Но удара не последовало.
Когда пауза показалась ему неприличной, он открыл глаза.
Зомби стояли напротив него, но этим дело и ограничивалось. Они просто стояли, словно замершие статуи, если бы нашелся скульптор с настолько больным воображением, чтобы вытесать из камня нечто такое же отвратительное. Они не двигались.
А потом они медленно начали оседать на поле, словно что-то, что оживляло их и заставляло их мертвую плоть двигаться, покинуло их тела. Он не видел, но почему-то твердо знал, что так происходит по всей равнине. Что все зомби уже окончательно мертвы. А это могло означать только одно.
Сумасшедший волшебник и его команда добились своей цели.
Лорд Келвин оглянулся в поисках своих людей. Их было гораздо меньше, чем до штурма Ущелья Рока, гораздо меньше, чем до похода на Черную Цитадель, гораздо меньше, чем до начала битвы. Но они все-таки были.
А значит, пришла пора атаковать.
– Нет! – крикнул Владыка Танг.
Лезвие Валькирии взорвалось вспышкой ослепительного света, свет этот полностью накрыл Черный Огонь Тагры, и когда он исчез, то и черное пламя исчезло вместе с ним. Я просто стоял на мертвом куске гранита, в котором не было ничего особенного и ничего зловещего. Он словно был постаментом для живого памятника, и памятником этим был я.
Владыка Танг взревел и одним прыжком забросил свое тело на постамент рядом со мной. Я взмахнул рукой и обнаружил, что Валькирии в ней больше нет. Зачарованный меч исполнил свое последнее дело и отправился туда, куда уходят магические вещи, справившиеся со своей миссией.
Вернулся к выковавшим его мастерам, сгинул в жерле породившего его вулкана, развеялся на атомы или отправился на поиски следующего героя, нуждающегося в магической поддержке.
Я видел Кимли и Галадриэль, срывающихся с места в отчаянной попытке мне помочь и не успевающих. Я видел лицо демона, искаженное яростью, равной которой нет и не было в этом мире.
Я собрал остатки сил и ударил его кулаком в лицо. Такое впечатление, что ударил по скале.
Он схватил меня поперек туловища и бросил в стену зала, до которой было метров сорок. Еще в полете я видел, как искажается лицо моей любимой, как замирает на месте бессильный Кимли и как оседает на постаменте человеческая фигура, когда оживлявший ее демон покинул временное вместилище своего разума. А потом мой полет закончился и наступила темнота.
Там, где нет цвета. Там, где нет запаха. Там, где нет расстояния. Там, где нет времени. Там, где нет звука. НИГДЕ и НИКОГДА мы встретились снова.
– Я знаю, – сказал я.
Он кивнул.
– Что именно?
– Знаю, кто ты. Что ты собой представляешь. И я знаю, зачем мы здесь.
– Я раскрылся. Я назвал себя.
– Не до конца. Ты выдал только часть правды.
– А ты считаешь, что знаешь все?
– Да.
– Так просвети меня.
– В мире, из которого я пришел, есть много разных религий. Наиболее распространенная утверждает, что все праведники одинаково счастливы в раю, но все грешники мучаются по-своему. Рай один, а кругов ада много.
– Ну и что?
– Только сейчас я понял, насколько это правильно. Добро всегда остается добром, но зло может быть разным.
– Вот как?
– Келлен, Тонкар, Черные Лорды – это маленькое зло. Они выполняли приказы Темного Властелина, и каждый искал свою мелкую выгоду. Слава, сила, власть, могущество… Поклонение.
– Допустим.
– Темный Властелин – это большое зло. Он руководил меньшим злом, пытался уничтожить весь мир, лишал жизней, считая, что играет в игру. Он был безумен. Но он был последователен в своем безумии. Он искренне верил в то, что делает.
– В этом списке нет места для меня.
– Есть.
– Какое же?
– Ты – абсолютное зло. Зло равнодушное и в то же время любопытствующее. Темный Властелин думал, что играет, но он играл за одну сторону. Ты же играешь на самом деле, играешь всеми нами, используя нас как разменные фигуры, как пешки.
– Темный Властелин тоже так делал.
– Не так. Он был безумен. Он верил в то, что должен так делать. Ты же не веришь ни во что. Тебе просто любопытно.
– И это делает меня абсолютным злом?
– В моих глазах – да. Ты сталкиваешь две армии только для того, чтобы посмотреть, что из этого получится. Тебя не интересует ничего, кроме утоления твоего любопытства.
– Я решаю задачи.
– Которые сам придумываешь.
– Я наблюдаю спектакли.
– Которые сам ставишь.
– Я не приводил в мир Темного Властелина.
– Но и не закрыл ему дороги.
– И я сделал все, чтобы ты мог его убить.
– Верно. Потому что хотел посмотреть, справлюсь я или нет.
– Ну и что? Я поставил задачу сам себе. Я сам ее решил. Что в это плохого? Что делает меня злом?
– Погибли тысячи. Могли погибнуть миллионы.
– НИГДЕ и НИКОГДА все мертвы.
– Если бы меня поставили перед выбором, убить ли мне Темного Властелина, собирающегося уничтожить мир, или тебя, с этим миром играющего, я бы рискнул и выбрал тебя.
