Кандидатами были выдвинуты двое: некто Матфей, оставивший едва заметный след, и Иосиф Варнава, прозванный Праведным и ставший ближайшим соратником самозваного апостола Павла.
Кормление, безделие и безответственность привлекли в общину более тысячи человек. Требовались большие деньги. Возглавлявшие общину апостолы, не имея навыков организационной работы, вели дело спустя рукава. Робкая натура Петра постоянно подвергалась испытаниям. Ему сообщали о прибытии повозок, груженных зерном, всевозможными припасами, которых он не видел, потом так и говорили о передаче в пользу общины больших сумм денег, которые так и не попадали к нему в руки. Он подписывал письма с просьбой о помощи, направляемые в неизвестные для него адреса. Круг забот, в который он был втянут, оказался для него неинтересен; когда же он задавал вопросы, ответы звучали неясно, неопределенно. Шло время, обстановка не нравилась ему все больше и больше.
С удивлением обнаружил Петр появление многочисленных молодых мужчин и женщин, прибывающих из прибрежных городов – кругом звучала греческая речь. Он слышал о больших суммах, пожертвованных эллинистами, как их стали называть в общине. С ними изменился и настрой, поведение людей в общине. Исчезла сдержанность в суждениях, осмотрительность в поведении. Витал дух общения, несвойственный жителям центральных районов Иудеи. Раскованность, свободное изъявление мыслей, афиширование сомнений – разве все перечислишь? Эти люди принадлежали скорее греческой культуре, хотя были приписаны к еврейским общинам городов.
Апостол Петр, чувствуя неуверенность, старался остаться наедине с собой, затянуть минуты богослужения. Со временем стал избегать трудностей, которые должен был разрешать.
Возраставшая община требовала постоянного внимания: соблюдение норм общежития, сохранение заповедей справедливости и равенства всех членов общины, решение разных житейских вопросов. Вновь прибывающие члены общины сдавали имущество в общее пользование. Однако сдаваемое имущество было неравнозначно, и услуги ожидались неравноценные. Многие беспокоились о жизненных гарантиях, стабильности существования. Однако так далеко мысли апостолов не заходили, их дальновидность не простиралась дальше нескольких дней жизни.
Как подметил апостол Петр, его соратники чувствовали себя так же неуверенно.
Любой непорядок, задевающий интересы хотя бы малой группы людей, приводил к выражению протеста. Вот воспоминания тех лет.
Произошел у эллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии. Тогда двенадцать апостолов, созвав множество учеников, сказали:
– Нехорошо нам, оставив слово Божие, печись о столах. Итак, братие, выберите из среды себя семь человек… их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении Слову.
Апостолы были вынуждены согласиться на предложенные кандидатуры, в том числе и Стефана, которого они дружно не любили за упрямый норов.
Освободив себя от всякого рода забот по жизнеобеспечению общины, апостолы вскоре обнаружили, что и реальная власть перешла в руки вновь избранных диаконов. Теперь они только разводили руками, удивляясь хозяйской распорядительности еще недавних гостей. Везде слышались голоса молодых диаконов и громче всех диакона Стефана. Он уже лучше всех знал, что говорил Иисус, как надо понимать его слова и кто действительно виноват в его смерти. Притихли апостолы, проходили в храм, не поднимая головы, подолгу там пребывали в молитвах и глубокой задумчивости. С неохотой присутствовали они теперь на вечерних трапезах. Если раньше с благоговением переламывали присутствующие хлеб и молчаливая молитва Господу считалась лучшей минутой дня, то сейчас возбужденный шум стоял в трапезной.
– За день не могли договориться, – думал с огорчением Петр, – и приберечь-то нужно несколько минут, чтобы тихо посидеть, увидеть себя со стороны, обратиться к Господу.
Однако Петр не решался что-либо менять. Уверенность и безапелляционность поведения молодых диаконов производили на него парализующее действие. Но не таков был Иаков, брат Господень. Его было трудно парализовать: свое мнение он всегда ставил выше мнения Иисуса и всегда считал себя правым до такой степени, что однажды его брат ушел из дома и не вернулся.
Подолгу исчезал Иаков в притворах храма, перебрасывался словами с какими-то служителями. И все тихо, незаметно и тем тише, чем громче звучал голос Стефана на проповеди, на вечерних трапезах. Проповедовал Стефан в синагоге либертинов, куда стекались жители Киринеи, Александрии, Киликии, Эфеса; слушали Стефана внимательно, заинтересованно: после проповеди часто вспыхивали споры. Основное содержание проповедей заключалось все в новых и новых доказательствах, что Иисус и есть долгожданный мессия. Слова произносились разные, а в минуты порыва и вдохновения и несдержанные.
