Сейф открылся, а у меня, похоже, сердце упало в пятки от звука тихого скрипа, а также скудного богатства. В сравнении с алмазом, конечно. Несколько стопок банкнот для меня выглядели роскошным богатством, как и алмазы размером с ноготь в прозрачном пакетике. Документы еще. Но вряд ли это заинтересует Рэйфа. Единственной любопытной вещью оказалась флеш-карта, но тащить ее, не зная, что на ней… похоже, что-то ценное, раз хозяин держал ее в сейфе.
На меня нахлынула апатия, нездоровое безразличие к ситуации, в которой следовало улавливать малейшую деталь. Времени у меня осталось немало, минут двадцать точно. В рюкзачке за спиной лежал планшет — мол, если вдруг забуду план здания, глупая я женщина. Но хоть для чего-то пригодилась эта мудреная вещица.
В блеклом свете, вычерчивающим мое лицо из темноты, я открыла флешку, ожидая увидеть документы, быть может, записи встреч или тайных разговоров. Да, записи действительно были. Десятки, сотни. Столько, что сенсорный экран планшета зависал от объема информации. Еще папки с фотографиями, обозначенные ничем не говорящими названиями. Интереса ради я открыла одну из них. И едва не выронила планшет.
Взгляд обожгли, словно огонь, сотни фото интимного характера, причем не обычных плотских утех, а с декором и аксессуарами из
BDSM
коллекции. Неизменным оставалось разве что одно — фигура Гонсалеса. Меня, как не большого любителя пошлостей, откровенные снимки потрясли, но где-то в глубине души маленьким червячком начало извиваться любопытство. Я открыла первое попавшееся видео, поспешно убавив громкость до минимума.
Сначала было потрясение. А затем я нервно захихикала, отчаянно закрывая рот рукой, чтобы никто не услышал истеричных всхлипов. Ахахахах! Боги! Алмазы, драгоценности… к черту! Вот оно — настоящее сокровище! Да, алмаз мог стоить миллионы, однако репутация, особенно для столь уважаемого в обществе человека, как Гонсалес, бесценна.
Укради мы камень, Рэйф в лучшем случае по доброте душевной дал бы мне пару тысяч долларов, а потом продолжал бы держать на коротком поводке. Ведь у меня ничего не было — ни документов, ни денег. А с этим… о, с этим я не только сделаю себе новое имя, это билет в другую жизнь.
И делить единственное пассажирское место я ни с кем не собиралась.
Заблокировав планшет и спрятав флешку в подкладку лифчика — самое надежное место, — я также вычистила сейф от денег и алмазов — они мне понадобятся на первое время. Воодушевление горело во мне не просто кострищем, оно искрилось и хлопало, как фейерверк, едва не вырываясь из горла радостным хихиканьем. Но пока еще рано веселиться, предстояло выбраться отсюда…
…и, о боже, кто оказался достаточно самонадеянным, полагая, что запуганная девочка будет дожидаться своего спасителя в багажнике?.. А не угонит чертов Lamborghini!!!
Гараж все еще темный, как безлунная ночь, и металлические звери никогда уже не догонят спорткар, разрушивший рычанием умиротворенную атмосферу ночной Ломбардии.
Фары вспыхнули, разгоняя тьму лучами, такими же блестящими и острыми, как лезвие ножа, которым я продырявила колеса всех машин. Волнение в смеси с адреналином захлестнуло меня с новой силой от простой игры на педали газа. Из дома уже выбегала недоумевающая охрана, никто пока не стремился открывать огонь, поскольку никаких следов незваных гостей и не было. А ожидать, когда они опомнятся, я не собиралась.
Переключив передачу parkingна drive, я вжала педаль газа в пол. Автомобиль зарычал с такой мощью, что я закричала, не в силах удержать рвущееся возбуждение. Автомобиль серебристой стрелой полетел вперед, выкидывая гравий из-под колес. Проезжая мимо парадного крыльца, на который успели выбежать хозяин дома и его гость, я надолго запечатлела в памяти выражение их лиц.
— Viva la Italia, motherfuckers!!! — кричала я, высунув из окна руку и демонстрируя средний палец.
Думаю, сердце Рэйфа пропустило удар и в тот миг, когда его прекрасный автомобиль лишился, как минимум, свежей полироли, с грохотом тараня металлические ворота.
Не знаю, чем мне обернется этот поступок в будущем, но сейчас мне понятно одно — я свободна. Когда адреналиновое возбуждение сойдет на нет, и меня накроет паника из-за отравляющих последствий, придется думать головой, а не задницей, причем быстро. Но сейчас, мчась по пустынной дороге, спрятанной меж высоких деревьев, я едва не плакала от накативших эмоций.
Я свободна… Я, наконец-то, свободна.
— 4 — Имена
В ту теплую майскую ночь под покровом безумного сумбура я, конечно, подозревала, что сложности только начинаются. И я не имела в виду прятки с полицией, попытку избежать всевидящего ока Саниэля Гонсалеса и не менее любопытную операцию с шантажом. Эта история заслуживает отдельного внимания в веренице событий, которые на протяжении долгих лет выстраивали мою жизнь, словно замок по кирпичикам. Эта история — фундамент, причем довольно крепкий. Думала, будет сложнее.
