Скорее отсюда на север! Но как это сделать? Надо посоветоваться с Аманом Эфером. Что он скажет, я знаю: надо добиться перевода, чтобы не повредить детям, есть дела в Иудее – еще не оплачен счет Каиафе. Все правильно. Дети учатся в гимнасиях Рима и скоро выйдут в самостоятельную жизнь; нужно, чтобы он в это время находился на государственной службе. На организацию перевода уйдет несколько лет. Сколько же нужно денег? Чиновникам в Риме за услуги придется отдать не менее двухсот тысяч сестерциев. Затраты по делам первосвященника составят столько же. Сколько же я оставлю детям? Вот с этого места и нужно советоваться с Аманом.
Пытливым взглядом Понтий следил за приближающейся триерой. На носовой части судна возвышалась атлетическая фигура Авилия Флакка. Наместник смотрел на берег, приставив к глазу черную длинную трубу, и у Понтия сложилось ощущение, что тот внимательно его изучает.
Авилий Флакк уловил сомнения Понтия Пилата. Ступив на пристань, он быстро направился к прокуратору и вместо ожидавшегося общепринятого приветствия обнял его, выражая искренность своего отношения.
Чувство признательности охватило Понтия: движение души Авилия Флакка как бы вернуло доверительность прежних дней.
– Теперь я только убеждаюсь, как умен, дальновиден был император Тиберий, выбрав тебя, Авилий, из большого числа отличных римских центурионов. Умел он оценивать и предвидеть.
– Не скромничай, Понтий. Он и тебя рассмотрел. У меня было одно достоинство: я был взрослее, опытнее, просто старше тебя чуть ли не на десять лет. Ты же был молод, и император уверен в тебе не был. Под влиянием других ты мог измениться, а заниматься отдельно тобой он не мог. В его положении существовал только один способ – отбор уже готового материала. Когда же он убедился в постоянстве твоей натуры, то без всякой очереди и вопреки правилам присвоил тебе звание войскового трибуна. Я имею в виду бой, в котором вы отличились с Цециной Севером. Так что, Понтий, я поддерживаю твое мнение об уме и дальновидности императора: именно поэтому нам удалось сделать карьеру.
Друзья сели в октофоры и направились в резиденцию прокуратора, где готовились помещения для наместника Египта. Восемь могучих эфиопов несли в такт покачивающиеся октофоры, в которых друзья продолжали начатый на пристани разговор.
– Я к тому говорил о прозорливости императора по отношению к тебе, что, стоя на пристани, ощущал твой взгляд на своем лице и недоумевал: расстояние значительное, и черты лица с берега не должны просматриваться.
– У тебя всегда было какое-то звериное чутье, Понтий. Благодаря твоему дару мы остались живыми во время боев в Германии, и сейчас ты правильно уловил мой взгляд. Для наблюдения за твоим лицом я пользовался трубой, начиненной кварцем и называемой почему-то подзорной. Труба имеет свойство приближать предметы. Привезли ее с востока, куда Александр Македонский так и не смог дойти; говорят – край света. Стоит дорого, но решил порадовать императора – для него не жалко. Уверен, нам с тобой не жалко. Все, что у нас есть, его желанием, его решением освящено. А так, Понтий, мы всю жизнь протаскали бы каждый свой щит, получили бы при отставке свои девять тысяч сестерциев, клок земли где-нибудь рядом с херуском, который рано или поздно нас бы и прикончил. Ты лучше спроси меня, Понтий, что я прочитал на твоем лице?
– Уверен: ты окажешься прав.
Авилий Флакк, раздумывая, долго молчал, а затем дружеским тоном заговорил:
– Я почему начал разговор? Еду в Рим по вызову императора, а к тебе заехал повидаться и помочь, если есть необходимость. В Риме буду разговаривать со многими людьми, у меня есть друзья. Лицо твое выражало такое желание уехать отсюда, что мне следует вмешаться со своими возможностями… Вот и твоя резиденция. Вечером я хотел бы встретиться в тесном кругу с тобой и Аманом.
Прежде чем возлечь на свое ложе, Авилий Флакк сам убедился, что дверь плотно закрыта, а невдалеке от нее расположился фракиец. В широких складках его туники угадывался боевой кинжал.
– Теперь можно поговорить о наших делах, – сказал наместник Египта. – У себя в Александрии я рта не могу раскрыть. На следующий день содержание разговора становится известно заинтересованным лицам. Ни одного вопроса я не могу задать и ответа получить без огласки. Кое-какие сведения мне нужны, чтобы не наделать больших ошибок. Надо знать точно, что ждет нас впереди. Я имею в виду смену власти: император Тиберий стар. Переломный момент будет труден для всех. Нужно хорошо подготовиться и уже сейчас обо всем договориться с нужными людьми. Аман у нас астролог, хотя и скрывает это, но я надеюсь, он не откажет мне в сведениях. Знаю, сведения могут стоить головы, но рядом Понтий, и он знает, что друзей я никогда не подводил. Понтий! Ты поручишься за меня перед своим другом?
Через полчаса прибыл Аман Эфер, и разговор стал общим.
– Каиафу необходимо проучить и, если нужна моя помощь, я готов ее оказать, – последовали слова наместника. – Кое-какие возможности у меня есть.
