Понтий Пилат — страница 40 из 66

– Папа! Ты собрался завтра отбыть в путь по решению комиссии сената. Рим полон толков и слухов о полученном тобой почетном задании. Путь до Старого лагеря на Ренусе не близок, но многие завидуют тебе: прекрасная видами и известная своей безопасностью дорога императора Августа позволяет совершить прекрасное развлекательное путешествие.

Слушая Клавдию, Марк Прокула уже понимал, куда повернет она свою речь. Не хотел, очень не хотел вновь назначенный представитель комиссии сената брать дочь в дальнюю дорогу.

Догадывался он и о причине устремлений Клавдии: не забыт молодой примипиларий. Где-то в глубине души примипиларий действовал ему на нервы. Вопрос о замужестве Клавдии затормозился, желательные партии проваливались одна за другой. Однако будущий сенатор не хотел рисковать хорошо складывающейся карьерой, которая в некотором роде зависела и от примипилария.

– Проклятые «калеки»! Наводнил ими дом на свою голову. Все выведали, все рассказали, и только затем, чтобы добиться мимолетной благосклонности Клавдии. Конечно, устоять против такой красоты и стати невозможно, но все равно эти «калеки» – гнусные подлецы.

Марк Прокула надеялся на случай.

Клавдия отсекла надежды на случай:

– Папа! Я тебя не задержу. Мои вещи уложены, кони завьючены и заседланы. Меня будет сопровождать только одна Нехушта. Она хотя и рабыня, но уверенно держится на коне и способна владеть кое-каким оружием. О себе не говорю.

Марк Прокула взглянул на излучающую непоколебимую уверенность Клавдию, вздохнул и распорядился заложить еще одну повозку для дочери.

Восемь наемников, десять рабов сопровождали Марка Прокулу и его дочь в поездке на Ренус. Охрана и рабы ехали верхами, две повозки предназначались для Клавдии и самого хозяина. Другие были загружены продовольствием, оружием, предметами обихода. Стояли солнечные осенние дни – время наслаждения красками и запахами увядающей природы.

К середине поездки не осталось сомнений, что деловая поездка превратилась в увлекательное путешествие, и Марк Прокула был даже рад, что Клавдия оказалась с ним. Природная энергия, любознательность молодости толкали Клавдию, а вместе с ней и других на осмотр мест и достопримечательностей, известных среди населения Рима. Вечно недовольные наемники уже смекнули, что попали на отдых вместо тяжелой работы, полной опасностей и страхов.

Уже пошли римские сторожевые посты по левой стороне Ренуса, и отряд Марка Прокулы, делая дневные переходы, проводил ночевки в маленьких защищенных деревянными стенами крепостях.

В тот памятный день солнце уже клонилось к горизонту, до сторожевого поста оставалось не более 14 стадий, уставшие за день люди мысленно находились на отдыхе, когда проскакавший мимо них всадник выкрикнул одно слово:

– Германцы!

В первые минуты людей охватило смятение. Первым пришел в себя Марк Прокула. От него ждали распоряжения, и вот уже повозки несутся на полной скорости, всадники прикрывают обоз. В руке каждого появилось оружие. Бежали к воротам сторожевого поста, открытым для приема спасавшегося обоза. Группа конных германцев стремилась перехватить ускользающую добычу.

Повозки и всадники влетели на территорию сторожевого поста, ворота спешно закрылись. В гущу всадников две катапульты метнули груду камней. Подхватив убитых и раненых, отряд германцев отъехал на расстояние выстрела катапульты и остановился, поджидая, видимо, основные силы.

Пожилой центурион, наблюдавший прибытие новых конных отрядов германцев под стены его маленькой крепости, недоумевал. Прорвавшиеся на левый берег Ренуса германцы шли в глубь страны для грабежа галльских селений. О римской системе оповещения знали: огонь опасности уже около часа горел на вершине сторожевой башни, извергая клубы черного дыма.

Центурион подошел к Марку Прокуле и голосом, не терпящим возражений, запретил ему и его людям показываться на стенах сторожевого поста, но вскоре он обнаружил непонятное оживление среди германцев, причина которого явно таилась в крепости.

Центурион направился к Марку Прокуле, находящемуся на стене крепости. Вид командира крепости в полной мере выражал его отношение к поступку гостя.

Гость пытался смягчить гнев центуриона, ссылаясь на желание дочери увидеть полную картину нападения. Центурион выслушал сбивчивые объяснения свалившегося ему на голову члена сенатской комиссии.

В это время у германцев обозначились признаки подготовки к штурму: всадники спешились, многие принялись вязать помосты и лестницы. Центурион повернулся к принципалу, и вскоре в небольшом рве, окружавшем вал крепости на расстоянии полусотни локтей, взметнулось двухметровое пламя. Была зажжена смола, напущенная в ров сразу по получении известий о германской коннице.

– Этим мы сорвем их вечерний и, возможно, ночной штурм, – проговорил центурион, – а завтра увидим, что делать. А теперь, достойный представитель сената, посмотри на группу всадников, в центре которой ты видишь впечатляющего воина. Этот человек принадлежит к сословию всадников Римской империи и носит такую же пурпурную кайму внизу одежд, как и ты сам. Мало того, он центурион римской армии. К тому же он князь из знатного рода херусков. Имя его Флав. Он приходится родным братом вождю германского ополчения – Арминию; это имя должно быть тебе известно. Обычно они проходят в глубь страны и не теряют времени на штурм наших сторожевых постов. И вдруг! Ты догадываешься о причине такой ретивости? Твоя дочь! Ее красота вскружила голову Флаву.

