Командиры легиона, люди сухопутные, плохо понимали поведение моря. Ничто не предвещало осложнений, когда легион начал форсировать по отмели третью бухту. Расстояние до противоположной стороны бухты позволяло пересечь ее до начала прилива. Шесть тысяч человек уверенно двинулись на отмель. Идти по отмели было нелегко. Мягкий песок связывал ноги, большие и глубокие лужи требовали обхода, каменистые россыпи таили опасность повреждения ног. Дорога требовала большого внимания, и через некоторое время легионеры утратили бдительность.
Центурия Авилия Флакка оказалась в середине колонны, держалась кучно, полагаясь на опыт своего командира. Понтий шел в строю недалеко от центуриона, и справа от него простиралось Германское море. Как и окружавшие его легионеры, он был занят держанием строя и поиском удобного места для своей сандалии. Разгоряченным лицом Понтий уловил появление ветерка, который заставил бросить взгляд в открытое море. Там уже появились барашки на гребнях волн, и кромка прилива находилась ближе положенного. Понтий насторожился. Он мог с уверенностью сказать, что ветер усиливается, и хотя небо было чисто от облаков, тон синевы изменился, появилась тревожная напряженность. Надвигался шторм. Соизмерив быстроту прилива и скорость нарастания ветра, Понтий понял, что легион не успеет перейти отмель. Он ускорил шаг, поравнялся с центурионом и кратко изложил свои тревоги. Трудно было принять к сведению предчувствия молодого неопытного человека, но Авилий Флакк уже знал, что именно этого легионера боги наделили многими достоинствами, и потому слушал внимательно. По мере рассказа лицо центуриона бледнело. Он представил последствия надвигающейся катастрофы.
– По-моему, выход один. Слева в бухте виден выступающий мысок. Вот на этот мысок, бегом, бросив все снаряжение кроме оружия, и немедленно.
– Хорошо, Понтий, принимай центурию и действуй, я ищу примипилария.
Через несколько секунд легион с удивлением обнаружил бегущую к берегу центурию. Что-то произошло! Люди встревожились: им были непонятны причины бегства центурии. В римской армии без причин бегают редко.
Авилий Флакк, подбежав к примипиларию своей когорты, в нескольких словах обрисовал картину опасности. Он знал своего командира как отважного человека, но колеблющегося в принятии решений, когда события не вырисовываются четкими контурами. Зная, что примипиларий побаивается Тиберия, Авилий Флакк воспользовался слабостью своего командира:
– Игемон! Если мы не примем сейчас правильного решения, погибнет много людей. Как оправдаемся перед командующим? Он будет прав, если пустит нас под топор.
Недолго думал на этот раз примипиларий десятой когорты, и через несколько минут ее легионеры, сбросив груз, бежали за центурией Авилия Флакка к берегу. Пока велись разговоры и передача указаний, море проявило себя в полную силу. Префект, увидев бегущей и десятую когорту, оглянулся кругом: волна прилива быстро приближалась. В каждую когорту были немедленно посланы нарочные с приказом. Префект сам указал путь знаменосцу и, выбежав в сторону берега, стал отдавать распоряжения. Шесть тысяч бегущих людей устремились к спасительному мыску, со страхом оглядываясь на приливную волну, неумолимо догонявшую отстающих. Бежали тяжело. Снаряжение легионера для такого бега не предназначено: меч болтался на боку и бил по ногам, щит, запрокинутый за спину, колотился в ритм бега, копьем приходилось балансировать. Тем не менее длительные тренировки сказывались, и уже было ясно, что центурия успешно преодолела большую часть пути.
Понтий волновался: рядом не было Авилия Флакка. Тот находится у приливной волны, организует, поддерживает молодых парней, которые явно растерялись в непривычных условиях. Понтий повернулся на бегу к следовавшим за ним легионерам:
– Сохраняйте ритм бега и направляйтесь сразу к самому высокому дубу, там назначаю место встречи.
Дальше он бежал на пределе своих возможностей, значительно опередив центурию, быстро снял снаряжение, положил около ствола того самого дуба и в одной полотняной тунике бросился к морю.
Наконец он увидел Флакка.
Нагруженный оружием ослабевших и отстающих, Авилий Флакк изнемогал под его тяжестью. Не хватало воздуха, пот заливал глаза, ноги налились тяжестью и плохо слушались. Выход был: бросить оружие и попытаться спастись, но картина ожидаемого позора была сильнее, и он продолжал бежать, надеясь неизвестно на что. Вдруг чья-то рука сняла со спины щит, перехватила копья, перевязь с мечами. Ничего не видя вокруг себя, Авилий Флакк понял: Понтий. Теперь он добежит, вдвоем они добегут. Дыхание стало более свободным, но тяжесть в ногах не исчезала. Море нагоняло их. Весь мир сжался в береговую полосу. Но вот с него снимают последний груз, тяжелый шлем; морской ветер охватывает разгоряченную голову. Парни центурии подхватывают его под руки и помогают добежать до берега. Авилий Флакк опускается на землю в изнеможении. Нет сил двигаться. Расслабившись всем телом, тяжело дыша, он не спешит подняться с земли. Ему не стыдно за слабость перед своими парнями: они видели разъяренную полосу прибоя, видели напряженность борьбы центуриона и Понтия Пилата и осознавали чудо его спасения. Это они, рискуя своей жизнью, выхватили своего командира из приливной волны.