Проблема, словно красный прыщ, вскочила там, где ее не ждали. Эта проблема мне была совсем не к лицу. Проблема, растянувшаяся более чем на десять лет, по имени Рэйф Адлер. От этой занозы оказалось избавиться куда сложнее, чем от гнева Гонсалеса хотя бы потому, что для итальянца я была «девчонкой, которую зарезали в тюрьме». Свой гнев мужчина обрушил на голову Рэйфа.
Мое «Viva la Italia, motherfuckers», брошенное зарулемLamborghini, дали Гонсалесу почву для размышлений и веское основание обвинить парня в сговоре с вором, который в итоге обманул всех. Откуда я это знаю? Откуда я знаю, что отцу Рэйфа пришлось потрудиться, чтобы дело не подверглось огласке? Когда я начала шантажировать итальянца, посылая ему по электронной почте письма с пикантным содержанием, он — в качестве искупления — велел Рэйфу разобраться в ситуации. Конечно, не вдаваясь в подробности. Оскорбленный парень, которому жопу рвал не только Гонсалес, но и отец, с удовольствием жаждал убить и меня.
Мне не хотелось вмешиваться в эти разборки, пусть псы перегрызут друг другу глотки, думала я. Но они не успокаивались. Даже когда я достала новые документы — на имя Герды Нойман, немки по происхождению… разумеется, я же «умею» говорить по-немецки, — от меня не отставали. Не отставал Рэйф. Не знаю, как ему это удавалось, но спустя два года этой бесконечной беготни ему удалось меня поймать.
Может, потому что я устала, может, он. Это действительно выматывало — только осядешь на одном месте, как уже издалека видишь рой разозленных ос. Даже в Штатах. Поэтому, вспомнив, или же, пытаясь оправдать промелькнувшую мысль, что Рэйф так или иначе вытащил меня из тюрьмы, я решила поставить жирную точку. Помочь нам двоим. Рассказала о причине, по которой Гонсалес не слезает с его шеи, отчего он так яро желает поймать меня.
— Это цена моей свободы, — сказала я тогда, протягивая ему флешку с копиями видео файлов. — Договорились?
Я протягивала в его руки оружие, которым теперь и он смог бы приструнить итальянца, а также потребовать что-то в довесок. Но несмотря на молчаливое согласие, взгляд Рэйфа меня не обманул. Он злился, не мог принять тот факт, что в итоге мне удалось обвести его вокруг пальца. Дважды. Сначала удрав с места преступления, а теперь и сейчас, предоставляя ключ от наручников, которые за минувшие годы стерли его спокойствие в кровь.
Так просто это не оставит. Не забудет.
Не знаю, забыл ли, оставил ли, но жизнь налаживалась, ее тонкий скелет постепенно обрастал мышцами и жирком. В конце концов, я не только стрясла с Гонсалеса круглую сумму, но и удачно вложилась в облигации. Потом потеряла часть денег на ставках, вновь приобрела, думала открыть антикварный магазин, но в итоге остановилась на выкупе ломбардной лавки. Первые пять лет я боялась высовываться, но вернулась в Европу и пустила корни.
Деньги работали на меня. Пусть и не быстро, но стабильно росли доходы от игры на бирже, основная деятельность кипела в ломбардных лавках и музейном фонде Франции, в который мне удалось пробиться благодаря связям.
Пятнадцать лет насыщенной жизни пролетели с невероятной скоростью. Никто во мне уже и не определил бы воровку, сидевшую в тюрьме без гроша в кармане. Никакой Джулс. Коллеги и знакомые обращались ко мне Жюли, на французский манер, равно как и было прописано в моем основном паспорте. А англоязычный акцент я оправдывала учебой в Штатах — никто не задавал вопросов.
Но все это время напоминанием, что Жюли Бон — всего лишь маска, с которой я выходила в свет, был Рэйф. В силу своей профессии, а также его непрекращающихся поисков сокровищ Эвери, мне приходилось иногда сталкиваться с ним. Мягко говоря, у него искры из глаз сыпались при виде моей насмешливой ухмылки, которой я встречала его каждый раз, а про себя думала — «да опять ты!». В принципе, и понятно. Кем я стала за столько лет, и чего достиг он? К нему перешла компания отца, что позволило ему активно продолжить гоняться за мифами и сказками, но не более.
Я бы тоже бесилась.
Но была все же и другая сторона медали прошлой жизни, наиболее приятная и теплая сердцу, а именно старые знакомые из приюта. С Нейтаном я виделась каждый раз, когда прилетала в Штаты, и каждый раз его истории будоражили воображение. Поиски Эльдорадо, Шамбала… Мне же совесть позволяла рассказывать лишь о скучных приемах, сделках частных коллекционеров и музейных фондах. О прошлом я ему не говорила, хотя немой вопрос так и вертелся ужом на его языке — как я смогла такое провернуть, откуда взяла деньги? Занималась ли воровством? Лазила ли в чужие дома?
Нет, больше домушничеством я не промышляла. Перешла в другую лигу, где не приходилось проявлять физическую ловкость, чего нельзя сказать о логистике и денежных переводах. Когда в таких, скажем, операциях всплывало хоть что-то отдаленно ссылающееся на Святого Дисмаса и Генри Эвери, у меня сердце падало, и я старалась красноречиво не закатывать глаза. Уже на следующий день раздавался звонок от интересующегося человека:
— Слышал, мимо тебя проходила одна вещица.