Цецина Север справедливо считал, что боеспособность германского ополчения подорвана до основания. Впоследствии выяснились обстоятельства, касающиеся Арминия, который не участвовал в этом сражении, считая затею энтузиастов большой ошибкой.
Поле боя осталось за римлянами, а вместе с телами поля были завалены трофеями. На многих обнаруживали дорогое снаряжение и оружие римского образца, попавшее к германцам после разгрома легионов легата Вара. Во многих кошельках и поясах обнаруживалось золото и серебро. Трофеи и ценности собирались специальным отрядом и передавались в казну легионов или в соответствующие подразделения вспомогательных служб. Кавалерия к тому же оказалась на высоте и отбила у неприятеля обоз с продовольствием, появившийся слишком близко от лагеря.
Легионы двигались в боевом построении, но германцы осознали бесполезность дальнейших усилий и ни разу не появились в поле зрения до самого Ренуса.
А в Старом лагере атмосфера наполнилась тревогой: по времени легионы давно должны были возвратиться, а их ещё не было и на подходе. Поползли нехорошие слухи о новом поражении войск, их полном истреблении. Комендант лагеря перепугался до такой степени, что приказал сжечь мост через Рену с и уже отправил подобранную для этой цели команду. Бродившие слухи озадачили и жену Германика Агриппину Старшую. Когда же до неё дошла весть о намерении уничтожить мост, в Агриппине взыграла кровь великого Марка Агриппы, дочерью которого она была. С её стороны был выражен такой резкий протест, что действия по уничтожению моста были приостановлены.
К Рену су подошли легионы Цецины Севера, и все вздохнули с облегчением. Да! Германцы были сильными противниками.
За золотом в Пиренеи
Закончились десять лет службы Понтия Пилата в легионах. Пятый Германский непрерывно участвовал в боевых действиях в Германии, Паннонии. Армия находилась постоянно в боевой готовности, отпуска давали с большой неохотой. Однако десятилетний срок службы предоставлял определённые льготы, и после тяжёлого похода в составе армии Цецины Севера Понтий Пилат получил трёхмесячный долгожданный отпуск. Десять лет Понтий не был дома, и ожидаемое посещение родного гнезда вдруг взволновало его, чему он и сам был немало удивлён. Казалось, за напряжёнными воинскими делами и сражениями ушли в даль памяти и забыты родные места, и вдруг всё вернулось в чувствах, в воспоминаниях.
За несколько дней до отъезда Понтий был вызван в палатку легата Цецины Севера. Легат доброжелательно встретил Понтия Пилата.
— Хотел бы сообщить тебе, примипиларий, перед отъездом радостные известия. Ты заслужил слово одобрения нашего императора. По прибытии войск в лагерь мною были направлены наместнику документы по производству тебя в войсковые трибуны. Видимо, представление было написано красочным языком, и ответ получен уже от высшей инстанции. Император утверждает тебя трибуном! Долгие годы императору! — закончил свою речь легат, подняв правую руку.
Трезво рассуждая, Понтий понимал, что своим происхождением он ограничен должностью примипилария. И вдруг! От растерянности он выхватил меч и уже набрал воздух в лёгкие для громового армейского ба-рр-а, но старый легат шутливо остановил молодого трибуна.
— Император этим не ограничился, — продолжал Цецина Север, — на рапорте есть пометка, сделанная его рукой. Он дарует тебе право перехода в сословие всадников. Мало того, он снизил для тебя величину имущественного ценза вполовину. Император понимает: человек, занятый в непрерывных боях, вряд ли может обеспечить себе полный ценз. Также император обязывает наместника выдать тебе 100 золотых, которые ты можешь получить у казначея сию минуту. Такая резолюция на рапорте говорит о хорошей памяти императора. Запомнил он тебя, Понтий Пилат. Интересно, где ваши пути пересеклись впервые?
Дома Понтий застал большие перемены. Отец умер рано. Хозяином стал старший брат. Мельница ещё при отце стараниями Понтия была выкуплена, и хозяйство брата опиралось на крепкую основу. Вышла замуж и сестра, у неё уже росли дети. Мать радовалась за своих детей и, несмотря на преждевременную смерть мужа, чувствовала определённое удовлетворение: боги благоволили к её детям.
До конца не представляя условий жизни и повседневных тягот легионера, она была уверена: её любимцу, безусловно, повезло в жизни. Тот факт, что каждые шесть юношей из десяти, завербованные в тот же год, что и Понтий, погибли в сражениях и от болезней, не приходил ей в голову. Она считала, что с её сыном Понтием ничего страшного случиться не может. Такое понимание жизни обеспечивало ей устойчивость души. Она просто ждала дня возвращения сына, ждала долго, и вот настал день.
Навстречу ей шёл молодой могучий воин в парадном панцире примипилария, золотые цепи — знак героической доблести — украшали его грудь, дорогой гематий был сдвинут на одно плечо. Лицо было сурово, тяготы жизни наложили на него свой отпечаток, но она узнавала его в движениях и одновременно поражалась изменениям, произошедшим в её мальчике. Ей даже казалось, что она никогда не знала этого человека.