Сейчас все они стояли рядом и радовались спасению. В глазах пятой центурии Понтий превратился в героя. Громко никто не говорил о его поступке, но вся центурия была свидетелем броска принципала навстречу разбушевавшемуся морю.
На берегу действовали спасательные отряды: помогали уставшим, откачивали нахлебавшихся воды. Отдельные смельчаки, обвязавшись веревками, бросались в волны прилива к теряющим последние силы товарищам. Полоса прибоя кишела спасателями и спасаемыми. Чуть дальше от воды сидели и лежали легионеры, оказавшиеся на пределе сил, не пришедшие в себя от страха и напряжения.
Тиберий находился на флагманском судне. Многочасовая ритмичная работа весел действовала на него угнетающе, бездействие раздражало. Наместник мерил шагами небольшой участок палубы, освобожденный для него, и в мыслях перебирал дела еще не оконченные или ждущие своей очереди.
Картина моря менялась. Тиберий не был искушенным мореплавателем, и первые признаки шторма оставил без внимания, но бросив рассеянный взгляд на форсировавший бухту легион и увидев бегущую без снаряжения центурию, сразу остановился:
– Опять бежит Пятый Германский! Ну подождите, полетят головы у всей центурии, первой бросившейся в бега.
Тиберий ярился, даже не потрудившись выяснить причину поступка.
Сзади раздался голос шкипера судна:
– Игемон, надвигается шторм, и судам необходимо отойти в открытое море. Поблизости нет закрытой бухты, где флотилия могла бы его переждать. Вот и легион побежал потому, что почуял опасность.
– Это действительно опасно? – повернулся Тиберий к шкиперу.
– Да, игемон. Море опасно; всегда надо быть настороже. По-моему, легион почувствовал опасность с опозданием. Раньше всех поняла ее первая центурия, она-то спасется.
Только теперь Тиберий осознал возможность трагедии. Он ничем не мог помочь людям, но был полководцем, предпочитающим находиться в самых напряженных местах битвы. Тиберий повернулся к шкиперу:
– Спустить шлюпку. Я должен быть на берегу. В шлюпку направить легата Пятого Германского: он где-то на судне.
Подгоняемая попутным ветром, приливной волной и могучими ударами весел личной охраны наместника, шлюпка вскоре вошла в бухту и стала быстро приближаться к берегу. Тиберий уже мог составить представление о положении дел: основной состав легиона находился, слава богам, на твердой земле.
Шлюпка на гребне волны пронеслась на песчаную отмель и, подхваченная десятками рук, была вынесена далеко от полосы прибоя. В бухте картина была безотрадной. На берегу лежали утонувшие, откачать которых уже отчаялись. Изредка в набегающей волне угадывалось тело легионера, к нему бросался отряд спасателей. Тиберий становился свидетелем выдавливания из моря мертвого тела, и на душе делалось еще тяжелей. Он оглядел людей: все при оружии, но груза нет. Нет палаток, шанцевого инструмента, деталей палисада лагеря, продуктов. И опять поднимается гнев в душе наместника: почему пошли по отмели?
Невдалеке стояли легат, трибуны, понимая, что для них все может кончиться печально. Наместник повернулся к командирам и стал смотреть на основного, как он думал, виновника событий:
– Вот так, Люций Мессала, в одно мгновение уплыла от тебя должность легата. Долго ты ее ждал и был достоин. До сегодняшнего дня. К сожалению, ты не обнаружил необходимой осторожности. А ты, легат, все к начальству жмешься. Твое место в легионе, а ты забыл, что отвечаешь за него всегда и везде, и за это посрамление легиона тоже. А теперь я хочу видеть центуриона первой спасшейся центурии.
Вскоре перед ним стоял центурион в панцире с мечом. Вид его свидетельствовал о пережитом напряжении: был он мокр с головы до ног, тяжело дышал, руки еще дрожали от усталости.
– Вижу того самого принципала, который делает вид, что не знает своего командующего. Не оправдывайся, вижу, что не дурак. Почему ты в таком состоянии, когда твоя центурия бежала первой?
– Центурию я поручил принципалу, а сам остался, чтобы предупредить и организовать. Действовал в последней линии. Спасся случайно, помогли мои парни.
Тиберию нравился центурион. Нравились его ответственность, его самоотверженность, рост и красота. Давно он его приметил и теперь чувствовал удовлетворение: правильно он оценил центуриона.
– А что это за тобой принципал стоит? Я его не звал, – вслух произнес Тиберий, переключив свое внимание на Понтия, который последовал за командиром с юношеской решимостью отстоять его перед командующим, если тот обрушится на центуриона.
Авилий Флакк повернулся, увидел Понтия Пилата, понял причину, заставившую его последовать на зов Тиберия.
– Принципал стоит здесь потому, что надеется смягчить твой гнев, если он падет на меня, игемон. Он считает себя ответственным за то, что поздно угадал приближение шторма и с задержкой сообщил мне. Мы, командиры, не сумели вовремя сориентировать людей. Хорошо, что префект сам догадался по бегущей центурии, в чем дело, и принял меры.