Десять минут. Мне и минуты не нужно, я была готова развернуться и убежать обратно. От огромного пространства — по меркам обычного моего местопребывания, — заставленного круглыми столами и стульями, у меня сжалось сердце. И свет так ярко заливал все вокруг, точено выделяя фигуру Рэйфа Адлера, облаченную в темную одежду.
Успокойся, соберись. Какого-то дерьма стоило ожидать. И вот… ну, чем не дерьмо?
Подойдя ближе на негнущихся ногах, я с той же негнущейся спиной, будто позвоночник заменили металлическим штырем, присела напротив. Наверное, лицо выглядело как маска из белого блестящего фарфора. Я не собиралась заговаривать первой, сидела, как на иголках, и бесцеремонно рассматривала мужчину, который, напротив, ощущал себя хозяином ситуации. Тогда, в Панаме, он показался мне довольно красивым… ладно, типичным горячим парнем с обложки дорого журнала, и это притом, что он был одет в футболку и брюки. Сейчас…да что там «сейчас», даже тогда он на моем фоне выглядел моделью «Victoria’sSecret». Сейчас я похожа на побитое загнанное существо с голодным взглядом.
— Здравствуй, Джулия.
И чего он улыбается? Так приторно и миролюбиво. Как бизнесмен. Точно. Так улыбаются «важные персоны», храня за улыбкой злой умысел и личную выгоду. А мне подобные персоны привыкли сразу хмуриться и выражать негодование.
— Вижу, ты меня рада видеть.
— Что ты тут делаешь?
Прозвучало чересчур резко. И к лучшему. Но Рэйф лишь улыбнулся этой колкости, с каким-то неприятным снисхождением.
— Правильнее было бы спросить, как я нашел тебя?
Он опустил взгляд к документам — пара листов, которые я не заметила. Его пальцы методично барабанили по столу, словно дразня меня, подначивая узнать, что таят загадочные бумаги.
— В интересную ты историю попала, я бы даже не обратил внимания, но, боже… замахнуться на самого Гонсалеса, — он адресовал насмешливый взгляд, — о твоем подвиге шумиха ходила немалая.
— И?
Видя, что я не иду на контакт, он прекратил улыбаться и сделался серьезным. Во всяком случае, мне так показалось, я внимательно следила за его светлыми, словно Алмаз Хоупа, глазами.
— Согласно итальянскому уголовному кодексу, совершение кражи при отягощающих обстоятельствах влечет наказание в виде лишения свободы на срок от одного года до шести лет и штраф. Статья 625. Мне особенно понравился момент в твоем деле, что к отягощающим обстоятельствам отнесли «совершение деяния с ловкостью». Тебе дали четыре года — а это немало, особенно для молодой девушки, да еще и без гроша в кармане. А штраф тебе влепили немалый.
Дорого стоило смолчать и не послать Рэйфа куда подальше. Сжимая под столом кулаки до беления костяшек, я с нарастающим гневом видела, как мужчина получает удовольствие, наблюдая за моей попыткой держать себя в руках. Но злость моментально исчезла, будто кто-то щелкнул переключателем. Прокрутив полученную информацию в уме, я уже слегка напугано глянула на Рэйфа.
— Откуда у тебя детали моего дела?
Видя, что я поймана на крючок, теперь уже мужчина не спешил раскрывать карты. Наслаждался положением, и мне ничего не оставалось, кроме как злиться — на него, на себя. Ему и не требовалось говорить, одного взгляда на Рэйфа хватало, чтобы понять — деньги и власть откроют перед ним любые ворота. Хорошо, наверное, родиться в семье богачей, перенять у них компанию, которую не требуется выстраивать с нуля.
— Дело не в том, откуда, связи у меня есть. Меня заинтересовало, что там написано, а также то, как ты пыталась обобрать Гонсалеса. Удивляет то, что ты до сих пор жива.
— Что в этом удивительного?
— Считаешь, что Гонсалес — простой бизнесмен?
— Нет, не считаю.
— Ты… скажем так, замахнулась не на того волка. То, что ты жива, объясняется лишь тем, что он не знает, где ты. Что странно. Я же ведь тебя нашел.
У меня встали волосы дыбом на затылке.
— Да-а, он знает, где ты. Наблюдает, наверное, с помощью милых дам, которые в твоем блоке или же надзирательниц. О каждом твоем слове, шаге… встречах.
Я искренне надеялась, что кровь не отхлынула от лица, сделав меня мертвенно-бледной куклой. Но за страхом, как в густых кустах, зашевелилась злость, из-за которой я ударила кулаками по дну стола. Негромко. Но ощутимо.
— Ты меня подставляешь! — Сквозь зубы зашипела я. — Зачем?! Зачем ты вообще притащился?!
— Веди себя спокойнее, — с нажимом добавил Рэйф, подавшись вперед. — Ладно, давай тогда к делу. Признаться, я думал, что Дрейки притащили тебя из жалости или еще чего-то там на Панаму, не видел я в тебе никакой пользы, но, как выяснилось, зря. Кое-что ты умеешь.
— Я ничего не умею такого, — зло зашипела я вновь, но мужчина, вернув взгляд к документам, проигнорировал замечание:
— Ты проникла на территорию Гонсалеса, забралась в его дом, обойдя сигнализацию, которая установлена только на первом и втором этажах, из чего мы делаем вывод, что ты залезла либо через крышу, либо через третий этаж. Это уже интересно, надо обладать неплохой ловкостью, чтобы не только забраться так высоко, но и обойти всех людей Гонсалеса. Ты даже добралась до кабинета Гонсалеса, мои поздравления… думаю, все прошло бы гладко, ты ведь спланировала проникновение, верно? Может, имела и запасной план, но не предвидела одной… точнее, три немаловажные детали. Что собак своих держит Гонсалес не на улице.
