Все посмотрели в море. За горизонт уходил маленький парусник.
– Когда же твои люди починят лодки? Надеюсь, что надо сменить только мачты, и лодки смогут выйти в море?
– Нет, господин. Сидонец знал свое дело. Он не только надрубил мачты, но повредил и поперечные брусья, в которых мачты устанавливаются. Для ремонта необходимо много времени.
Староста помолчал немного, подумал:
– За такое время уйдет. Как скроется за горизонт, сменит курс, и все – дело пропащее, кто понимает.
«Значит, погоня закончена, Герда потеряна для меня», – думал Понтий, ощущая пустоту в душе и полный упадок сил. Чувство полного безразличия охватило его. Понтий направился в сторону моря и остановился у кромки воды. Парус был едва различим.
Аман встал рядом. Смотрели на удаляющийся парус, молчали.
– Знаю, Герда потеряна для меня навсегда, но забыть ее я не смогу. Будут другие женщины, которых, возможно, я буду любить, но память о ней не исчезнет. Думаешь, Аман, я смирился? Сейчас да. Что я могу? Человек, прикованный к знамени легиона. Но клянусь тебе, я буду всю жизнь думать о возмездии этому негодяю. Придет час, когда негоциант от рабовладения пожалеет о содеянном.
– Надо искать Герду, – прервал Понтия декур он.
– Если я найду ее, то через много лет, может быть, несколько десятков лет. Жизнь пройдет.
– Разве не захочется тебе облегчить ее жизнь даже в старости? Уверен, она всю жизнь будет помнить о тебе и ждать. Все время будет оглядываться на дверь при малейшем скрипе. И в старости ожидание будет продолжаться и продолжаться. Надежда на избавление угаснет в ее душе только со смертью.
– Не рви душу, Аман. Хочется выть по-волчьи от безысходности. Срединное море огромно. Сколько народов населяет его берега, сколько людей обитает в окрестностях! Только императору и доступны поиски, да и то… скорее всего, напрасные.
Парус окончательно скрылся за горизонтом. Понтий упал на гальку. Долго волна за волной набегала на неподвижное тело принципала. Декурион не сказал ни слова, тихо отошел и направился к своему отряду.
Пора готовиться в обратную дорогу.
Часть IV
Месть Понтия Пилата
Тихо в доме командира вспомогательных кавалерийских отрядов. За столом сидят двое. Разговор носит неспешный, но напряженный характер. Беспокойство одного за судьбу другого выражается в тревожных взглядах. В собеседнике угадывается родственное сходство с Аманом Эфером, и опытный наблюдатель вряд ли ошибся бы, признав в госте родного брата хозяина.
Брат Амана Эфера появлялся в обществе последнего редко, но заботился о нем постоянно. Леонтиск, так звали брата Амана Эфера, приняв дела отца и став богатым негоциантом, владельцем целой флотилии торговых кораблей, добился разрешения сената Рима на поставки продовольствия и фуража для римской армии, выбрав по непонятным для окружающих причинам Пятый Германский легион.
Каждый год префект легиона давал в комиссию сената по обеспечению войск самую высокую оценку снабжению легиона и подтверждал намерение легиона сохранить прежнего поставщика. Тем самым на фоне злоупотреблений и конфликтов, царящих в снабжении войск, Леонтиску давалась прекрасная деловая характеристика.
Благоприятная обстановка позволяла Леонтиску появляться в легионе в удобное для него время. Предпочтение отдавалось осенним месяцам, когда легионы возвращались на зимние квартиры и людям давали некоторое время для отдыха.
Походная жизнь Амана Эфера не требовала больших расходов, но появление в его палатке ценных вещей, рукописей в дорогих футлярах говорило о скрытом притоке больших денег. У Понтия Пилата со временем сложились с Леонтиском самые дружеские отношения. Сейчас Леонтиск сидел напротив брата, слушал его и обнаруживал в своей душе борьбу двух мнений. С одной стороны, он не хотел, чтобы его брат стал участником намечающейся акции против Каиафы, считал план действий недостойным уровня философа. Предполагаемые действия касались Понтия Пилата – пусть тот и действует. Зря брат берет вопросы организации на себя. С другой стороны, Понтий Пилат не случайный прохожий. Благодаря ему брат – римский гражданин, центурион римской армии. Понтий Пилат причастен к появлению у Амана Эфера личного состояния; сейчас брат является владельцем большого и доходного имения на берегу Ионического моря. Сколько раз они выручали друг друга, рискуя жизнью! Да и почему думать о брате как о философе? По пониманию мира он сейчас больше солдат. Тогда и философия упрощается: защищай своих друзей и себя от различного рода врагов.
Леонтиску не хотелось огорчать брата отказом, тем более что за много лет тот впервые обратился к нему с просьбой и связана она была с безопасностью брата.
– Меня не должны знать в лицо люди, предназначенные для выполнения главного замысла, – объяснял брату Аман Эфер. – Когда ты выполнишь свою часть работы и уедешь в Грецию, исчезнет единственное связующее звено. Я не могу никого попросить об этом, кроме тебя. Если быть откровенным, я не доверяю никому. Жизнь показывает, что деньги – серьезный испытатель дружбы и верности. Что касается дела, будет выделен человек, который, не вступая в контакт с командой старшины, будет наблюдать за событиями со стороны.