– Ты бы проиграл.
– Но я бы поступил правильно.
– НИГДЕ нет правильных путей.
– Возможно, это и так. Но люди этого мира поступили правильно однажды. Они уничтожили твой народ. Жаль, что они не довели дело до конца.
– Они не были моим народом. Они были игроками. И проиграли.
– НИГДЕ нет выигрыша.
– Ты быстро учишься.
– Ты даже не представляешь насколько.
– Я чувствую угрозу в твоих словах.
– Предчувствие тебя не обманывает.
– НИГДЕ и НИКОГДА ты не можешь победить.
– Я могу попробовать. Знаешь, что общего между нами?
– Кроме воспоминаний?
– Мы оба пришли в этот мир извне. Мы не родились в нем, не вписываемся в общую картину. Мы – две неучтенные переменные в хрупком уравнении мироздания. Поэтому именно мы можем что-то изменить. И мы равны.
– Я сделал тебя таким, какой ты есть.
– С этим утверждением можно поспорить. Но я готов отдать тебе должное, ты пытался.
– Ты был лучшим материалом из всех.
– Я не был материалом. Но я знаю, что ты пытался сделать. И знаю зачем.
– Расскажи мне.
– Ты – спортсмен, игрок. Но ты знаешь, что результат предрешен и что выигрывает в этой игре только смерть.
– Я – бессмертен.
– Ты не можешь умереть. Но ты можешь быть убит.
– Возможно.
– Если тебя убьет Морган, это будет означать, что ты проиграешь Моргану. Если тебя убьет Кимли, это значит, что ты проиграешь Кимли.
– Они не смогут.
– Гипотетически. Не смогут они – рано или поздно придет кто-нибудь другой, кто сможет. Ведь ты же последний, не так ли? Это означает, что других убили и теоретически кто-то может убить и тебя.
– Так. Теоретически.
– Но ты не любишь проигрывать, и ты решил обыграть даже смерть. Еще одна интересная задачка из тех, что ты так любишь ставить.
– Мне любопытно. Я использовал тебя как проходную пешку. Я превратил тебя в ферзя.
– Ты сделал меня, ты говоришь. Сделал меня таким, какой я есть. Создал. И, если тебя убью я, твое создание, получится, что ты проиграешь самому себе. А проигрыш самому себе, если смотреть на него под другим углом зрения, это победа над самим собой. И получается, что ты не проиграл. Единственный из всех, кому это удалось. Последний и уникальный.
– Если рассуждать таким образом, то ты проигрываешь при любом раскладе. Тогда почему же ты стремишься убить меня?
– Ты не поймешь.
– И все-таки?
– Потому что это не игра.
– И ты хочешь сражаться?
– Да.
– НИГДЕ и НИКОГДА ты не сможешь победить.
– Верно. Но я могу попробовать ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.
Как только прозвучали последние слова, нас разделило расстояние, которого ранее здесь не было. Появились цвета и формы. За спиной моего противника возникло войско крылатых демонов, уходящее за появившийся горизонт. Демоны расправляли крылья и взлетали за его спиной, набирали высоту, чтобы обрушиться на меня с небес.
Я сотворил войско киборгов, и они стреляли в демонов лазерными лучами. Демоны вспыхивали, словно свечи, и, крутясь в воздухе, падали на землю.
Он отступил в горы и построил там неприступную крепость, которую разрушили мои прыгающие танки, стреляющие миниатюрными ядерными боеголовками. Не знаю, откуда он пришел, но в моем мире искусство разрушения было куда могущественнее.
Мой отряд, пробирающийся по возникшей за горами пустыне, атаковали всадники верхом на драконах. Мы сбивали их «стингерами», когда они падали, добивали из пулеметов Томпсона.
Он создал на моем пути реку и вскипятил ее при помощи подземного огня. Я построил понтонную переправу, но, когда на нее взошло мое войско, она рухнула под напором Водяного Змея. Созданный мною кракен обхватил Змея своими щупальцами и утащил на дно. Закатное солнце окрасило небо в кровавый цвет, и багровые облака сложились в слова «Ты будешь повержен!». Я погрозил небу кулаком и пошел дальше.
Пустыня превратилась в болото, которое поглотило половину моей армии. В болоте жили твари, утаскивающие моих солдат на дно. Когда в них попадали пули, они взрывались, выделяя едкий отравляющий газ. Я наслал на них ретровирусную чуму, и запах разложения преследовал меня весь остаток пути.
Мы вторглись в созданную им страну на стальных боевых машинах. Нам противостояло все – земля стремилась поглотить нас, небо поливало жесткой радиацией, деревья обвивали нас своими ветвями и обрушивали на нас свои вытащенные из-под земли корни. Мы шли вперед.
Перед нами возникла стена огня.
– Уходи, – раздался его голос.
– Нет, – сказал я.
Упирающаяся в небо стена пламени двинулась на нас. Плавилась броня. Воздух жег легкие, дышать было невозможно.
Я попытался создать тучи, чтобы обрушить на пламя ливень, но небо смеялось надо мной. Я попытался создать на его пути непреодолимую горную гряду, но ее поглотила земля. Стена выгибалась дугой, охватывая нас в кольцо. Мой противник был стар и мудр, и он очень не хотел проигрывать.