– Они – отморозки, а он – нет, – сказал Александр.
– Трубу! – потребовал я.
Он вытащил из кармана свой сотовый телефон и приготовился набрать номер.
– Нет, так не пойдет, – сказал я. – Освободите мне руку.
– Шеф, врачи…
– Александр, – сказал я, – кто тут ваш непосредственный начальник, а?
Он распутал ремни, стягивающие мою правую руку, и вложил в нее телефон. Кусочек пластика тут же выпал из онемевших пальцев, и Александру пришлось подбирать телефон с пола и повторять операцию.
В пальцах кололо от восстанавливающегося нормального кровообращения, я еле смог набрать известный мне одному номер. Трубку на том конце сняли после первого же гудка.
– Алло.
– Здравствуй, Тенгиз. Как дела, дорогой?
– Потихоньку, – сказал Тенгиз с неизжитым даже после двадцати лет жизни в Москве кавказским акцентом. – Как сам, Иван?
– Ты же знаешь, Тенгиз.
– Знаю, знаю, сочувствую. Что я могу для тебя сделать?
– А что ты можешь для меня сделать, Тенгиз?
– Иван, ты же знаешь, для тебя я могу сделать все.
– На меня наезжают, Тенгиз.
– А что твой Андрюша?
– Испугался мой Андрюша.
– Ай, как нехорошо. Я говорил тебе, Иван, Андрюша – шакал. Ты слишком его к себе приблизил.
– Ты всегда был мудрее меня, Тенгиз.
– Ты льстишь старому человеку.
– Я слышал, у подольских сильная бригада.
– Ты же знаешь, Иван, на любую силу всегда найдется другая сила, еще сильнее.
– Ты сделаешь это для меня?
– Считай, уже сделал, Иван.
– Я у тебя в долгу, Тенгиз.
– Какие долги могут быть между нами? – спросил Тенгиз. – Ладно, выздоравливай, ни о чем больше не беспокойся. Тебе нервничать нельзя.
– Спасибо, Тенгиз.
– Увидимся еще, да?
– Непременно, Тенгиз.
Он положил трубку, я нажал на отбой и вернул Александру телефон. Мой зам удивленно на меня смотрел.
– Что вы только что сделали, шеф?
– Задействовал нашу последнюю линию обороны, – сказал я. – Решил все проблемы. Теперь вы сделайте для меня одну вещь.
На лице Александра промелькнула тень испуга. Боится, что я его попрошу освободить меня и раздобыть какие-нибудь носильные вещи. Не хочет быть пособником бегства больного из психушки.
– Что?
– Я сделал достаточно для нашего бизнеса, – сказал я.
На самом деле, даже больше чем достаточно. Минугу назад я подписал смертный приговор своим врагам. Леня Подольский уже покойник, да и Андрюша тоже. Тенгиз не из тех людей, кто бросается словами, и долго объяснять ему тоже не надо.
– Теперь вы ответите на мои вопросы.
– Хорошо, – с видимым облегчением согласился Александр.
– Как давно это со мной произошло? – сказал я. – И что, собственно говоря, это такое?
– Доктор говорит, вас нельзя беспокоить…
– Александр, я уже беспокоюсь. Когда это случилось?
– В день первого наезда подольских, шеф, – сказал он тихо. – Вас нашли на парковке рядом с вашей машиной. Вы лежали на асфальте, и мы подумали, что случилось худшее…
Знаю я, что они подумали. Что шеф задрал ногу и пописал не на то дерево, и мгновенно получил ответку. Но на такую оперативность подольские не способны.
– Как давно?
– Три недели, шеф.
– Какой диагноз?
– Шеф, я не…
– Вы знаете диагноз, Александр, – сказал я. – Не верю, что не знаете. Говорите.
– Э-э-э…
– Я все еще жду.
– Шизофрения, – выпалил он. – Вялотекущая, отягощенная кататоническим кризом или еще чем-то там.
– Бред, – сказал я. – Шизофрения – не ветрянка, ею нельзя заразиться, и она не начинается просто так. Должны быть симптомы.
Он виновато развел руками, как будто и в самом деле посодействовал развитию моего заболевания.
– Так говорят врачи.
– Меня проверяли? – спросил я. – Может, мне вкололи какую-то психотропную гадость?
– Нет, шеф, – сказал он. – Проверили сразу же, как только доставили вас сюда. Все чисто.
– Значит, я сам тронулся, – сказал я.
Александр промолчал. Любой комментарий с его стороны был бы нетактичным.
– Дать вам сигарету, шеф? – спросил Александр.
– Я бросил, – сказал я и заметил удивление в его глазах. – Да, ваш босс свихнулся настолько, что бросил курить.
– Шеф, – сказал он, – я пойду, мне надо…
– Идите.
Даже здесь, даже привязанный к койке, даже буйный сумасшедший, я все равно был его начальником. И только что при помощи одного телефонного звонка продемонстрировал, что даже из психушки способен контролировать ситуацию и решать возникающие проблемы. Александр никогда не был амбициозным и не метил на мое место, роль зама его всегда устраивала, и все же после сегодняшнего он дважды подумает, прежде чем решится на какой-нибудь неосторожный шаг.
Он трижды стукнул в дверь, и его выпустили. Проем оставался открытым, но за ним я успел рассмотреть массивную фигуру санитара. Для того чтобы прикрутить меня к койке, таких, как он, потребовалось бы штук шесть. На какое-то время меня оставили в покое, но я знал, что ненадолго.
