К Ренусу подошли легионы Цецины Севера, и все вздохнули с облегчением. Да! Германцы были сильными противниками.
За золотом в Пиренеи
Закончились десять лет службы Понтия Пилата в легионах. Пятый Германский непрерывно участвовал в боевых действиях в Германии, Паннонии. Армия находилась постоянно в боевой готовности, отпуска давали с большой неохотой. Однако десятилетний срок службы предоставлял определенные льготы, и после тяжелого похода в составе армии Цецины Севера Понтий Пилат получил трехмесячный долгожданный отпуск. Десять лет Понтий не был дома, и ожидаемое посещение родного гнезда вдруг взволновало его, чему он и сам был немало удивлен. Казалось, за напряженными воинскими делами и сражениями ушли в даль памяти и забыты родные места, и вдруг все вернулось в чувствах, в воспоминаниях.
За несколько дней до отъезда Понтий был вызван в палатку легата Цецины Севера. Легат доброжелательно встретил Понтия Пилата.
– Хотел бы сообщить тебе, примипиларий, перед отъездом радостные известия. Ты заслужил слово одобрения нашего императора. По прибытии войск в лагерь мною были направлены наместнику документы по производству тебя в войсковые трибуны. Видимо, представление было написано красочным языком, и ответ получен уже от высшей инстанции. Император утверждает тебя трибуном! Долгие годы императору! – закончил свою речь легат, подняв правую руку.
Трезво рассуждая, Понтий понимал, что своим происхождением он ограничен должностью примипилария. И вдруг! От растерянности он выхватил меч и уже набрал воздух в легкие для громового армейского «ба-рр-а!», но старый легат шутливо остановил молодого трибуна.
– Император этим не ограничился, – продолжал Цецина Север, – на рапорте есть пометка, сделанная его рукой. Он дарует тебе право перехода в сословие всадников. Мало того, он снизил для тебя величину имущественного ценза вполовину. Император понимает: человек, занятый в непрерывных боях, вряд ли может обеспечить себе полный ценз. Также император обязывает наместника выдать тебе 100 золотых, которые ты можешь получить у казначея сию минуту. Такая резолюция на рапорте говорит о хорошей памяти императора. Запомнил он тебя, Понтий Пилат. Интересно, где ваши пути пересеклись впервые?
Дома Понтий застал большие перемены. Отец умер рано. Хозяином стал старший брат. Мельница еще при отце стараниями Понтия была выкуплена, и хозяйство брата опиралось на крепкую основу. Вышла замуж и сестра, у нее уже росли дети. Мать радовалась за своих детей и, несмотря на преждевременную смерть мужа, чувствовала определенное удовлетворение: боги благоволили к ее детям.
До конца не представляя условий жизни и повседневных тягот легионера, она была уверена: ее любимцу, безусловно, повезло в жизни. Тот факт, что каждые шесть юношей из десяти, завербованные в тот же год, что и Понтий, погибли в сражениях и от болезней, не приходил ей в голову. Она считала, что с ее сыном Понтием ничего страшного случиться не может. Такое понимание жизни обеспечивало ей устойчивость души. Она просто ждала дня возвращения сына, ждала долго, и вот настал день.
Навстречу ей шел молодой могучий воин в парадном панцире примипилария, золотые цепи – знак героической доблести – украшали его грудь, дорогой гематий был сдвинут на одно плечо. Лицо было сурово, тяготы жизни наложили на него свой отпечаток, но она узнавала его в движениях и одновременно поражалась изменениям, произошедшим в ее мальчике. Ей даже казалось, что она никогда не знала этого человека.
Понтия встретили с уважением и радостью, как всегда встречают богатых родственников, и не столько в надежде что-нибудь получить, сколько в уверенности, что те ничего не попросят. Все привыкли, что со дня поступления в легион Понтий только давал и никогда не просил.
Его прибытию радовались, им гордились, им восхищались. Ждал его и старый принципал. Годы заметно поработали над ним. Стал он суше, поседел, на лице появились глубокие морщины, но был крепок, подвижен. Вера его в Понтия была велика, но результаты ошеломляли: в 25 лет Понтий стал примипиларием, и перемещение Понтия на должность провели по личному указанию Тиберия. Такого Карел Марцелла раньше даже представить не мог.
В боях, в которых сам он участвовал, можно было хорошо отточить технику владения личным оружием, но до маневра там было далеко. Видимо, боги позаботились о его питомце заблаговременно, а ему, принципалу легиона «Виктрикс», выпала в жизни Понтия Пилата только небольшая роль. Сейчас он владелец имения, но сколько денег и душевных сил вложил Понтий в осуществление своего замысла! Поэтому им принято решение сделать это имение родовым имением Понтия.
Понтий на ночь ушел в дом Карела Марцеллы. У себя в доме старый принципал не переставал восхищаться Понтием. В нем было что-то мальчишеское, когда он брал в руки шлем с плюмажем, тяжелые золотые цепи, тяжелый меч.
– Как ты напоминаешь меня в молодые годы! – радовался принципал.
Понтию были приятны эти восторги. Они сидели за столом и в тишине смотрели друг на друга.
– А теперь рассказывай, не торопясь, – сказал Карел Марцелла. – Я буду тебя слушать.