Авилий Флакк действительно был опытным администратором, и поэтому при нем наряду с официальными службами существовали и такие, о наличии которых окружение даже не догадывалось. Снабженный инструкциями, после трехдневного плавания из Кесарии в Александрию под видом купца средней руки, Леонтиск стучал в дверь по указанному адресу. Дверь открыла пожилая женщина и, ни о чем не спрашивая, провела в большую светлую комнату, где и оставила одного, сообщив, что здесь он будет жить и ждать. Отсутствие вопросов привело Леонтиска к выводу: в эту дверь случайные люди не стучат.
Тянуть с делами здесь не привыкли. Вечером его посетил гость, непримечательного вида грек в одежде обитателя греческого квартала, он производил впечатление владельца небогатой лавки, которую удача обошла стороной. После положенных приветствий Леонтиск передал своему гостю шкатулку непонятного назначения. Грек не стал делать тайны, а здесь же на столе разложил в определенном, только ему известном порядке всякого рода деревянные фигурки, цветные камешки, бусинки, кораллы различной формы. Видимо, инструкции были исчерпывающими, и грек здесь же принял решение.
– Завтра утром, господин, за тобой зайдет провожатый. На улице ты должен показываться только в одежде, которая уже доставлена в дом. Провожатый доставит тебя на место, где состоится ожидаемая встреча.
Небольшая усадьба на краю города хорошо охранялась. Людей по дороге встретилось немного.
На скамье из тяжелого, необработанного куска дерева сидел иудей с приметами, указанными Аманом, но, видимо, заключение в земляной яме наложило свой отпечаток на его лицо. Явным было выражение безысходности и усталости от жизни.
Леонтиск внимательно изучал лицо иудея, мысленно перебирая различные подходы к будущему предложению. Молчание затягивалось. Молчание со стороны старшины указывало на его нежелание вести какие бы то ни было разговоры. Он приготовился к допросу, на котором от него потребуют назвать имена людей, причастных к продаже оружия. Для себя он решил, что будет молчать. Последуют пытки, избиения, изощренные истязания – надолго ли его хватит? Но он готов ко всему.
Леонтиск начал:
– Надеюсь, тебя не допрашивали, и палач не прикасался к тебе?
– Нет, господин. Пока нет.
– Это хорошо. После истязаний тела в решениях человека незримо будут присутствовать чувство страха и ненависть к своим истязателям. Какое же может быть после пыток соглашение!
После слова «соглашение» глаза старшины выразили удивление.
– Я хотел бы поручить тебе одно важное дело, – без предисловия начал Леонтиск, – в обмен на жизнь и свободу.
До старшины стал доходить смысл сказанного, но по выражению его глаз стало ясно: не на все условия он может согласиться. Разве он может изменить своему Богу? Император Тиберий еще лет пятнадцать назад требовал в Риме от иудеев отречься от Господа в пользу легкомысленных и многочисленных богов. Презренные язычники! Что римляне, что греки!
Леонтиск без труда угадал содержание мыслей старшины.
– Дело, о котором пойдет речь, не касается твоего Бога. Оно не касается даже каравана с оружием; с караваном римляне сами разберутся. Что касается моего понимания событий, – продолжал грек, – я бы согласился. В моем предложении нет никаких мотивов, стесняющих религиозные или патриотические свободы. Напротив, предоставляется возможность отомстить своим врагам. В жизни редко случается совпадение интересов, особенно в таком положении, в котором ты находишься. Кому-то нужны услуги, совпадающие с твоими интересами.
– Говори, – отозвался старшина.
– Начну с постоялого двора, – продолжал Леонтиск. – Мне известны все события и твои рассуждения, даже содержание угроз в адрес сына Каиафы.
– Если бы только это! Я спокойно, без душевных терзаний прирезал бы его в каком-нибудь переулке вместе с его двумя друзьями.
– Этого не потребуется. Его надо вывезти и сопровождать в течение года, присматривать за ним, обеспечивать охрану и не поддаваться на посулы. Он высоко оценит свою жизнь и свое возвращение в Иерусалим. Скажем, в сто тысяч драхм. Трудно устоять. Умный человек, однако, знает, что устроиться незаметно даже с такими деньгами в мире, контролируемом чиновниками Рима, невозможно. Помнишь, как ты говорил своим товарищам о намерении укрыться в Александрии и затеряться среди почти миллионного населения? Потребовалось всего два месяца, чтобы всех вас выявить и препроводить в тюрьму.
Старшина подался вперед:
– И все остальные в тюрьме?
– А ты думал!
– Господи! Убереги и сохрани нас от римлян!
– Не сохранит Господь, не сохранит. Сам видишь! Лучше думай о себе сам, надежнее будет. И не отклоняйся от главной мысли. Тебе уже ясно: твоими работодателями могут быть только римляне. Итак, берешься ли ты за это дело?