– Иошуа, ты уж мать свою навести. Тяжело ей достается в жизни, не вольна она в своих желаниях. Ты теперь сквозь смерть прошел, должен понимать, что нет в ее жизни ничего дороже сына. Оглянись на себя. Ходишь дальними дорогами с другими людьми. Разве составишь ей опору в старости? Сердце ее за это время слезами изошло. Был ты мягок и добр с другими людьми, так неужели у тебя не найдется для матери нежности и теплоты?
И вот он идет домой, хочет увидеть мать, попросить прощения блудному сыну. Несколько дней назад у него была целая жизнь впереди, и место матери в его душе отводилось более чем скромное. Теперь жизнь приближалась к концу, и всем, перед которыми чувствовал вину, он хотел вернуть долги. Особенно виноватым чувствовал себя перед матерью. Вспомнил случай у синагоги. Так холодно встретить свою мать, так равнодушно-отстраненно отнестись к ней, говорить глупые, оскорбляющие материнские чувства слова:
– Кто матерь моя и братья мои? Кто будет исполнять волю божью, тот мне брат, сестра и матерь.
Призывал любить ближнего, а своей матери сказать такие слова! А с какой укоризной она смотрела на него, вспомнить стыдно.
Редкие пешеходы и всадники мало обращали внимания на одинокого путника. По-восточному мудрые люди не мешали друг другу идти и ехать.
Недалеко оставалось до Еммауса. Впереди идущие люди замешкались, спорили о чем-то, оживленно жестикулируя.
Иисус, поравнявшись с ними, признал в одном из них своего двоюродного брата Симеона. То, что они его не признали, было очевидно – о нем и спрашивали. На вопрос, правду ли говорят о событиях в Иерусалиме, о распятии нового пророка по имени Иисус, Симеон только пожал плечами.
– Неужели ты, один из пришедших из Иерусалима, не знаешь о событиях, там произошедших в последние дни?
– Что же произошло в Иерусалиме? – спросил их Иисус.
– Распят пророк великий. Он должен был избавить свой народ от страданий и считал себя посланцем Господа. С его смертью исчезли последние надежды. Вот мы идем, разговариваем и скорбим. А сегодня утром стало известно, что гроб его пуст, и женщинам, пришедшим ко гробу, ангелы сообщили о вознесении их пророка к Господу нашему.
Странник выслушал сбивчивую речь брата и вполголоса проговорил:
– Нет, не видят они меня.
Наметив цель, Иисус проходил путь с бодростью в теле и с ясным сознанием. Но странная отрешенность восприятия мира, взгляд на этот мир как бы со стороны, какая-то миражность собственного существования утверждали Иисуса в мысли, что его душа уже отделяется от тела. Так сколько же она будет еще пребывать с ним? Где-то в пути силы оставили его, он присел под придорожным деревом и больше не мог подняться. Так и умер одиноким и безвестным. Шли странники, увидели умершего и совершили обряд погребения. Нет тела, неизвестно место погребения. Трудно восстановить картину событий.
Аман Эфер смотрел на осунувшееся лицо Понтия Пилата.
– Я вижу, Понтий, смерть галилеянина подействовала на тебя угнетающе. Волею толпы распят мало кому известный реформатор религии. Оглянись! Четыре века назад толпа умертвила Сократа, известного всей Греции мудреца. Толпу не остановили ни его мудрость, ни его заслуги перед отечеством. Душевное невежество, корыстолюбие привели к расчетливому осуждению на казнь выдающегося гражданина и мыслителя. Что же можно ожидать от толпы, когда ее сознанием руководят хитрые и умелые вожди? Сколько было распято, забито камнями достойных, мудрых, высоких духом! Иногда мне хочется проклясть все человечество, но что-то останавливает меня.
Наместник Сирии Помпоний Флакк. Великий раскол
Помпоний Флакк встал позднее обычного. Обед, затеянный его другом Сервилием Публием, затянулся далеко за полночь. Тело было вялым и уставшим. Наместник принял ванну, и вышколенный раб принялся на столе кипарисового дерева массировать его тело, обильно пользуясь душистыми маслами. Процедура доставляла удовольствие, с ней было связано возвращение обычной бодрости. Закаленное в походах тело быстро возвращалось в режим нормальной жизнедеятельности, но Помпоний Флакк решил больше не злоупотреблять ночными часами.
Мысль сбивалась с пути, вымощенного думами о здоровье, уходе на покой, о будущей жизни в своем имении недалеко от Рима. Вчера в Антиохию прибыл прокуратор Иудеи Понтий Пилат. По опыту совместной работы приезд Понтия Пилата без вызова легат связывал с чрезвычайными событиями. Наместник находился в постоянном напряжении, ожидая религиозных или патриотических выступлений в Иерусалиме: Иудея представляла незатухающий вулкан страстей.
Однако прокуратор, где увещеваниями, а где и силой умело гасил вспышки недовольства различных слоев населения, никогда не доводя событий до крайности, и наместник, высоко ценя в Понтии Пилате опытного администратора, смотрел сквозь пальцы на использование прокуратором воинских подразделений по своему усмотрению. Центурионы и примипиларий охотно подчинялись распоряжениям Понтия Пилата, зная, что тот всегда ответственность за приказ возьмет на себя.
