На языке так и вертелся десяток оправданий, требующий перетянуть одеяло в сторону Гонсалес и моей тупости. Поскольку главную правду я боялась до сих пор озвучить самой себе. Слезы вновь предательски наворачивались на глаза, поперек горла будто ком встал, все естество отказывалось признавать очевидную вещь. А она очевидна до абсурдности:
— Я боюсь. Я испугалась того… того, что это может значит, и того, что ты сказал мне тогда во время нашей встречи. И я боюсь своей жизни, потому что в итоге я все равно остаюсь одна. И я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться до последнего в искренности твоих слов. Мне страшно поверить в протянутую руку, потому что меня всегда оставляли за бортом.
Бедная жалкая Джулия, которая возносит себя на пьедестал почета и разыгрывает драму. Ты до сих пор не смирилась, что родители отказались от тебя. До сих пор кажется, что друзья из приюта воспринимают тебя как должное, и из-за детских травм и чрезмерной подозрительности ты боишься доверять людям. Только ходишь и ноешь, вместо того чтобы идти навстречу. Просрала даже дружбу с Нейтаном, господи!
Страхами, конечно, легче оправдывать свою слабость и нерешительность.
Я не просто жалкая, меня в цирк мало сдать и нарядить клоуном. И молчание, которое Рэйф оборвал тихим смехом, добило окончательно.
— Да уж, Бонавиль, теперь я точно не удивлен, почему ты постоянно вляпываешься в неприятности.
— Я знаю, что дура.
— Ты не просто дура, ты безнадежный случай, — покачал головой Рэйф. — Я приехал на другой конец мира, чтобы вытащить тебя из неприятностей. Мои руки по локоть в крови — в прямом смысле слова. Я даже позволил Сэму Дрейку уйти на своих двоих. И ты все еще думаешь, что я просто забавляюсь с тобой?
Безнадежный случай — лучше и не выразиться, однако. От собственной глупости мне захотелось провалиться под землю. Надо было что-то сказать или хоть как-то отреагировать, но я боялась пошевелиться, смотрела немигающим взглядом в сторону, подперев рукой голову. Сомнения, разумеется, еще могли прятаться по темным уголкам сознания, но явно не после слов о Сэме. Это просто шах и мат.
— Что будем делать дальше? — это единственный вопрос, который я была в состоянии задать.
Рэйф явно ожидал не этого.
— Во-первых, не мы, а я. Младший Гонсалес все еще тебя ищет, поэтому я посажу тебя на самолет и…
— Нет, я никуда не уеду. Я не оставлю тебя тут одного.
— Ох, боже, — устало вздохнул мужчина, — женщина, ты меня вообще случаешь? Это все из-за тебя началось.
— Да. А ты думаешь, Лоренцо придет в восторг, узнав, что ты сделал с его братом?
— Нет, поэтому я и хочу, чтобы ты…
— Так, — растерев виски, я повысила голос, понимая, что уговорами делу не поможешь. — Мы впутались в это дело вместе и выпутываться тоже будем вместе. Плевать хотела, что я как обезьяна с гранатой у тебя под ногами, я все еще могу быть полезной. Я не могу с тем же хладнокровием… — «пытаться», — стрелять по людям или еще что, но… ты меня понял. Я от тебя не отстану.
Рэйф несколько неоднозначно посмотрел на меня и риторически уточнил:
— Ты же в курсе, что я могу попросить ребят просто запихать тебя в багажник и частным самолетом отправить в Штаты?
М-да.
— Ты в курсе, что кричать я умею очень громко?
— О да, я в курсе, как громко ты умеешь кричать.
Если бы не самодовольная ухмылка, я бы и не уловила пошловатый намек, который не столько вогнал меня в краску, сколько привел в недоумение. Это вообще нормально такое обсуждать, когда в паре метрах за стеной почти что мертвое тело висит? Конечно, нет. Абсолютно точно — нет. С мужчиной, сидящим напротив, никогда не видать мне ничего нормального и спокойного.
— Подойди ко мне.
От ничем не примечательной просьбы по спине пробежали мурашки. Беспокойное чувство удалось побороть в силу привычки, я присмотрелась к Рэйфу, пытаясь догадаться, что у него на уме. Но, черт подери, когда он делал лицо абсолютно бесстрастным, понятно становилось только одно — пререкаться не стоило.
Подняться со стула — целая эпопея, господа присяжные, но судья ожидал и мнение подсудимого не спрашивали. Эти несколько шагов дались мне почему-то с неожиданной злостью, которая блестела в моих глазах, когда я остановилась рядом с мужчиной. Он подвинул меня ближе, положив мне руки на бедра, сжал их, пусть и не сильно. Я уже приготовилась к вспышке страсти или злости, как меня прижмут к стене или повалят на стол. Но Рэйф только склонил голову, уперевшись лбом мне под ребра.
Я застыла в растерянности, как если бы запуталась в колючей проволоке и неосторожное движение сыграло бы против меня.
— Не думал, что это возможно, но… я убью за тебя. Любого.
Считать ли это радостной весью? Могу лишь отметить, что его слова пугали, но не до такой степени, чтобы вздрогнуть или отстраниться. Они пробудили грустное смирение. Что дикий зверь никогда не обратится принцем. Что красавица отдала сердце чудовищу. Это не плохо и не хорошо.