Старшее поколение понимало, кончатся эти речи печальными событиями, но вразумить молодежь не могло. Община затаила дыхание в ожидании событий, и они разразились. Стражей синедриона Стефан был арестован и предстал перед судом с обвинением в предпочтении учения Иисуса заповедям Моисея. На суде Стефан изложил христианское учение, ссылаясь на заповеди Моисея. Дело шло к благополучной развязке. Однако молодой диакон настолько увлекся, что в запале бросил судьям обвинение в убийстве Иисуса:
– Жестоковыйные! Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили и предвозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы; вы, которые приняли закон при служении ангелов и не сохранили.
И, воздев глаза к небу, Стефан воскликнул:
– Я вижу Небеса отверстыя и Сына человеческого, стоящего одесную Бога.
Стефан был человеком искренним, считавшим себя вправе высказывать мысли и говорить открыто. Воспитанный в среде с эллинским духом общения, он и не представлял, сколь опасную для себя фразу произнес ненароком. Конечно, Иисус – великий пророк, но в сознании истинных иудеев только пророк Моисей мог занимать место рядом с самим Господом. И вдруг какой-то чужак подменил Моисея третьесортным, в их мнении, пророком Иисусом. Для толпы такая перестановка была недопустима, для нее – свершился факт кощунства.
Праведный гнев охватил толпу; Стефана схватили, разорвали на нем одежды, куда-то поволокли, но и тогда не представлял он, что можно убить за сказанное слово. Когда первый камень, брошенный сильной рукой разъяренного человека, ударил его в грудь, Стефан понял: могут.
Руководил побоищем молодой священнослужитель Савл. Свидетели отмечают добровольный характер его участия. Исследователи потом с удивительной прозорливостью отмечали: «… он думал с тайной радостью, что ему вменится в заслугу его участие в убийстве богохульника».
Убить богоотступника с тем, чтобы спасти его душу, считалось по тем временам поступком достойным; правда, не каждый на это решался. Трудно точно сказать, что чувствовал Савл, наблюдая картину гибели молодого, полного сил человека. Следует помнить и об оправдательных мотивах, звучавших в его душе.
Другое дело – руководители синедриона. В словах Стефана услышали они опасную ересь, которая, впитавшись в сознание, способна разрушить ранее четко нарисованную картину мира. Можно по-разному относиться к синедриону, но на нем лежала ответственность за единство духа еврейского народа. Они знали, что любой разлад начинается с произнесенного слова. Лучший способ борьбы с ересью – цементирование идей, фраз, слов.
Апостолы вели себя тихо и скромно, отличались большой набожностью, но и при таком показательном поведении находились поводы бичевать то одного, то другого из апостолов. Но далее срабатывало какое-то запрещение, и процесс преследования замирал. Авторитет же каждой жертвы из последователей Иисуса возрастал как невинно пострадавшего за святое дело. Апостолы смирились с периодическим битием как сопутствующим признаком принадлежности к иерусалимской общине назореев. Постоянное давление на общину держало последователей Иисуса в напряжении: как далеко могут зайти преследователи? Хотя официально синедрион должен был получать разрешение на казнь у римских властей, и позиция прокуратора была жесткой (своей позицией он препятствовал развитию религиозной нетерпимости), но при расследовании убийства Стефана синедрион уклонился от ответственности, ссылаясь на фанатизм и неуправляемость толпы. Свидетели казни утверждали, что побиение камнями проводилось в соответствии с существующими традициями: участвовавшие в казни иудеи складывали свои верхние одежды к ногам Савла, который и руководил, как отмечалось ранее, ужасным смертоубийством.
Убийство святого Стефана было началом целой волны преследований. Имя Савла повторялось снова и снова. Очевидцами будет отмечена его жестокость и неукротимость: «… входя в домы и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу». Характеризовали этого человека только с одной стороны: «… он дышал угрозами и убийствами». Описывается малопривлекательный образ человека, ставшего впоследствии фактическим создателем христианской религии. В период первых преследований апостолы не очень пострадали, действовал установленный кем-то принцип избирательности. Преследованию подверглась в основном та часть назореев общины, которая прибыла из греческих городов или городов с греческой культурой. Именно эти люди ставили на обсуждение вопросы, которых избегали апостолы.
Поредели ряды последователей Иисуса в Иерусалиме. Спустя некоторое время схваченных выпустили из тюрьмы, подвергнув предварительно бичеванию. Развернувшиеся гонения побудили людей, собрав жалкие пожитки, покинуть Иерусалим. Потянулись назореи в Самарию, Сирию, даже в Египет. Именно эти места стали очагами новой религии. Особенно преуспели молодые диаконы. Они создали ряд общин в Самарии, Киликии, почти во всех крупных городах Малой Азии.
Отсутствовали защита, заступничество. Апостолы вместо протестов и апелляций к общественности затаились и как будто чего-то выжидали. Возможно, они пережидали разгром оппозиции, которой для них была власть эллинистов.