Поднявшись со своей дочерью на стену крепости, Марк Прокула, ты подписал нам смертный приговор.

Мы погибнем при штурме сторожевого поста, уничтожив три сотни врагов. Вы останетесь в живых. Дочь – потому что она живой и нужна, ты сам – достойный внимания выкуп. Германцы знают, что такое пурпурная кайма и сколько она стоит. Сам ты уплатишь полмиллиона сестерциев, да, если дочь твою продать в царский гарем, – еще можно получить полмиллиона. Зачем им куда-то идти, когда добыча уже в их руках.

– Неужели ты собираешься выдать нас германцам? Ты, римский центурион!

– Никаким германцам я не достанусь, – проговорила бледная, как египетское полотно, Клавдия. – Я никогда не расстаюсь с кинжалом.

Центурион усмехнулся.

– Ну что ты, всадник Марк Прокула, до этого я еще не дожил. Но как только стемнеет, вас переправят через стену крепости, и вы уйдете на север. Проводник покажет вам тайный табун коней и склад провианта. Дальше пойдете верхами одни: осталось три перехода до Нижнего лагеря. Готовься, Марк Прокула. Я своих решений не меняю.

Впервые Клавдия увидела отца растерянным и беспомощным. Здесь были бесполезны известные ему способы воздействия на людей. Раньше ему не встречались такие люди, как центурион. Понял состояние гостей и принципал, который был свидетелем разговора:

– Достойный Марк Прокула, посмотри во двор крепости, и ты увидишь пожилого человека, одетого довольно непривычно для нашего глаза. Элий Галл знает все здешние места по эту и ту сторону Ренуса; он сможет вывести к лагерю римлян твою команду. Это будет стоить немалых денег, но других способов сохранить жизнь я не знаю.

– Я не такой простак, уважаемый римский всадник, как может показаться на первый взгляд, – сразу заговорил Элий Галл. – Мое умение дорого стоит. Интересно, во сколько же ты ценишь жизнь своей дочери и свою собственную? Ответь мне.

Проницательные глаза Элия Галла смеялись над колебаниями Марка Прокулы. Наконец, взвесив все доводы, Марк Прокула назвал свою цену:

– Сто тысяч сестерциев!

– Разумный ты человек, Марк Прокула. За такие деньги можно рискнуть жизнью. Сходи к центуриону и договорись обо мне.

Марк Прокула оплатил казначею стоимость предоставляемых центурионом лошадей и провианта, количество которых указал Элий Галл.

Как только темнота спустилась на землю, Элий Галл повел людей к затерявшемуся в лесах тайному форпосту римлян. Многое удивило Марка Прокулу. К их приходу кони были заседланы, навьючены; людям, успевшим уже устать от быстрого пешего перехода, осталось только сесть на лошадей и следовать за проводником.

Небо посветлело, когда караван подошел к Ренусу, и Элий Галл стал искать известный ему по прежним временам брод. На недоуменный вопрос римского всадника Элий Галл ответил:

– На той стороне Ренуса нам будет спокойнее. Места там глухие. Главное сейчас – остаться в живых, достойный Марк Прокула. Быстро ты отделался от испуга. Однако зря. За нами скоро пойдет погоня, разница составит шесть часов. Разве такое нам нужно преимущество, когда в отряде женщины, обслуга, повара, одним словом, люди, не привыкшие перемещаться на конях? При движении наш отряд оставляет столько следов, что не нужно быть и следопытом.

Уходить нужно на юг. Чем ближе мы к границам Рима, тем труднее нас преследовать: где добыть пропитание для себя, для коней? Разбой! Тогда люди Флава должны искать спасения от местных жителей. В нашем положении необходимо использовать все возможности. Еще много предстоит трудов и страха.

Только теперь, по-настоящему испытав страх, Клавдия поняла, что защита, окружавшая ее, ничего не стоит, а смерть ходит рядом и спасти ее может только случай. Целыми днями Клавдия не сходила с коня и уразумела разницу между конными прогулками, заканчивающимися по ее желанию, и изнурительными скачками по бездорожью. Приходила тяжелая усталость, душу охватывала тревога. События и люди выглядели в этом свете по-другому. Сейчас Клавдия как бы прозрела и ужаснулась состоянию детской глупости, в котором она пребывала и могла пребывать еще многие годы. Если бы только… Отчаяние и надежда сменяли друг друга в ее душе, и желание бороться за свое спасение вспыхивало с новой силой, вливая энергию в обессилевшее тело.

Как ни был осторожен Элий Галл, стараясь уходить тайными тропами, не оставляя следов, германцы настигли их на исходе третьего дня.

Отряд переправился через глубокий овраг и находился еще на его краю, когда из леса вылетела сотня преследователей. Обе стороны оказались в непосредственной близости. Римляне были готовы к бою. Выпустив по две стрелы в толпу германцев, римляне быстро отъехали на безопасное расстояние. Наиболее энергичные германцы бросились в овраг в надежде сойтись с римлянами в ближнем бою. Однако предусмотрительный Элий Галл завалил единственную тропу стволами деревьев – требовалось время для расчистки. Люди Марка Прокулы предчувствовали, что следующая встреча будет и последней.