Жёсткое и разумное управление провинцией принесло свои плоды.
Восемь лет Понтий Пилат состоял в должности наместника, и комиссия сената по управлению колониями явно к нему благоволила.
Но как внезапно кончилось благоволение! Из Батавии последовал донос, в котором описанный поступок наместника был настолько необычен и непонятен, что члены комиссии единодушно пришли к выводу о крупной взятке.
Конные отряды херусков, перейдя Ренус, стремительно вторглись в Батавию и, захватив громадные стада скота и табуны коней, стремились исчезнуть в лесных дебрях по ту сторону реки. Понтий Пилат не ожидал подобной активности от вождей германцев.
Наместнику были известны места переправ на Ренусе, туда-то он и стремился перебросить единственную свою мобильную когорту, чтобы отрезать путь отступления херускам в родные края. Как ни щёлкали бичами погонщики херусков в надежде ускорить движение стад, удавалось это плохо. Угрожая перекрыть переправу, шесть центурий наместника двигались к Ренусу, но таким темпом, чтобы дать возможность херускам, бросив стада, первыми достичь переправы.
Понтий Пилат сумел наполнить слухами долину Ренуса о Пятом Германском легионе, уже вышедшем наперехват отрядам херусков.
Когорта ветеранов, завершающих свой срок службы в Батавии, не представляла серьёзной опасности для конных отрядов херусков, но малейшая задержка у переправы могла дорого им обойтись: с Пятым Германским шутки были плохи. Вожди херусков приняли решение.
Когда наместник с тяжёлой пехотой подошёл к переправе, последний всадник выбирался из реки на противоположном берегу. Было слышно мычание брошенных стад, продолжавших двигаться к Ренусу.
— Как же мы упустили германцев? — говорил один из центурионов, поглядывая на наместника. — У нас были все возможности перекрыть переправу.
— Перехватить, конечно могли, — не глядя на центуриона, ответил Понтий Пилат, — только через пару дней твоей женщине пришлось бы тебя хоронить, да и не только тебя. Разве мы могли бы устоять против конной лавы отчаянных наездников, спасавших свою жизнь? Цель наша состоит в другом: отбить стада и вернуть их владельцам. От нас по службе ничего другого и не требуется, а ретивость здесь неуместна.
Подъехали старейшины; они ждали решения наместника. На памяти старейшин некоторые наместники считали отбитые стада как бы государственной собственностью, другие требовали определённый выкуп. Как же поступит наместник сегодня?
О решениях своих предшественников знал и Понтий Пилат, но ни одно из них ему не нравилось.
— Старейшины! Способны ли вы определить принадлежность отбитых стад родам и общинам без нашего вмешательства?
Старейшины утвердительно кивали головами.
Другое дело центурионы! Разделение стад всегда сопровождалось наполнением серебром их бездонных кошелей. Они молчали, но ненавидели наместника за одно это распоряжение. Старейшины поняли распоряжение по-другому.
— Лучше скажи, игемон, какой выкуп мы должны заплатить за свои стада.
— Я не назначаю выкупа. Мы здесь для того и находимся, чтобы охранять ваши селения от возможного нападения. Если вы захотите отблагодарить центурионов, препятствовать не стану.
Центурионы получили весомые наградные от старейшин, и казалось, дело, всколыхнувшее всех своей необычностью, должно было затихнуть в рутине будней. Но не каждый мог столь легко примириться с неординарными событиями. Некоторые задумались: от такого решения должен в первую очередь выиграть сам наместник. Конечно, существовала договорённость! Осталось только выяснить, сколько получил наместник; скорее всего половину миллиона.
Донос уже лежал в комиссии сената. Там бы и не обратили на него внимание, если бы несуразность принятого наместником решения не бросалась в глаза.
Чиновникам комиссии сената отказ от выкупа был настолько непонятен, что они решили довести документ до сведения самого императора, не решаясь самостоятельно принимать решение.
Понтию Пилату повезло: император по утрам продолжал просматривать груды бумаг. Тогда-то ему и попалась бумага о знакомом трибуне. Тиберий пробежал глазами документ.
— У этого трибуна всегда мысли были необычные, и его мало кто понимал. Не следует торопиться! — подумал Тиберий и отложил документ.
Через некоторое время состоялась встреча, которая заставила всплыть в памяти императора дело наместника из Батавии. Разговор шёл с наместником Египта.
— Скажи, Авилий Флакк, а ведь это твой бывший подчинённый Понтий Пилат состоит наместником Батавии?… Даже друг! На него пришёл донос о крупной взятке чуть ли не в половину миллиона сестерциев.
Император кратко пересказал содержание документа.
Несколько секунд Авилий Флакк настраивался на ответ императору. За время работы в комиссии по управлению провинциями под руководством самого императора Авилий Флакк понял, что Тиберий ценил ясные ответы.
