[7]. В 103/102 гг. Никомед III вторгся в Каппадокию, и Лаодика, очевидно, знавшая о намерениях брата полностью завладеть страной и убрать с престола ее и сына как последнего из законных царей династии Ариаратидов, пошла на союз с вифинским правителем (Justin. XXXVIII. 1.1-2). Не исключено, что Лаодика вступила в сговор с Никомедом и это послужило причиной его вторжения в страну, поскольку Митридат, узнав об акции соседнего царя, послал сестре войско, а она, отказавшись от помощи брата, вышла за Никомеда замуж (Ibid. 3-5). Такую переориентацию регентши-матери в то время, когда она и ее сын пользовались полной поддержкой Понта, трудно объяснить, поэтому напрашивается вывод о заранее готовившейся измене и, видимо, дошедших до царицы сведениях о планах Митридата в Каппадокии[8]. Для их предотвращения и был выбран Никомед III, увидевший шанс установить собственную власть в стране.
Однако неожиданно Митридат изменил планы и в противовес Вифинии поддержал законного царя Каппадокии, своего племянника Ариарата VII, предоставив Риму повод думать, что не питает надежды прибрать к рукам соседнее царство и уважает династийные традиции каппадокийского ответвления рода Отанидов. Напротив, он дает понять, что это Никомед Вифинский незаконно вторгся и аннексировал страну, союзницу и Рима и Понта. Под таким предлогом у него появилась возможность оправдать ввод войск в Каппадокию и установить там свою гегемонию. Получалось, что такой мудрой тактикой Митридат Евпатор создавал видимость продолжения политики своего отца по поддержанию дружбы с Римом и под ее прикрытием поэтапно захватывал наследственные территории. Вот почему правы те исследователи, которые считают, что планы войны с Римом созрели у царя задолго до Митридатовых войн[9]. Он понимал, что вооруженной конфронтации с римлянами не избежать, так как бо́льшая часть наследственного домена Отанидов находилась в их руках. Однако, действуя, как и его отец, под маской их друга и союзника, он хотел усилиться еще больше и представить римлян перед греками Азии в качестве несправедливых захватчиков, а себя пострадавшим от их империализма и носителем правого дела объединения народов под властью законного царя, преемника истинных властителей региона - Отанидов и персидских Ахеменидов.
Вторгшись в Каппадокию, Митридат Евпатор изгнал оттуда вифинцев и Лаодику, которая вынуждена была бежать в Вифинию, а единоличным правителем страны сделал Ариарата VII. Однако он потребовал вернуть в Каппадокию Гордия, изгнанного за убийство Ариарата VI. Когда возмущенный племянник отказался, Митридат двинулся во главе войска в Каппадокию. Несмотря на то, что в его распоряжении были значительные силы- 80 тыс. пехоты, 10 тыс. конницы, 600 боевых колесниц, снабженных сернами, - царь Понта опасался за исход войны и решил действовать коварством. Он склонил Ариарата на переговоры и во время беседы самолично заколол молодого царя (Memn. XXX. 1). Это случилось в 101/100 г., после чего на престол был посажен сын Митридата, получивший местное династийное имя Ариарата IX, а регентом нового властителя стал давний друг и сторонник Митридата Гордий, фактически управлявший страной (Justin. XXXVIII. 1.5-10)[10]. Так Каппадокия полностью оказалась во власти Понта, а царская династия Ариаратидов, правившая свыше двухсот лет, была устранена с престола. Интронизацией сына и наречением его местным царским именем понтийский властитель хотел доказать, что он соблюдает местные традиции царской власти, а это было важно для сохранения лояльности к Риму и завоевания популярности у широких масс населения. Но фактически в глазах остальных царей Передней Азии Митридат VI, отстранив Ариаратидов, превращался в единственного преемника Отанидов и Ахеменидов в Анатолии. Тем самым у него появлялись дополнительные козыри утверждать, что только он имеет право на власть в прежних владениях Отанидов, в том числе и в тех, которые оставались в руках римлян. Так что упомянутую акцию в Каппадокии можно рассматривать как антиримскую.
В свое время Э. Бадиан отмечал, что в Каппадокийском царстве в это время шла ожесточенная политическая борьба между двумя группировками аристократии: пропонтийской, возглавляемой Гордием, ставленником Митридата Евпатора, и проримской, которую олицетворял будущий царь Ариобарзан I[11]. Мы ничего не знаем о происхождении Гордия, однако то, что он упорно добивался свержения Ариаратидов, имел прочные связи при понтийском и армянском дворах и способствовал объединению внешнеполитических интересов Великой Армении и Понта, позволяет раскрыть значение этой важной политической фигуры. Имя "Гордий" тождественно имени фригийского царя, который, согласно легендам, переселился в район Армении, где на границе с Вавилонией от его имени пошло название области Гордиеи или Гордиены и ее жителей гордиеев. И хотя Л. Робер считает имя каппадокийским[12], не исключено, особенно в свете теории И. М. Дьяконова о фригийских корнях армян[13], что Гордий был армянского происхождения. А в связи с тем, что в Армении правили потомки Гидарна, сподвижника Отана и Дария I в убийстве Гауматы (Strabo. XI.14.15), партия Гордия могла выступать за передачу Каппадокии либо потомкам Отана, либо наследникам Гидарна как лицам, наиболее близко стоявшим к Ахеменидам в лице Дария I Гистаспа, поделившего Восточную Анатолию между этими двумя из "Семи персов". С этой точки зрения понятны не только прочный союз Митридата VI и Тиграна II Армянского, но и попытка понтийского царя усилиями Гордия использовать Тиграна для восстановления митридатовского протектората над Каппадокией. Союз этот еще более упрочивался в связи с тем, что Дарий III, от которого вели отсчет своего правления первые Митридатиды, начинал карьеру с наместничества в Армении (см. выше).