За несколько минут до прибытия наместника Понтий Пилат входил в присутственное место, напоминающее перистиль. Вдоль большого зала полукруглой формы следовала мраморная колоннада. По стенам в нишах располагались скульптуры римского и греческого пантеона, выполненные в полный рост. Пол был из цветного мрамора с выразительным орнаментом. Величественность помещения создавала соответствующее впечатление о римском могуществе среди лиц местной администрации, утверждала патриотический дух у римских граждан, работающих на востоке империи.
Беседу с Пилатом наместник начинал по ритуалу: сообщал собеседнику о событиях в Риме, о здоровье императора, о новых законах, о состоянии дел в восточных провинциях, о перемещениях в армии. Беседа об армейских делах как бы сближала собеседников, делала их людьми одного круга; оба они многие годы прослужили в армии и провели не менее десяти летних кампаний. Такая беседа снимала первоначальную натянутость, переводила ее в непринужденное русло, хотя Понтий Пилат был далек от мысли сократить расстояние между собой и наместником, определяемое служебными взаимоотношениями: он достаточно хорошо знал характер имперского легата.
Понтий Пилат начал доклад с поступка центуриона Муния Луперка, представил документы и, что бывало редко, выразил свое отношение к событиям.
К удивлению Понтия Пилата, наместник заинтересовался галилеянином: стал расспрашивать о выдвинутых обвинениях, об ответах обвиняемого, его интересовали реформаторские начинания Иисуса из Назарета. Легат неплохо разбирался в основных положениях религии иудеев, слушал внимательно. Получаемые сведения, видимо, нужны были ему для целей, пока непонятных Понтию Пилату.
– Я понимаю, – начал свою мысль наместник, – обстановка сложилась тяжелая и спасти от смерти галилеянина было трудно, но для интересов Рима желательно видеть его живым. Наша политика, основанная на принципе «разделяй и властвуй», в Иудее не действует. Религиозно-патриотическое сознание народа настолько монолитно, что пока общество разделено только на два невраждебных лагеря. Приверженцы одного лагеря ждут появления мессии с тем, чтобы взяться за мечи и заставить римлян уйти из Иудеи; люди другого лагеря призывают подождать, пока Рим одряхлеет и не сможет двинуть в Иудею двух легионов, необходимых для ведения боевых действий. Других противоборствующих интересов, способных разделить иудейский народ на какие-либо группировки, установить не удалось. С появлением галилеянина возникла возможность создать трещину в иудейском монолите.
Основная реформаторская мысль галилеянина заключается в изменении статуса бога Яхве. Предлагается видеть в Боге не грозного господина, готового к жестокому наказанию за провинность, а всепрощающего Отца. Разговоры же о чудесах – бесплатное приложение к выдвинутому религиозному постулату. Творение чудес является неотъемлемой частью деятельности любого пророка. Каких чудес не увидишь на Востоке! Однажды я был в Александрии и попал на припортовую площадь, где один фокусник давал представление. Народу собралось много, до тысячи человек. Некоторые номера я видел раньше, но вот маг взял бухту толстого каната и конец его бросил в небо. Канат вознесся и занял вертикальное положение. Маг послал своего мальчика вверх по канату, и тот, быстро перебирая руками, исчез в высоте. Маг сбросил канат, свернул его в бухту и сел около нее. Я не темный обитатель портовых притонов и отлично знаю, что над землей простирается воздушное пространство и там ничего нет. Но как он это сделал? А ты, прокуратор, говоришь о чудесах, которые совершал галилеянин. На Востоке грань чудес проходит по лезвию жизни и смерти. Вопрос в одном: способен ли пророк воскресить мертвого? Если да, то пророк нашел свое место в жизни. Заметь, прокуратор, аристократия левитов – саддукеи – принципиально не верит в возможность воскресения из мертвых. До настоящего времени у них не стихают споры с фарисеями, которые придерживаются противоположного мнения. Думаю, молва приписывает галилеянину несостоявшиеся воскресения.
Свое понимание и толкование заповедей галилеянин осуществляет в рамках собственной религии, к которой он относится и серьезно, и преданно. Если же знать позицию греческой мысли относительно религии иудеев, то все поползновения галилеянина на основы вызывают улыбку.
Но для этого надо знать историю вопроса.
Тебе, может быть, известно, что при Птолемеях в Александрии постоянно шел спор между греческими философами и иудейскими раввинами. Как-то греки пожаловались царю на невозможность вести беседы с раввинами при отсутствии переводного текста Библии: когда в споре становилось ясно, что построения Библии недостаточно устойчивы против логики греческих философов, раввины прибегали к скрытой перестановке тезисов. Птолемей приказал арестовать 72 раввина и обратился к ним с краткой речью:
– Каждому из вас будет дан экземпляр Библии, пергамент, письменные принадлежности; каждый будет помещен в камеру-одиночку, перед каждым стоит задача перевести Библию на греческий язык. Переводы Библии должны отличаться тщательностью и единством толкования. Если обнаружатся несовпадения, я не буду разбирать, кто прав, кто виноват, и прикажу вас перевешать, а за перевод будет посажена следующая партия раввинов.