Я будто вновь оказалась в тот напряженный миг, когда тишину разорвал оглушительный лай ротвейлеров. Камень ведь был в каких-то нескольких шагах за дверью, лежал под стеклом, как декорация, трофей, которым хвастает охотник.
Обида нахлынула новой волной, я даже не стеснялась зажмуриться от досады.
— Повторюсь, чего ты хочешь?
— Мне нужна помощь.
Это прозвучало не как просьба, не так, будто ко мне пришли искать милость, а словно делали одолжение.
— Попроси Нейтана, я, если не заметил, в четырехлетнем отпуске.
— О, мы шутим, — криво улыбнулся мужчина. — Нейтан Дрейк исчерпал себя, а после смерти брата он не горит желанием… помогать мне.
— В поисках сокровища Эвери, застряли где-то в развалинах собора Святого Дисмаса в Шотландии? — от остроты моего вопроса Рэйфа аж перекосило. — У тебя длинные руки, а у меня большие уши. Я слышала, как вы обсуждали с Нейтаном возможность исследования собора, и третье колесо в телеге вам не нужно. Что изменилось? Нейтан со смертью брата потерял всякое желание помогать тебе?
Меня трясло от злости, от отвращения. Смерть Сэма омрачила малейшее упоминание о сокровищах Эвери, и окунаться вновь в это дело мне хотелось также, как и в яму с бараньей кровью.
Видя, что разговор начинает не столь пугать, сколько раздражать меня, Рэйф умолк, напряженно выдохнув, и выпрямился.
— Мое предложение, — сказал он твердо, но тихо, чтобы никто их не услышал. — Я вытаскиваю тебя отсюда, а ты взамен завершаешь начатое дело.
Начатое дело? Я в недоумении изогнула бровь.
— Алмаз.
Теперь по лбу вверх поползла и вторая. От нехватки слов я смогла издать лишь сдавленный смешок. Мне даже не хотелось подмечать, что повторная попытка выкрасть алмаз равносильна самоубийству, вопрос совершенно в другом:
— На кой черт он тебе нужен?
— Это уже не твое дело.
Все это выглядит, как отвратительный спектакль одного актера, и быть марионеткой, пляшущей под дерганья за ниточки, мне не хотелось. Рэйф предлагал свободу, не знаю как, но этот змей найдет лазейку, чтобы вызволить меня из тюрьмы. Но наведываться повторно в дом Гонсалеса… меня едва не передергивает от страха, от образов скалящихся собак.
— Нет, спасибо, — жестко решаю я. — Мне еще жизнь дорога.
Мужчина как-то беззаботно пожимает плечами.
— Подумай над моим предложением. Я приду через три дня и рассчитываю услышать положительный ответ. — Поднявшись из-за стола, он бросил напоследок: — Надеюсь, мы все же встретимся. Держи ухо востро.
Держать ухо востро. «Он смотрит их глазами». Дерьмо!
Стоило ли говорить, что теперь просторная комната свиданий напоминала единственный безопасный островок посреди кишащего акулами моря? Рэйф ушел, бросив слова, словно семена, прорастать ядовитыми корнями у меня в голове. Теперь каждый, кто попадал в поле моего зрения, становился оборотнем — одно мгновение и, гляди, обнажит клыки.
Не знаю, от чего меня сильнее трясло — злости или страха. Ублюдок подставил меня, слухи наверняка поползут, хотя, черт возьми, зачем я паникую? Успокойся, Джулс, он просто хотел запугать тебя. Как заключенные узнают, что именно он приходил к тебе, да и с какой целью? Ну и какая разница — приходил и приходил. Да и кто приходил? Кто? Как они узнают?
Да, заключенные, может, и не узнают… а вот охрана всеведущая. От них ничего не скроешь, уж что касалось свиданий с посетителями — точно. Уж и не припомню, когда в последний раз нервозность брала верх столь рьяно. Наверное, в первые дни пребывания за решеткой, когда от каждого колючего взгляда ждешь беды.
Целый день коту под хвост, а ведь так хорошо начинался — с голубого чистого неба. От нервов еда даже не лезла — пришлось запихивать через силу, жевать разваренную пасту, подавляя рвотные позывы. Из упрямства. Силы понадобятся. Силы можно найти и в липком куске макарон со вкусом мяса. Даже на дне опустошенной души.
Под вечер паника отпустила, а на следующий день так вообще исчезла, как дурной сон. Я боялась, действительно боялась, что кто-то подкрадется и ударит ножом, побьет, прижмет к стенке. Кто-то посматривал на меня с жгучей улыбкой, надзирательницы, как показалось, не спускали взгляда. Словно я резвая собачка, которую впервые отпустили с поводка — главное, чтобы в лес не удрала.
Умеешь ты запугать, Рэйф. Умею и я себя запугать. Жизнь в приюте научила оглядываться по сторонам, следить за своими вещами и спиной — какой бы дружной ни была наша небольшая компания, рядом находились и другие дети. Которым не нравилось наше чувство превосходства, наша прозорливая игра в воров, перешедшая на новый уровень. И здесь также. Если подумать, мало что изменилось — я все также заперта в четырех стенах, принадлежа к низшей касте числа аристократов.