– Если действовать тонко, – начал Аман Эфер, – нужны деньги, некоторая техника, люди, наконец. Для наших целей денег потребуется много. Чиновникам Рима потребуется несколько сот тысяч сестерциев, работа с Каиафой потребует не меньше. Но, главное, какими бы большими ни были расходы, оплатить их должен сам Каиафа.
– Неужели Аман сможет организовать возмещение расходов от самого Каиафы? – спросил Авилий Флакк прокуратора.
– Сможет. Его только внимательно нужно слушать.
– План простой, – продолжал грек. – Выкрадываем сына Каиафы, этого великовозрастного балбеса, и возвращаем за выкуп.
– На мой взгляд, нечистоплотная месть недостойна римлянина, – и нотки прискорбия прозвучали в словах Авилия Флакка.
– Это Восток, и здесь все способы хороши, – возразил Аман Эфер. – Тебя будут уважать только в том случае, если заставишь врага пожалеть о нанесенной тебе обиде. А как ты это сделал, никого не интересует. Вспомни, игемон, в какой форме иудеи оказали давление на Понтия Пилата. Не обнаруживаю и тени благородства. Со своей стороны, мы не превышаем степень подлости. Конечно, если прокуратор считает мой план неэтичным, его можно в жизнь не проводить.
– Вопросы этики меня не беспокоят. План совсем неплохой. Тебе, Авилий, иудеи, видимо, не очень досадили, вот ты и заговорил о достоинстве римлянина. Продолжай, Аман. Наместник еще не созрел для настоящего дела. Ему нужно еще лет пять до полного понимания вопроса.
– Ожидаются трудности, – продолжал грек. – В бассейне Срединного моря держать наследника Каиафы нельзя: у иудеев хорошо налажена связь оповещения. Везде… кроме Британии. Туда-то и должен отвезти похищенного корабль, на оловянные рудники. Ему не помешает узнать жизнь с этой стороны. Практическое осуществление плана возможно, если наместник Египта отправит корабль в Британию по каким-либо очень важным делам. В Александрийском порту стоят несколько кораблей, предназначенных для океанского плавания.
– Нужны люди для похищения, сопровождения и охраны. Где мы их возьмем? – пожал плечами прокуратор. – Не могу же я послать какой-то служивый люд. Нанять людей в притонах можно, но обо всем станет известно на следующий день по всему побережью.
Аман повернулся к Понтию Пилату:
– Минуя тайную канцелярию, мы послали просьбу наместнику Египта найти и без огласки задержать людей каравана, перевозившего под Пасху оружие из арсеналов Антиохии; особенно нас интересовал старшина. Он взят, сидит в подземелье и строго охраняется. Взяли еще троих, остальных ищут.
Понтий Пилат вопросительно смотрел на Амана, еще не понимая его замысла.
– Они-то и будут той командой, которая все сделает: и похитит, и сопроводит, и охранит.
Обнаружив на лицах собеседников выражение недоумения, грек пояснил:
– Эти люди уже распрощались с жизнью. Они видят себя повешенными или распятыми. Больше смерти они страшатся пыток; следствие по делу хищения оружия будет беспощадным. И вдруг возможность сотрудничества, да еще в плане отмщения виновникам их бед. Здесь мы препятствий не встретим. Естественно, мы лишаем следствие нужных людей, но наместник Сирии как-нибудь обойдется: не так трудно разобраться в собственных делах. Главное дело – верность набранной команды. Не надо забывать, что пленник будет предлагать за свое освобождение большие деньги – мало кто устоит. Надо придумать что-то оградительное. Например, старшине и его людям придется объяснить, что скрыться даже с деньгами они никуда не смогут, потому что все пространство Римской империи находится под незримым контролем, в чем они уже убедились. Попытка скрыться в районах ойкумены связана с рабством и смертью. Люди много глупостей делают от незнания. Одним словом, при выполнении работы обещать жизнь, после работы – свободу и деньги. Другие душевные колебания иудейской ватаги предусмотреть трудно, но меры предосторожности принять можно.
– Твое мнение, Аман, какой выкуп следует назначить? – задал вопрос Авилий Флакк.
– Миллион сестерциев!
– 250 фунтов золота! Не многовато ли? Но если бы я мог 400 тысяч сестерциев из этих денег предложить кое-кому в Риме, то перевод Понтия был бы организован к нужному времени.
– У нас нет еще этих денег, – вмешался в разговор Понтий, – несвоевременно создавать план на такой шаткой основе. В случае неудачи мы попадем в затруднительное положение.
– Мнения разделились, возьмем паузу, – перехватил инициативу Авилий Флакк. – Хотелось бы перейти к важным для меня вопросам, воспользоваться вашим опытом, получить дельный совет. Вопросы касаются поведения иудеев в Александрии. Мои чиновники не могут с ними справиться. Все народности живут по своим кварталам – нет! Мы будем жить, где хотим, – и строят дома, занимая лучшие участки в городе. Иудеям отведен статус гостей города. Недовольны: мы такие же хозяева, как и римляне. И так во всем и всегда. В городе медленно назревает противостояние иудеям, и чем оно кончится, богам только известно. Хотелось бы узнать ваше мнение. Вы находитесь в самой гуще событи