В первую линию вышли 13 человек и, прикрываясь щитами, полезли по круче; четверо лучников образовали вторую линию с тем, чтобы воспрепятствовать попыткам осажденных отбить атаку их товарищей. Когда щитоносная пехота преодолела половину подъема, Понтий Пилат из глубины площадки метнул одно за другим два копья и один пилум.
Два лучника были убиты, один получил тяжелую рану, а последний был парализован страхом: поддержка атакующих стрельбой из лука не состоялась. Карел Марцелла и грек быстро выдвинулись к краю площадки и стали беспрепятственно расстреливать кантабров из луков. Противник сразу начал отступление, унося своих раненых и убитых.
Вскоре Понтий заметил, как от группы кантабров отделились три воина и направились к тропинке, огибающей скалу, на которой находились римляне. Маленький отряд кантабров отрезал путь к отступлению или двинулся за подкреплением.
– Какие бы цели ни преследовал уходящий отряд, – подумал вслух Понтий Пилат, – хотелось бы с ними встретиться. Не исключено, что отсюда есть выход.
Аман Эфер увидел путь отхода с площадки. Не раздумывая, Понтий вскарабкался на гребень скалы, затем поднял на ремне полное вооружение воина. Вооружившись, Понтий Пилат поспешил к подножью холма с расчетом опередить отряд кантабров и встретить его на тропе.
Маневр ему удался, и вскоре он услышал шум шагов. Понтий оказался на тропе лицом к лицу с противником. Кантабры шли гуськом. Впереди шагал рослый, видимо, умелый воин. Копье римлянина пронзило его насквозь.
Средний воин что-то крикнул, и последний из трех, повинуясь крику, бросился назад. Просвистел пилум, и воин, готовый скрыться за выступом скалы, упал мертвым с пилумом в спине.
Лицо остановившегося кантабра выражало сожаление, но ничего более. Понтий не прочитал в нем страха, скорее, полное печальное равнодушие к своей судьбе. Воин был в годах, в кожаном панцире, все его снаряжение свидетельствовало о принадлежности к рядовому составу. Что-то знакомое было в этом воине.
– Ты великий воин, римлянин, – заговорил кантабр на латыни с искажениями, свойственными жителям Пиренеев, – но я не сдамся.
Он усмехнулся как-то одной стороной лица, и Понтий узнал воина. Сколько раз учитель рассказывал о нем, описывал его и его странную улыбку.
– Ты тоже был великим воином, Нардибас, и вдруг я встречаю тебя рядовым, плохо снаряженным.
Глаза и вся фигура кантабра напряглись:
– Я с тобой никогда не встречался.
– Я сын Карела Марцеллы. Он так много о тебе говорил, что я сразу тебя узнал. Говорил о тебе хорошо. Плохих людей он не помнит.
– Жив ли Карел Марцелла?
– Да! Он здесь. Находится на площадке, которую вы окружили со всех сторон.
– Бог Вагодоннегус испытывает меня. Всю жизнь он посылает мне испытания. Всю жизнь. Что же ты собираешься делать, сын Карела Марцеллы?
– Выслушай меня, Нардибас. Я отведу тебя к Карелу Марцелле. Только в целях собственной безопасности я возьму у тебя меч, который и верну, как только вы встретитесь.
– Хорошо, великий воин. Мне хочется встретиться с твоим отцом. Много с ним связано в моей жизни. Возьми меч.
Понтий вытащил из тел убитых копье и пилум, щит Нардибасса разбил несколькими ударами меча, попросил шлем и разрубил его, копья забрал с собой.
Подошли к спуску. Кантабр обратился к Понтию:
– Передай принципалу, пусть не кричит и не делает резких движений, когда я спущусь. Внизу не должны знать о нашей встрече.
Житель гор, Нардибас через несколько секунд стоял на площадке. Старый принципал обнял его. Радость Карела Марцеллы, искренность его чувств, видимо, потрясли кантабра.
– Я решил, принципал, вывести тебя и твоих друзей из наших гор и тем совершить два благих дела: спасти вас, спасти и тех из моих соплеменников, которые остались еще живы. Мне жаль всех, кто стоит лагерем внизу, пусть живут. Кого я хотел бы видеть мертвым, так это моего командира по прозвищу Кабан. Придется оставить в живых моего истязателя ради более значительных дел – вашего спасения.
– Покажи мне своего истязателя, Нардибас, и твой бог тебя услышит, – обратился Карел Марцелла к кантабру.
– Вон тот высокий, могучий телом человек, который стоит к нам сейчас спиной.
– Понтий, ты назвался моим сыном, так уважь волю своего отца. Бог Вагодоннегус должен услышать мольбу о мести моего друга.
Лагерь кантабров располагался на недосягаемом для стрел расстоянии, и сама мысль о метании копья показалась кантабру несуразной. Однако Понтий Пилат начал прикидывать расстояние, взвешивал копье на руке, рассчитывал пробежку по площадке. Правильно рассчитал Понтий: копье точно вошло в левую лопатку командира кантабров. В лагере началась паника.
Нардибас подошел к Понтию Пилату.
– Ты самый великий воин, ты самый большой воин. В Риме ты должен быть большим командиром.
– Порадуйся со мной, Нардибас, – раздался голос старого принципала, – перед тобой войсковой трибун.
– Этот мальчик войсковой трибун?!
Пораженный кантабр смотрел на Понтия и качал головой: он-то знал, что такое трибун в римской армии.