Увидев, что события стали развиваться не совсем так, как они того хотели, римляне всерьез забеспокоились о судьбе Великой Фригии и провинции Азии. Ведь стало ясно, что Митридат VI открыто перешел к реализации давних планов своих предков по объединению под властью Митридатидов наследственных земель Отана и персов. И хотя прямой угрозы римским владениям еще не было, потенциальная опасность для них возросла. Для оказания давления на Митридата Евпатора к нему отправился Гай Марий, который встретился с царем и провел с ним переговоры в 99/98 г. (Plut. Mar. XXXI. 2-3)[14].
Из описания Плутархом миссии Мария видно, что римский полководец хотел спровоцировать понтийского царя на войну для достижения личных выгод, поэтому действовал на переговорах весьма жестко. По этому поводу в современной литературе существуют два подхода: согласно одному - Марий действительно искал повод к войне, чтобы повысить свой политический вес в Риме, так как Митридат VI уже давно замышлял войну с Республикой[15], согласно другому- Марий изучал возможность войны, но не стремился вызвать ее во что бы то ни стало[16]. Второе мнение представляется нам ближе к истине. В Риме видели, что война с Митридатом неизбежна, и это понимал сам понтийский царь. Однако он еще был не готов к ней, поскольку не завершил завоевания в Причерноморье: оставались непокоренными Северо-Восточное и Северо-Западное его побережья, а позиции во Фракии недостаточно прочными. К тому же он видел, и миссия Мария это наглядно показала, что Рим не хочет войны, а угрозы главы посольства скорее его личные амбиции, нежели официальная позиция сената, продолжавшего линию на переговоры. Если бы Митридат ответил вооруженным путем на угрозы Мария, это было бы расценено как нарушение дружбы с Римом, что выставило бы его перед населением Малой Азии откровенным захватчиком, а римлян - пострадавшей стороной. Поэтому царь решил пока не обострять отношений с Римом и дождаться откровенно враждебной акции с его стороны, чтобы этим привлечь к себе как можно большее число сочувствующих и сторонников. Вот почему, по сообщению Плутарха, он как бы испугался угроз Мария, а это, как следует из текста Юстина (XXXVIII. 2.1-2), привело к выводу его войск из Каппадокии и отзыву оттуда сына и Гордия. Эти действия, несомненно, связаны с посольством Мария, поскольку, согласно монетам, правление Ариарата IX Евсебия длилось не более пяти лет[17]. Если воцарение сына Евпатора имело место в 101/100 г., то его отзыв датируется 97/96 г., что последовало сразу за прибытием Гая Мария в Рим.
Была и другая причина подобного шага: согласно Трогу (Юстину) население Каппадокии, недовольное правлением ставленников Митридата VI, отложилось от него, призвав на царство Ариарата VIII, брата Ариарата VII, воспитывавшегося в римской провинции Азия. Это указывает на вероятные проримские симпатии нового царя и дает повод думать о маневрах Рима против Митридата VI с целью ослабить влияние последнего в Каппадокии, когда тот, поддавшись давлению Мария и Сената, вынужден был уйти оттуда. Это вызвало ответную реакцию царя, опять вторгшегося в страну и изгнавшего Ариарата VIII, который вскоре умер.
В связи с ослаблением власти Митридата Евпатора в Каппадокии снова активизировал действия Никомед III, не оставивший намерений присоединить ее к своим владениям. С этой целью он вознамерился посадить на каппадокийский престол собственного ставленника, выдав его за третьего сына Ариарата VI и Лаодики. Добиваясь поддержки в Риме, он направил туда посольство во главе с Лаодикой. В ответ Митридат отправил свое посольство во главе с Гордием, которое должно было доказать, что Ариарат IX являлся сыном Ариарата V, союзника римлян в войне против Аристоника (см. выше) и потому имел все нрава на Каппадокию. Столь явный обман со стороны Митридата становится понятен, если принять во внимание сообщение Валерия Максима (III. 7.8), будто legatio Asiatica Марка Эмилия Скавра замешано во взятках от Митридата. Поскольку посольство Скавра к понтийскому царю датируется 97-96 гг.