Значит, это все-таки правда, отрешенно подумал я. Нет никакого другого мира, нет угрожающего ему Темного Властелина, нет Моргана, сэра Реджи и славного Кимли, нет Ущелья Рока и тайного прохода в горах, нет эльфов и нет моей большой любви. Все это лишь плод моего больного разума. В последнее время я дважды пришел в себя – значит ли это, что я иду на поправку? Но ведь шизофрения неизлечима, особенно вялотекущая, и приступ может случиться в любой момент.
Все мои приключения с того момента, как на своей заправке я встретил чудесный фантом, были сном, и ничем более. Очень реалистичным, очень правдоподобным, но сном. Перечитал я сказок в далеком детстве, вот как оно теперь повернулось.
Правая рука моя была свободна, Александр так и не решился прикрутить ее обратно, и освобождение от остальных пут было делом пяти минут. Распутав ремни, я осторожно спустил ноги на пол. Слабости от долгого лежания почему-то не было.
Я осмотрел свое бедро и особенно тщательно – место, куда вошла сталь Пожирателя Душ. Шрама не было.
Бред.
Но я никак не мог в это поверить. Слишком реальными были воспоминания, даже более реальными, чем вся моя предыдущая жизнь.
Бред.
Но откуда я мог взять такие подробности о рукопашном бое, чтобы выдумать сэра Реджи? И вообще, то, что со мной происходило, не было похоже ни на одно из прочитанных мною произведений.
Морган – Гендальф Серый, сэр Реджи – Арагон, сын Арахорна, Кимли, сын Дэринга – Гимли, сын Глоина, и имена у них схожи, Галадриэль – Галадриэль, Бранд – Элронд? А братаны, халявщики и доишники – перенесенные в выдуманный мир персонажи из моей жизни?
Но я не слишком тяну на роль хоббита.
«Властелин Колец» в свое время был для меня настоящим откровением, но не настолько, чтобы я стал ездить на «хоббитские игрища» каждый год и отождествлять себя с литературным персонажем. И я регулярно проходил проверки у психиатров – в армии и после, когда получал медицинские справки для ГАИ и для разрешения на ношение оружия. Никто никогда не находил у меня признаков шизофрении.
Морган – Мерлин, сэр Реджи – король Артур, а я – Ланселот? Или я король Артур, а Ланселот – сэр Реджи? Галадриэль, тогда – Гвиневра, а Темный Властелин – как там звали главного злодея? Кажется, Мордред.
Тоже не сходится.
Где моя Серая Гавань, где поле под Кампланном?
Вся наша жизнь – бред, сказал мне кто-то, встреченный НИГДЕ и НИКОГДА.
Какой бред мне нравится больше? И волен ли я выбирать между ними?
Еще Марк Твен говорил, что сумасшедшие более счастливы в своей жизни, чем так называемые нормальные люди. Сумасшедшие живут в своем собственном мире, мире грез, они могут выписать вам чек на миллион долларов, снабдить рекомендательным письмом к турецкому султану, объявить ультиматум Соединенным Штатам, если те не перестанут маяться дурью и бомбить Багдад. И они искренне верят, что все это и есть настоящая жизнь. А я? В какую жизнь я верю?
Если в эту, то почему мои руки тоскуют по рукояти боевого меча, почему мое сердце тянет к прекрасной Галадриэли, почему мне не хватает рядом Моргана, Кимли и сэра Реджи?
Если в ту, то почему я отдаю приказы Александру и звоню Тенгизу с просьбой уладить мои проблемы?
Или я сплю в своей палате в больнице для умалишенных, и мне снится моя война с Темным Властелином, или я сплю в тайном проходе гномов, и мне снится моя прежняя жизнь, только преломленная через какую-то кривую призму. Какой вариант верен?
А если я живу и там, и там, ведь бывает же, наверное, и такое, то какую сторону мне следует выбрать навсегда и как это сделать?
Если я сплю сейчас, то как мне проснуться?
Дверь открылась, и в палату протиснулся доктор Кац, знакомый мне по прошлому… пробуждению? Кошмару?
Его удивление при виде меня, спокойно сидящего на кровати и смотрящего в стену перед собой, было недолгим.
– Санитары! – зычно крикнул он в коридор, и мою палату заполнили четыре фигуры в белых костюмах.
Шутите, ребята, подумал я, вас только четверо, и со мной вам не совладать. Может, вы и привыкли иметь дело с буйными больными, но такого, как я, видеть вам еще не приходилось.
Как бы там ни было, я не собирался валяться в постели, словно овощ.
Первого санитара я встретил пинком в живот. Судя по выражению его лица, мальчику стало больно. Он охнул и упал на пол, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег селедка.
Второго я одарил своим фирменным правым в челюсть, и та привычно хрустнула под моим кулаком. Этот охнуть не успел, а повалился, как столб, снесенный попавшим в занос и не успевшим притормозить КамАЗом.
Двое оставшихся были осторожнее. Они медленно заходили с флангов, прикрывая прижавшегося к стене доктора.
Я сделал шаг назад, упираясь спиной в спинку кровати, обманным движением заставил отступить правого, а сам метнулся влево и обрушил на санитара град ударов. Он, конечно, ни в чем не виноват, подумал я, но таков его профессиональный риск. Не все же сумасшедшим страдать от его силы, пора и самому попробовать, почем фунт изюму.