— Игемон, я поступил бы точно так же, как Понтий Пилат. Лучшею случая завоевать доверие старейшин родов труди о дождаться. Успешная же деятельность наместника основывается прежде всего на взаимоотношениях с вождями, старейшинами. Центурионы прекращают своевольничать, опасаясь наказания, сдерживают своих легионеров. Любые события, какой бы тайной они ни были окутаны, становятся известными наместнику и без всяких усилий с его стороны. Самые тяжёлые мероприятия римской администрации могут быть поняты и смягчены на местах.
С другой стороны, наместник поставил дополнительные доходы ненасытных центурионов в зависимость от воли старейшин; теперь старейшины выплачивают наградные центурионам. Тем много раз придётся подумать, прежде чем своевольничать. Наместник Батавии после своего, казалось бы, необдуманного решения приобрёл такие преимущества по служебной деятельности, которые не могут быть компенсированы никакой взяткой. Донос, прибывший в комиссию сената, свидетельствует о Понтии Пилате как об очень тонком и дальновидном администраторе, чему я не удивлён.
— Сколько сейчас лет Понтию Пилату?
— В этом году исполнится 44 года, — подсчитал в уме Авилий Флакк.
— Мне нужен человек в Иудею. Нужен тонкий политик, но с характером; страна тяжёлая, первосвященники — народ вздорный. В Иудее ему придётся обеспечивать уважение к римскому закону со стороны первосвященников и тетрархов. Синедрион стремится уклониться от выполнения правил и установлений сената Рима.
Даю распоряжение комиссии сената отозвать Понтия Пилата из Батавии, а через несколько месяцев отправим его прокуратором в Иудею. Пожелай своему другу успешной работы с вечно недовольными и упрямыми иудеями.
Пятый прокуратор Иудеи
Бурлила чиновничья Кесария. Стало известно имя нового прокуратора. Все были поражены. Три месяца многочисленные известные имена будоражили умы общества и вдруг какой-то Понтий Пилат с задворок империи. Что они думают о себе эти армейские солдафоны! Они уверены, что если хорошо работают мечом, то и управление провинциями им под силу! Единодушное мнение чиновников сводилось к тому, что Понтий Пилат не удержится и года. Опыт наместничества в Батавии мало пригодится новому прокуратору: в Иудее бушуют религиозные и общественные страсти, запутывающие простые дела в сложные узлы противоречий. Здесь одно просто и доступно: быть зажаренным на сковороде иудейских страстей.
Появление Понтия Пилата в Кесарии вызвало тем не менее взлёт верноподданических чувств и чиновничьего рвения. До местных кругов дошли слухи о двух центурионах, которых бывший наместник Батавии стёр в порошок, когда те пытались отстоять своё право командовать и управлять своими округами, не обращая внимания на установления сената по управлению римскими провинциями.
Понтий Пилат ощущал настороженность и отчуждённость. Однако не проявлял признаков нервозности, держался уверенно. Рядом находился Аман Эфер. Понтий Пилат организовал его перевод в Иудею в качестве командира вспомогательных отрядов армии, расквартированных в Иудее. Снова они вместе, снова могут окунуться в желаемый для Понтия Пилата мир новых, неожиданных знаний. Но прежде всего прокуратор видел в Амане Эфере дальновидного религиозного и политического советника.
Стремление прокуратора уяснить положение дел в Иудее заставило его беседовать со многими чиновниками, среди них был и начальник тайной канцелярии. Невысокое иерархическое положение курульного табулярия Квинта Амния не мешало ему чётко излагать свои мысли.
— Игемон! В этой стране постоянно идет борьба за сферы влияния. Если внимательно проследить направление борьбы ещё со времён императора Августа, то будет обнаружен целый ряд уступок, сделанных Иудее; другие провинции таких преимуществ не получили. Да и во времена Ирода Великого обстановка была другой. Тогда жизнь провинции Иудеи замыкалась рамками самоуправления. В те времена Иудея сама держала свои восточные границы, охраняя жителей от набегов соседей. Общественно-политическая жизнь регламентировалась царём и его аппаратом.
Решение императора Августа ввести прямое правление Рима привело к прямому противостоянию интересов. Противостояние часто имеет скрытую форму, но постоянное давление co стороны Иудеи приносит свои плоды. Иудея освобождена от вербовки вспомогательных отрядов в римскую армию, иудеям, где бы они ни жили, разрешено обращаться к иудейским, а не римским судьям, никто не препятствует сбору двух драхм с каждого иудея в пользу Иерусалимского храма. Общины иудеев организованы во многих городах Срединного моря, и по отношению к ним не действует закон об ограничении собраний. Рабство среди иудеев запрещено религией, и дух свободных людей требует бороться за свои права. Наш сенат вынужден медленно уступать давлению иудеев, стремясь сгладить острые углы и избежать серьёзного кровопролития: кому нужна разорённая провинция? Какие требования выдвинут иудеи в следующий раз, опираясь на основы своей религии, предугадать трудно, но что такие требования будут выдвигаться, сомнений нет. Лучше предоставить решение императору или сенату. Прошу прощения за совет, игемон!