговоры Понтий слышал ещё совсем недавно в палатках легионеров, они велись тихим голосом и в тесном кругу.
— Надо признаться, — думал Понтий, — я не воспринимал разговоры по молодости лет. Слышал? Да! Но сразу же забывал: они меня не касались. Я был занят собой. У меня была впереди целая жизнь, и я не допускал забот своих товарищей ни в свою голову, ни в свою душу.
Понтий Пилат должен был признать справедливость многих выступлений, но начавшуюся так удачно карьеру берёг и по совету Амана Эфера своего отношения не высказывал.
— Всяким решениям надо созреть, а некоторые и созреть не могут, поскольку они противоречат интересам государства.