[83]. Однако эти контакты, если и имели место, то скорее всего между северо-причерноморскими государствами и крупнейшими эллинскими полисами Понтийского царства. Об этом свидетельствуют перечеканки амисского мелкого серебра на Боспоре во второй половине II в. до н. э. штемпелями пантикапейских монет типа "Аполлон-лук в горите" и "восьмиконечная звезда-треножник"[84]. Наблюдения за импортом синопской продукции в Северное Причерноморье показывают, что во второй половине II в. происходит его резкий подъем. При этом количество керамических клейм Синопы VI хронологической группы Б. Н. Гракова, найденных в Северном Причерноморье, превосходит уровень наивысшего расцвета синопской торговли во второй половине III в. до н. э. (III гр. Б. Н. Гракова)[85]. На Азиатском Боспоре, например, число клейм IV-VI гр. более чем в три раза превышает клейма I-III гр.[86] Углубление херсонесско-синопских торговых отношений во II в. также прослеживается по амфорным клеймам, которые свидетельствуют, что они оставались стабильными и интенсивными. Концом II в. датируется херсонесский декрет в честь синопейца Менофила, сына Менофила, оказывавшего услуги гражданам Херсонеса, приезжавшим в Синопу по торговым делам (IosPE. I². 351)[87].
Межполисные отношения Северного и Южного Причерноморья стали налаживаться после того, как понтийскис цари перешли от конфронтации к дружественным связям с греками. Митридат V Эвергет, который во многом пытался следовать политике своего отца Фарнака I, также выступал за расширение торгово-экономических контактов, видя в этом средство укрепления благосостояния не только полисов, но и всего царства. Эпиграфические памятники, связанные с метеками и ксенами из Синопы, Амастрии и Амиса в Причерноморье, в абсолютном большинстве, правда, относятся либо к V-III вв., либо к концу II в.; тогда как надписи интересующего нас периода практически отсутствуют или единичны. Но это никак не означает, тю отношения греческих полисов Понтийского царства с другими городами Причерноморья при Митридате Эвергете были сведены к минимуму. Возможно, что выходцы из Амиса и Синопы, похороненные на Боспоре в конце II-начале I в. до н. э., прибыли туда еще до официального включения царства в состав державы Митридата VI Евпатора (ср. CIRB. 124; 530 (Амис); 129, 131? (Синопа)). Что касается переговоров о переходе Боспора под протекторат Митридата V, то это вряд ли было возможно, поскольку в противном случае исключало бы необходимость для Диофанта вести переговоры с Перисадом V о передаче власти над Боспором Митридату Евпатору (см. ниже). Скорее всего отношения Боспора и Понта при Эвергете не пошли дальше торговых и политических контактов.
Стремление царя к филэллинской политике, его покровительство греческим полисам царства и ориентация на восточно-средиземноморский мир способствовали активным связям Амиса и Синопы с Делосом и Афинами. Вопрос этот изучен в литературе подробно, поэтому мы ограничимся лишь указанием на то, что регулярные контакты Амиса и Синопы с восточносредиземноморским миром значительно усилились со второй половины II в. Так, в Аттике с III в. до н. э. по III в. н. э. засвидетельствовано 28 амисских торговцев, шесть амисенцев известно в Северном Причерноморье, три в Милете, по одному на Крите, Родосе, Астипалайс, Оропе, Тарсе. Во второй половине II в. до н. э. на Делосе возникли постоянные торговые представительства Амиса и Синопы. Уроженцы этих городов прибывали туда либо временно как торговцы, либо навклеры, либо постоянно там жили, осуществляя торговые операции в интересах полисов и понтийской знати, заинтересованной в торговле. При этом их потомки воспитывались в делосском гимнасии и жили на Делосе после смерти родителей, продолжая их дело[88].
Таким образом, при Митридате V Эвергете явно наметился подъем экономики крупнейших городов Понтийского царства, где возродились даже некоторые древние полисные институты. Согласно одной надписи из Абонутейха, в этой древней милетской колонии, вошедшей в состав Понта еще в III в., повысилось при Митридате Эвергете значение фратрий - некогда важных административно-политических институтов полисного строя, ставших в эпоху позднего эллинизма гентильными или религиозно-культовыми объединениями. В состав этих объединений входили представители царской администрации на местах, что свидетельствует о покровительстве греческим полисам со стороны царской власти[89]. Причину столь сильного грекофильства понтийской знати следует видеть в стремлении получить выгоды от торговой деятельности эллинских эмпоров в Средиземноморье и Причерноморье. С другой стороны, поощрение греческой культуры должно было неизбежно повлечь за собой поддержку царской власти со стороны зажиточных кругов греческих городов. А это, в свою очередь, вело к более прочным связям с римлянами, игравшими всё возрастающую роль в Восточном Средиземноморье. Вот почему тесные отношения Понта с Афинами и Делосом способствовали сближению Митридата V с Римом, установлению личных связей с влиятельными политическими деятелями Римской Республики.