Отряд римлян незаметно покинул площадку и, ведомый кантабром по неизвестным тропам, двинулся к дороге императора Августа.
Вечером у костра, зная, что кантабры стерегут площадку и вряд ли без подкрепления решатся пуститься в погоню, участники похода расслабились. Не спеша тек долгий разговор.
– Неужели подвижная застава кантабров предназначена для перехвата римских охотников за золотом? – интересовался Карел Марцелла. – Подумать только, двадцать пять лет уверенности и терпения.
– Можно удивляться, можно восторгаться, – ответил кантабр, – но это действительно засада для римлян, созданная в тот год, когда я привел вас к монастырю. После случившегося стали подозревать, что именно я привел отряд римлян.
Подозревая, меня отстранили от преследования твоей группы, принципал, но в погоню бросилось много народу. Дорого обошлось племени это преследование. Наши воины не были подготовлены к твоей тактике борьбы – выкашивали вы их целыми рядами и выскользнули. Тела четверых твоих парней привозили в монастырь для показа и уверений в храбрости и мастерстве наших воинов.
Когда же отряд римлян ушел-таки с золотом, взялись за меня, но доказать ничего было нельзя. При допросе на круге старейшин я утверждал, что был на охоте. Боялся я одного. Кто-то из римлян мог попасть в плен раненым и под пыткой показать на меня.
Один из наших старейшин, проведя расчеты, уверил остальных, что все золото не могло быть унесено римлянами. Часть его зарыта в северных отрогах Пиренеев. Учредили две кочующие заставы на случай возвращения римлян. Меня включили в один из отрядов простым воином, показывая этим, что не снимают с меня ответственности. Отряды прочесывали область Пиренеев непрерывно зимой и летом. Люди уставали, начинали нервничать; недовольство искусно направлялось в мою сторону. Было нелегко.
Каждые пять лет состав людей менялся, я же решением старейшин непременно оставался в отряде.
Упорство и настойчивость старейшин были вознаграждены. Через девять лет появился первый отряд из восьми человек. Наш командир, не попытавшись даже выследить маршрут римлян, ринулся в бой. Началось взаимное избиение. Среди римлян я узнал двух твоих ребят. Один такой рыжеватый, костистый, меч держал в левой руке. Второй – пониже ростом, но мощный такой, руки длинные, сам из себя черный, смуглый. По описанию ты, принципал, должен их вспомнить.
– Уже вспомнил.
– Умели они сражаться. Сначала наши лезли вперед врукопашную, но к концу дня предпочитали держаться подальше. Осталось наших в строю только восемь человек, у них – пятеро. Рыжий был ранен. Он хотя и стоял в строю, но держался из последних сил. Теперь они прорывались назад, мы же их не пускали, зажгли сигнальный костер и ждали второй отряд.
Утром подошел второй отряд. Римляне поняли: терять, кроме жизни, нечего, встали в строй. Держались они долго, мы не успевали своих относить. Черный твой парень все время рыжего прикрывал, а когда упал последний воин из их группы, выхватил кинжал и всадил рыжему в левый бок, прямо в сердце, а себе перерезал горло. Стоим мы и озираемся кругом: осталось нас из пятидесяти человек только двадцать, и римляне все мертвые лежат. Одни вопросы: куда шли, кто из римлян знал место клада, почему не проследили? И ко мне!
Я говорю старейшинам: все вопросы к командиру, его назначали, ему доверяли, с него и спрашивайте.
Поставили новые заставы, меня опять не забыли. Жизнь снова потекла в прежнем русле… Ждали долго. Целых шесть лет. И снова римский отряд с той же целью двинулся по тому же маршруту. На этот раз шесть человек, и среди них – один твой, шрам у него через все лицо.
Команда была жидковата, но хитра. Обнаружив отряд, наш командир решил проследить его путь до места нахождения клада. Но что-то рано остановились они на ночевку. Утром установили: нет их, ушли. Каким образом они нас обнаружили, не знаю, но только в ночь подались назад.
Догнали мы их только через двое суток недалеко от большой римской дороги: они заняли возвышенное место, разложили костер опасности и тревоги, решили ждать помощи. Твой парень, принципал, молодец. Все время держался впереди, удары принимал на себя, работал сариссой. К сариссе наши воины непривычны, а потому и покосил он их много. Народ набрали в последнюю заставу лютый, злобный и глупый; их натравливали на меня. И когда твой парень из них трупы делал, я их не остерегал. Такое называется скрытой местью. Признаюсь, мне их и сейчас не жалко.
Твой и еще один парень были убиты, остальные спаслись. Смотрим, со стороны дороги конные поспешают. Их немного, но и нас только половина осталась, да каждый третий ранен. Подались мы за соседний холм к узкой тропе, где конным не пройти. Ночью вернулись, своих похоронили и опять ни с чем остались. Тайну не раскрыли.
Заставы оставили. Ждали еще десять лет, но старейшины проявили удивительное упрямство. И дождались. Наш Кабан просто задрожал от радости, а мы все растерялись, когда установили, что вас только трое. Как вам удалось проникнуть так далеко в горы? В предгорьях промышляет шайка – человек пятнадцать. Конные. Пытались мы на них надавить, но они быстро дали понять, что с ними лучше не связываться. Четверых мы похоронили и отошли в горы. Долго думали, как вам удалось их обмануть и пройти незаметно.