– Неделю назад император Тиберий произвел меня в войсковые трибуны.
Карел Марцелла закрыл лицо руками.
– Ты скоро доконаешь меня, мой мальчик, такими новостями. Мое старое сердце не выдержит. Видят боги: я молил их о даровании тебе трибуна, но чтобы сегодня, так быстро… Вдвойне радостно. Продолжай.
– Ты представить себе не можешь, что учудил император. Держись, мой учитель, мой товарищ, мой друг. В резолюции рукой императора мне даровано право перехода в сословие всадников. Мало того, император сократил для меня вполовину величину имущественного ценза.
– Доканчивай все о радостных событиях, теперь я способен их выдержать.
– Император приказал выдать мне единовременно 100 аурий.
– М-м-м, – мычал старый принципал, – давай дальше.
– Легат Цецина Север предложил мне любую должность, соответствующую званию войскового трибуна в любом из своих легионов. Его отношение ко мне определялось результатом последнего сражения. Сражение легат провел по плану, предложенному мною, и выиграл его с блеском.
Старый принципал оправился от потрясений:
– Дело кончится Пятым Германским и должностью трибуна первой когорты тысячников. Уверен, легат держит эту должность открытой для тебя. Что же касается всего остального, я еще не полный дурак: у тебя нет достаточно денег для имущественного ценза. Да и откуда они у тебя могут быть? Где ты воевал? В нищей Германии, в обобранной Паннонии. В этих странах нельзя рассчитывать на воинскую добычу. Если она и была, то твоя в ней доля незначительна. В основном это были рабы, которых ты присылал и которые работают сейчас в имении. Так сколько же тебе еще не хватает?
– 150 тысяч сестерциев.
– Почти 38 фунтов золота. При дележе добычи в Иберии я получил 20 фунтов золота – больше в жизни не видел и в руках не держал. Главный для тебя вопрос: существует ли возможность получить необходимые деньги с учетом стоимости этого имения, субсидий друзей и родственников?
– Сто раз просчитал – больше половины ценза не набирается. Так что уплывает от меня сословие всадников, дорогой мой учитель. Росчерк пера императора дал мне надежды; я имею в виду женитьбу на дочери богатого римского всадника Марка Прокулы. Дочь – красавица, и сердце мое, если быть откровенным, находится в Риме.
– Как она к тебе относится? – заинтересовался Карел Марцелла. – Это очень важно, было бы за что бороться.
– Говорит, буду ждать. Сейчас ей 18. Куда же ждать?
– Пока нечего сказать, – думая о чем-то своем, произнес старый принципал. – Много неожиданностей для меня, я в растерянности. Завтра будем думать, а сейчас пора ложиться спать, голова идет кругом.
Засыпая, Понтий долго еще слышал скрип половиц на другой половине дома. О чем-то думал старый принципал, что-то высчитывал.
Проснулись по-армейски рано. Карелу Марцелле не терпелось показать Понтию его будущие владения. Понтия же хозяйство не интересовало, но из уважения к учителю он обошел все службы и угодья. Оставалось только удивляться. Здесь кипела жизнь, хозяйство содержалось в образцовом порядке: ухоженные виноградники, скотный двор с выпасом, новая маслобойня, сыроварня, давильня, подвалы с вином. Всюду трудились рабы. Многие из них были германцами; они представляли часть воинской добычи Понтия и были переправлены в империю вспомогательными отрядами. Он о них и думать забыл, а теперь увидел, как кропотливо они создавали богатство и силу Карелу Марцелле, а следовательно, и ему самому. Вышли к строительной площадке: хозяин заложил новый большой дом.
– Дом строится для твоей семьи, Понтий. Я верю, что она у тебя будет. Звание войскового трибуна позволяет тебе жениться уже сейчас, не дожидаясь шестнадцатилетней выслуги. Правда, твой срок становится практически пожизненным: ты стал чиновным человеком. Однако свое гнездо надо иметь обязательно. Считай меня здесь своим управляющим: документы на наследство оформляются.
А теперь самое время поговорить о делах, предшествующих твоей женитьбе. Я говорю о деньгах. Существует способ достать их, но вчера я о нем умолчал. Долго думал, стоит ли тебе говорить. На карту ставится жизнь. Сколько лет прошло с тех пор, когда я сказал себе: «Нет!» И никогда не изменял принятому решению. Но теперь – другое дело. Ради тебя я готов рискнуть своей шкурой.
Дело в том, что тогда, 25 лет назад, в Иберии мы вынесли не все золото. По мере того как мы теряли людей, груз для нас становился непомерным. Решили спрятать в горах часть добычи, а затем вернуться за ней. Все согласились. Да и как не согласиться, когда было понятно, что в таком истощенном состоянии мы весь груз вынести не сможем.
Зарыли третью часть, около 70 фунтов. Вчера я вспоминал наш путь; впечатление такое: дорогу помню, место клада найду. Мы тогда сразу разошлись: тяготы похода озлобили нас. Естественно, дележка куска хлеба в состоянии звериного голода и угрозы смерти не могла привести к чувству бескорыстного братства. Думаю, мои ребята не смогли добраться до клада, если бы и хотели; они были в плохом состоянии и вряд ли хорошо запомнили дорогу. Считаю: можно рискнуть, но надо быть готовым к любым нео