Подобное развитие событий не могло не отразиться на внешнеполитическом курсе правящей династии, в частности, на вопросе о приобретении для Понта территорий, которые Митридатиды считали исконно наследственными. Митридат V пытался через дружбу и союз с Римом добиться прав на эти земли, в особенности, на Великую Фригию.
После того, как в 133 г. Аттал III, царь Пергама, в состав которого входила эта область, завещал свое царство Риму, его брат Аристоник поднял восстание. К нему примкнули широкие массы бедноты и рабов, что создало угрозу римской власти в этой части Азии. Поражения римлян и гибель консула Публия Лициния Красса заставили соседних эллинистических правителей, дружественных Риму, послать свои войска для подавления восстания. Среди них были царь Никомед II Вифинский, Ариарат V, царь Каппадокии, Пилемен II, царь Пафлагонии, и МитридатУ Эвергет (Strabo. XIV. 1.38; Justin. XXXVII. 1.2; Eutrop. IV. 20; Oros. V. 1.2)[90]. В ходе этих событий цари Понта и Каппадокии, как и в годы вифино-пергамской войны 156-154 гг., выступали совместно. Это говорит об отказе Митридата V от попыток насильственного свержения Ариаратидов в Каппадокии и переходу к союзу с ними, что, впрочем, не означает отказа от притязаний на власть в их царстве. Это доказали уже последующие события.
В 130 г. до н. э. восстание Аристоника было подавлено, но во время этой войны погиб Ариарат V. В 129 г. в Азию прибыл новый консул Маний Аквилий и тотчас занялся организацией новой римской провинции на Востоке. В том же году по решению римского сената за участие в подавлении восстания Аристоника Митридат получил Великую Фригию, а малолетние дети Ариарата V - Ликаонию и Киликию (Justin. XXXVII. 1.2.; XXXVIII. 5.3; App. Mithr. 12; 57). Любопытно, что римский сенат наградил только царей Понта и Каппадокии, тогда как цари Вифинии и Пафлагонии, также принимавшие участие в войне с Аристоником, никаких приобретений не получили. Исследователи объясняют это обстоятельство тем, что Митридат V, как утверждают некоторые римские историки, дал взятку консулу Манию Аквилию и получил за это Фригию (App. Mithr. 12; 13; 57; App. Bel. Civ. I. 22; Liv. LXX; Cic. Pro Flacco. 98; De Oratore. II. 124; 188; 194-196)[91]. Другая группа исследователей не склонна доверять свидетельству о взятке, поскольку решение о передаче Фригии исходило не от консула, а от сената, и сообщения об этом изложены в речах Суллы и Пелопида, посла Митридата VI, где могли быть искажены исторические факты[92]. Однако Б. Макгинг недавно убедительно доказал, что сообщения Аппиана о передаче Великой Фригии за взятку отцу Митридата Евпатора относятся к деятельности консула 129 г. и эти действия вполне могли иметь место[93]. К тому же предложенная выше гипотеза лишь частично объясняет факт отсутствия в senatus consultum 129 г. среди награжденных царей Никомеда II и Пилемена II.
Передача Понту в 129 г. Великой Фригии могла оказаться возможной только, если Митридат уже владел к тому времени Пифлагонией и Галатией, ибо в противном случае между Понтийским царством и Фригией не было бы общей границы[94]. Известно, что Митридат V получил в наследство от умершего пафлагонского царя Пилемена II Пафлагонию после того, как был усыновлен покойным царем (Justin. XXXVII. 4.3-5; XXXVIII. 5.4-7; 7.10). Поскольку Пилемен II участвовал в подавлении восстания Аристоника, а в 129 г. Великая Фригия была присоединена к Понту, то предположительно Пилемен II скончался где-то между 133 и 129 гг. и в указанный промежуток времени Митридат Эвергет вступил во владение Пафлагонией и Галатией. Римляне благосклонно смотрели на это приобретение царя, который в то время являлся их союзником и оказывал помощь в борьбе с Аристоником. Это и дало возможность впоследствии Митридату Евпатору говорить, что он удивляется, почему у него оспаривают наследственное право на Пафлагонию, которое не оспаривали у его отца (Justin. XXXVII. 4.3-5).
Предшествующая история Понта показывает, что на Великую Фригию претендовали и цари Вифинии, что вызывало у них как вспышки враждебности, так и приливы дружбы к Понту. Вполне вероятно, что Никомед II, оказывая помощь Риму против инсургентов в провинции Азии, втайне надеялся получить за это какую-то часть Фригии