Это — моя реальность.
Приобняв Рэйфа за плечи, я накрыла рукой его голову и запустила пальцы в волосы. От него пахло одеколоном, но куда сильнее собственным запахом и кисловатым металлом крови.
— Нашел чем удивить, — несколько отстраненно подметила я.
— Ты боишься меня?
Боялась ли?
— Нет, — честно призналась я, вероятно, не убедив в своей искренности Рэйфа. Он отстранился и недоверчиво посмотрел на меня. — Я боюсь смерти, боли… Но не тебя.
— Интересная у тебя точка зрения.
— Я вообще интересный человек, никогда не замечал?
Мужчина почти что улыбнулся, но мимолетную радость затмила туча нависших проблем. Как бы ни хотелось смотреть на ситуацию глазами оптимиста, не получалось игнорировать тот факт, что я разворошила осиное мафиозное гнездо. Договориться не получится, уже точно не получится, и как бы меня ни пугало насилие, оно лишь и оставалось единственным средством разрешения конфликта. Убей или будь убитым. Какими бы холодными ни казались отношения между братьями, семья для них — превыше всего. Наверняка Лоренцо соберет всех своих людей, чтобы найти и убить меня, при этом не откажет в удовольствии лично возглавить крестовый поход.
— Хм…
— Что?
Я задумалась.
— Люди, которых ты привел с собой — это наемники Надин?
— Технически — да, но у них теперь новый хозяин. А что?
— Значит, они военные.
— Бывшие.
— И умеют обращаться с любым оружием?
— Иначе бы я их не нанимал. Появилась идея, как выпутаться из этой передряги?
— Банальная, но может сработать.
Рэйф долгую секунду смотрел меня с любопытством и скептически уточнил:
— Почему ты уверена, что она сработает?
— Потому что мы покусились на святое — на семью. Лоренцо спустит на нас всех собак и сам побежит с ними. Он не знает тебя и не боится, а лишь уверен в собственной непобедимости. Фактически все, что остается сделать…
— …выставить наживку и захлопнуть капкан. Но я не собираюсь делать из тебя наживку, Джулия.
— И не нужно. Наживкой буду не я, а его брат.
Комментарий к — 21 — Цена жизни
Ну что, ребятушки, мы постепенно приближаемся к финалу. Следующая глава будет финальной, постараюсь выставить ее в выходные.
Оставляйте свои отзывы, мне очень важно знать ваше мнение о работе:З
— 22 — Первый луч солнца
Темно. Холодно. Температура едва не дотягивала до нуля, и ехать в предрассветный час по сельской местности казалось идеей не из лучших. Если знать, почему мы тряслись в машине, а не предоставили работу военным наемникам, настроение и вовсе скатывалось к минусовой отметке.
Рэйф сидел на другом краю пассажирского сидения. Мы молчали и смотрели каждый в свое окно, наблюдая, как синеет небо. Без единого облачка. Прогноз погоды благоволил, не передать словами насколько. Мы предпочитали не разговаривать не потому, что момент напряженный. А потому что я едва не запорола весь план на корню.
Только это не имело значения, уже — нет. Сейчас меня не только окружала зимняя прохлада, холод застыл и внутри, от него не сбежать. Удивительно, не правда ли? Удивительно, что за пару мгновений возможно увидеть святую истину, которую тщетно пытаешься понять на протяжении долгих лет. Стоило лишь воспроизвести некоторые события, вернуться в шкуру запуганного, загнанного в угол зверя. Обнажались не только страхи.
Остаться одной на задворках дружбы и семейных уз, никому не нужной, объектом для снисхождения. Персонажем, который заслуживает снисхождения. За этим пряталась куда более глубинная мысль, правда о том, что я оставалась позади всех не из-за социальных проблем. Я просто была слабой. Младшим из детей в компании, да еще и девушкой. Отгораживалась от протянутых рук помощи и серьезных отношений, потому что видела в этом слабость. Что рано или поздно кто-то возьмет надо мной верх, заберет у меня все нажитое добро или станет шантажировать.
Я завидовала всем, у кого сложилась семейная жизнь, поскольку они выглядели невероятно счастливыми. И уязвимыми. А вот этого мне не хотелось.
Я боялась оказаться слабее других, потому что однажды это мне едва не стоило жизни. Во всяком случае, когда пятнадцать лет назад на меня напали девицы в тюрьме, я разозлилась своей слабости. Это помогло забыть о моральной составляющей и дать отпор. Мне понравилось чувство превосходства над противником, ведь я одержала победу, но ее никто не видел. Никто, кроме Рэйфа. Он ведь и натравил на меня этих девок, и мне следовало злиться — и я злилась, да только не на него.
На себя. Ведь так приятно знать, что кому-то нужна твоя помощь, что тебя не оставляют в стороне. Злилась, что не могла сказать «нет». В моем репертуаре были иные фразы. «Да, конечно, я помогу вам в поисках сокровищ Эвери». «Да, у меня все в порядке, я не собираюсь сидеть опять вечером одна». «Да, я согласна на твои условия, только вытащи меня из передряги». «Да, я сделаю все, что ты говоришь, только не причиняй никому вреда».