Понтия встретили с уважением и радостью, как всегда встречают богатых родственников, и не столько в надежде что-нибудь получить, сколько в уверенности, что те ничего не попросят. Все привыкли, что со дня поступления в легион Понтий только давал и никогда не просил.
Его прибытию радовались, им гордились, им восхищались. Ждал его и старый принципал. Годы заметно поработали над ним. Стал он суше, поседел, на лице появились глубокие морщины, но был крепок, подвижен. Вера его в Понтия была велика, но результаты ошеломляли: в 25 лет Понтий стал примипиларием, и перемещение Понтия на должность провели по личному указанию Тиберия. Такого Карел Марцелла раньше даже представить не мог.
В боях, в которых сам он участвовал, можно было хорошо отточить технику владения личным оружием, но до манёвра там было далеко. Видимо, боги позаботились о его питомце заблаговременно, а ему, принципалу легиона «Виктрикс», выпала в жизни Понтия Пилата только небольшая роль. Сейчас он владелец имения, но сколько денег и душевных сил вложил Понтий в осуществление своего замысла! Поэтому им принято решение сделать это имение родовым имением Понтия.
Понтий на ночь ушел в дом Карела Марцеллы. У себя в доме старый принципал не переставал восхищаться Понтием. В нём было что-то мальчишеское, когда он брал в руки шлем с плюмажем, тяжёлые золотые цепи, тяжёлый меч.
— Как ты напоминаешь меня в молодые годы! — радовался принципал.
Понтию были приятны эти восторги. Они сидели за столом и в тишине смотрели друг на друга.
— А теперь рассказывай, не торопясь, — сказал Карел Марцелла. — Я буду тебя слушать.
— Неделю назад император Тиберий произвёл меня в войсковые трибуны.
Карел Марцелла закрыл лицо руками.
— Ты скоро доконаешь меня, мой мальчик, такими новостями. Моё старое сердце не выдержит. Видят боги: я молил их о даровании тебе трибуна, но чтобы сегодня, так быстро…Вдвойне радостно. Продолжай.
— Ты представить себе не можешь, что учудил император. Держись, мой учитель, мой товарищ, мой друг. В резолюции рукой императора мне даровано право перехода в сословие всадников. Мало того, император сократил для меня вполовину величину имущественного ценза.
— Доканчивай всё о радостных событиях, теперь я способен их выдержать.
— Император приказал выдать мне единовременно 100 аурий.
— М-м-м, — мычал старый принципал, — давай дальше.
— Легат Цецина Север предложил мне любую должность, соответствующую званию войскового трибуна в любом из своих легионов. Его отношение ко мне определялось результатом последнего сражения. Сражение легат провёл по плану, предложенному мною, и выиграл его с блеском.
Старый принципал оправился от потрясений:
— Дело кончится Пятым Германским и должностью трибуна первой когорты тысячников. Уверен, легат держит эту должность открытой для тебя. Что же касается всего остального, я ещё не полный дурак: у тебя нет достаточно денег для имущественного ценза. Да и откуда они у тебя могут быть? Где ты воевал? В нищей Германии, в обобранной Паннонии. В этих странах нельзя рассчитывать на воинскую добычу. Если она и была, то твоя в ней доля незначительна. В основном это были рабы, которых ты присылал и которые работают сейчас в имении. Так сколько же тебе ещё не хватает?
— 150 тысяч сестерциев.
— Почти 38 фунтов золота. При дележе добычи в Иберии я получил 20 фунтов золота — больше в жизни не видел и в руках не держал. Главный для тебя вопрос: существует ли возможность получить необходимые деньги с учётом стоимости этого имения, субсидий друзей и родственников?
— Сто раз просчитал — больше половины ценза не набирается. Так что уплывает от меня сословие всадников, дорогой мой учитель. Росчерк пера императора дал мне надежды; я имею в виду женитьбу на дочери богатого римского всадника Марка Прокулы. Дочь — красавица, и сердце моё, если быть откровенным, находится в Риме.
— Как она к тебе относится? — заинтересовался Карел Марцелла. — Это очень важно, было бы за что бороться.
— Говорит, буду ждать. Сейчас ей 18. Куда же ждать?
— Пока нечего сказать, — думая о чём-то своём, произнёс старый принципал. — Много неожиданностей для меня, я в растерянности. Завтра будем думать, а сейчас пора ложиться спать, голова идёт кругом.
Засыпая, Понтий долго ещё слышал скрип половиц на другой половине дома. О чём-то думал старый принципал, что-то высчитывал.
Проснулись по-армейски рано. Карелу Марцелле не терпелось показать Понтию его будущие владения. Понтия же хозяйство не интересовало, но из уважения к учителю он обошёл все службы и угодья. Оставалось только удивляться. Здесь кипела жизнь, хозяйство содержалось в образцовом порядке: ухоженные виноградники, скотный двор с выпасом, новая маслобойня, сыроварня, давильня, подвалы с вином. Всюду трудились рабы. Многие из них были германцами; они представляли часть воинской добычи Понтия и были переправлены в империю вспомогательными отрядами. Он о них и думат